Что же касается мужчин, то с ними было еще проще. Им кружили голову ее известность, неприступность и, без сомнения, женское обаяние. Но последний пункт ложился в основу двух предыдущих – то есть привлекала она мужчин поначалу как женщина, но их самолюбие шло дальше. Оно шло по пути завоевания. Если бы она была просто хорошенькой женщиной, они бы чуток погарцевали и успокоились. Но в том-то и дело, что она была «не просто»… Ее статус вкупе с неприступностью, о которой ходили чуть ли не легенды, делали ее недосягаемой. И оттого желанной. Мужчина ведь по природе охотник.
Александра не любила «охотников». Может, потому, что не желала себя сводить к определению «добыча».
Как бы то ни было, она действительно на всех этих людей не сердилась, не обижалась. Она просто избавлялась от них.
Но в Степане было что-то иное. Трогательное. Он происходил явно из простой семьи, о чем свидетельствовала его речь, но она вдруг принимала неожиданный терминологический лоск, когда он заговаривал об истории. Значит, он сам до всего дошел, своей головой, и его желание заниматься историей было неподдельным: совершенно очевидно, что его в Историко-архивный институт не мама с папой отправили. Это был его личный выбор – значит, настоящий. А Александра ценила все настоящее.
Кроме того, она ощущала его как мальчика, а не как мужчину-охотника… Мальчика, которому, несмотря на то, что он ни слова не сказал ей о каких бы то ни было проблемах, не хватало любви. Не женской, нет, просто человеческой. Так бездомный пес прибивается к ногам и начинает следовать за вами по всем улицам… Отчего? Бог весть. Скорее всего, «простая семья» была непростой… Проблемной.
И сейчас, после Алешиных слов о прощении, она смягчилась. Степа – совсем ребенок, и ее защитное душевное «карате» с ним неуместно!
Вот почему однажды, завидев Пенса-Пылесоса и за ним, на расстоянии, фигуру Степана, она махнула ему рукой.
Он долго смотрел на нее издалека. Видимо, сомневался в том, правильно ли понял ее жест. И тогда Александра сделала еще один: на этот раз она не просто помахала ему приветственно, но поманила его.
Он приблизился. Осторожно, словно не веря. Подошел. Посмотрел на нее немного вопрошающе.
– Давайте будем считать это недоразумением, Степан, – произнесла Александра.
– Простите меня.
– Проехали, – усмехнулась она.
– Я не хотел… Я просто… Не знаю, что на меня нашло… Этого больше не повторится, клянусь!
– Проехали, – с нажимом повторила она.
Александра не любила, когда перед ней долго извиняются.
Неловкость царила еще минут пять, но вскоре их беседа потекла по уже освоенному ранее руслу. Они взахлеб обсуждали историю и современное состояние общества – тут Александре было что сказать! Степан слушал, иногда спорил, иногда переспрашивал – в общем, контакт восстановился. Притом что на этот раз границы были четко очерчены, и Степан не сделал ни малейшей попытки их перейти.
Александра это оценила. В конце концов, человека определяют не ошибки, а их осознание! Она их тоже сделала немало в своей жизни и точно знала, что ценность не в них, а в уроках, которые мыслящий человек способен из них извлечь.
Вечером она сказала Алеше, что Степан прощен.
– Я рад, – ответствовал Алеша.
И Александра вновь подивилась его неревнивости. Или великодушию?
– Он ведь даже младше Игоря, – добавил он.
Игорь, секретарь и помощник частного детектива Алексея Кисанова, имел двадцать три года от роду.
– А мое дело с Измайловой[1] помнишь? Когда Катя устроила сцену в ресторане, представляя меня как жениха, а позже предложила мне с ней переспать, – ты ведь не ревновала, верно? Ясно, что девчонке нужна была помощь, понимание, вот и все.
– А когда Майя?..[2] – неожиданно для самой себя хлестко спросила Александра.
– Саш… Мы с тобой всегда избегали этой темы… Нужно ли сейчас?
Она молчала.
– Хорошо, раз ты настаиваешь… Она манипуляторша. Она сумела создать у меня ощущение своей полной беззащитности.
– Поэтому ты с ней спал?! Да?!
Алексей не ответил.
– А если этот Степа – манипулятор? И он меня соблазнит? И я дойду до того, что отвечу ему?!
Он вскинул на нее глаза:
– Саша, как будет, так и будет.
– Не понимаю, ты не возражаешь, так, что ли?
– Если тебя этот мальчик волнует… Я не думал об этом, когда говорил тебе о прощении… не предполагал такой возможности, скажем так. Но если подобное случится, то мои возражения ничего не изменят.
Он умолк. Но Александра поняла, что он имел в виду.
– Он меня НЕ ВОЛНУЕТ, Алеша. Просто… Что-то в нем есть трогательное. Трудно объяснить.
– Саша, это тебе решать, и только тебе. Хочешь его немножко поддержать, дав ему ощущение, что он чего-то стоит в твоих прекрасных глазах, – дай. Но, пойми, я этого пацана в глаза не видел и судить не могу. Если тебе кажется, что он не стоит твоих душевных затрат, то гони его! Вот и все.
– Он стоит.
– Тогда веди себя с ним так, как считаешь нужным.
Она пожала в ответ плечами, сама точно не зная, что именно хотела этим сказать.
– Но все же, – добавил Алексей, – присмотрись к нему повнимательней. Надеюсь, что он не манипулятор…
Саша едва заметно улыбнулась. Все же она добилась своего: Алеша забеспокоился! В глубине души она не смогла простить ему Майю – зла не держала, нет, но какая-то заноза осталась. Она не жаждала мести, отнюдь нет, – но дать ему ощутить себя на ее месте, этого, пожалуй, ей подспудно хотелось. Просто чтобы он узнал, каково это: оказаться на ее месте. Просто чтобы он это прочувствовал на собственной шкуре!..
Пес в ренту
Лана дружить с Романом не прекратила. Но перестала кокетничать, взяв легкую, едва заметную дистанцию. После того вечера в ресторане в его поведении, взгляде возникла едва ощутимая нотка тепла, которой не было прежде, – он стал относиться к ней как к единственному в мире человеку, которому доверил свой секрет, свою боль…
Проблема же заключалась в том, что такого доверия Лане не было нужно. Причем совсем! От его исповеди, на которую она сама же опрометчиво его спровоцировала, у нее остался осадок. Роман был неплохим мальчишкой по складу, да, но в нем ощущалось что-то тяжелое. Слишком часто он говорил тогда, в ресторане, об утраченномсчастье. За этими словами чувствовался счет к кому-то… Собственно, ясно к кому: к отцу. Ощущалось яростное желание реванша… И даже больше: мести.
Лана была психологом и специалистом по сексуальным проблемам, да, но погружаться в чужую грязь она готова только на условиях высокой оплаты ее услуг. А безродный мальчишка – пусть и красавчик, милашка и отличный ремонтник – это не ее клиентура. У нее нет никаких причин, чтобы заниматься его проблемами, коль скоро он ничего не дает ей взамен – даже возможности пококетничать с ним и насладиться своими чарами.
Поэтому, когда он сказал ей, что хочет познакомиться с девушкой, но не знает, как к ней подступиться, она испытала что-то вроде облегчения. Девушка возникла очень кстати! Пусть теперь он ей рассказывает о своем горьком детстве!
Посему Лана охотно пустилась давать советы. И предложила ему ход: собачку! Гуляя с собачкой, он будет иметь сто поводов вступить в разговор с девушкой!
– Но у меня нет собаки…
– Зато у меня есть! Выбирай любую, мои псинки тебя любят, как родного!
Она мелодично засмеялась добрым смехом, хорошо отработанным на клиентах. Хоть Лана и была психологом, она так и не смогла понять, отчего они не чувствуют искусственности этого смеха и находят его теплым, искренним и даже завораживающим… Бедные люди, бедные! Их так легко обмануть! Они так глупы…
Лана была очень невысокого мнения о людях. Включая своих пациентов. Или даже особенно их.
Роман выбрал самого крупного, медно-рыжего ирландского сеттера, – ну что ж, это понятно. Это мужской выбор.
– А как вступить в разговор? – спросил он.
– Очень просто! Стоит только провести пса мимо этой девушки. Ирландский сеттер – натура впечатлительная, эмоциональная. Он реагирует на все и на всех. Он может напугать предмет твоих воздыханий неожиданным скачком, а может, наоборот, сам испугаться, и еще он способен внезапно воспылать к ней симпатией и попытаться ее «поцеловать», в смысле облизать… Сам знаешь, какой он.
– И что? – От Романа ускользал ход мысли Ланы.
– Как «что»? Повод для разговора будет!
– Понятно.
За своего любимца Лана не волновалась: парнишка и животные давно нашли общий язык, и за пса она могла быть спокойна. Как и за свою машину. И собаки, и машины были в надежных руках Романа. Чего Лана бы не сказала о людях. В руках Романа она бы не очень поручилась за их безопасность. Слишком много счетов к человечеству накопилось у этого юного красавца…
– Вась, – возбужденно говорил Колян в очередной вечер, усаживаясь с приятелем на кухоньке. Водочка уже стыла в холодильнике: квартирант купил ему бутылочку, побаловал хозяина тонким пониманием его души, а Васян принес на закусь копченую курицу. – Слышь, это не автозагар! Я видел, он в ванной все смыл!
– И как это ты видел? В ванную с ним, что ли, ходил? – недоверчиво спросил приятель.
– Да я проснулся, пить захотелось, сушит змий зеленый горло-то! Ну и слышу, жилец явился. Я в комнате подождал своей: чего делать будет, интересно? Ну, в ванную парень пошел. И я тихо так, моторчик не включал, руками колеса подкрутил. Дверь в ванную была приоткрыта маленько, он же знает, что я в такое время сплю, вот и не опасается. И я увидел! Лицо мыл-мыл, и оно снова белое стало! Понимаешь теперь?
– Ну, дела. Пудрился, выходит?
– Выходит! Точно голубой!
– Может, все-таки шпион?
– Зачем шпиону снимать комнату у меня? У него другие бабки должны быть, за шпионскую работу платят хорошо!
– Так для конспирации! Чтобы никто не подумал!
Николай Петрович озадачился. Аргументов против шпионской версии у него не нашлось, а возразить хотелось: Васька всегда ухитрялся обставить дело так, что выходил прав.
– А вот еще что, – продолжил Колян, так и не найдясь. – Вчера он меня спросил, нельзя ли ему собачку приютить на некоторое время!
– С улицы подобрал? – меланхолично поинтересовался Васян, отламывая куриное крылышко. – Ты бы, Колян, построже к этому отнесся: блох набежит, будьте-нате!
– А вот и не с улицы! Девушка у него есть! Уехала она куда-то и собачку ему доверила!
– Дык выходит, что он не голубой! Раз девушка!
– Выходит…
– И даже не шпион. Шпионы шуры-муры не разводят. У них профессия суровая.
Колян чуток погрустнел: поле его сыскной деятельности сужалось. Но сдаваться ему не хотелось.
– А как же все эти причиндалы в его чемодане? Что за маскарад такой, если он не голубой? И даже не шпион?
– Дык, эта, может, он для девушки старается?
– Васян, ты когда-нибудь видел мужика, чтобы для девушки загорал, пудрился, красился?
– Не видел.
– От то-то!
– Колян, узко на вещи смотришь! Я не видел, и ты не видел, но он же другое поколение! Смотри, чего по телику гонят: всякие там средства, чтоб волосы завивать или торчком ставить, и татуировки, и даже про пудру я недавно видел! Для мужиков пудру, слышь? Они все какие-то звезданутые, молодые. Не то что мы с тобой. Мы – мужики! А они так, шелупонь… Нынче бабы в сильный пол метят, понял? А мужики прихорашиваются и им понравиться стараются!
– Да то педики!
– Отстал ты от жизни, братан. Молодые, они сейчас все такие. И твой квартирант туда же. Девке хочет понравиться. Девки теперь парней выбирают, понял?
– А чего ж твоя-то дочка не выбирает? Сидит бобылкой на твоей шее с ребенком… Вот бы и выбирала, раз такие дела теперь закручиваются и бабы такие прыткие стали!
– Э-э-э, нет, моя – это мое воспитание, правильное! Да и не соплячка она, как эти. Скажи, на кой хрен ей мужик, который о геле для волос думает? Или о татуировке в причинном месте?! Ей солидный нужен, чтобы о семье думал! А эти все – шелупонь, одно слово! Так ты насчет собачки согласился?
– Согласился.
– И где собачка?
– А он как вчера с ней явился, так все время с ней мотается. И на работу ее с собой, потом домой, и снова с ней ушел.
– Не беспокоит тебя?
– Нет вроде. Дисциплинированное животное.
– «Кабысдох» какой?
– Не, породистый. Исландский сеттер вроде. Рыжий такой.
– Ирландский. Не исландский, а ирландский, понял? У нас во дворе одна дамочка с таким гуляет.
– Ты, Васян, вечно выпендриваешься, опустить меня норовишь!
– А я че, виноват, что ты неправильно называешь?
– Я по дворам не гуляю! У меня где ноги-то, чтоб гулять?!
– Ладно, ладно, не кипятись. Давай лучше еще дернем, Колян…
Особенности детского питания
Спустя несколько дней Алексей поинтересовался, как обстоят дела с юным Сашиным поклонником.
Они ужинали в ресторане, что случалось нечасто с тех пор, как родились близнецы. Отчего они особенно дорожили мгновениями, когда оказывались вдвоем, наедине: мужчина и женщина, объединенные своей любовью, – а не папа и мама, объединенные детьми.
– Нормально, – ответила Александра. – Об истории разговариваем, о жизни.
– Он тебе что-нибудь рассказывал о себе?
– Родители развелись, когда он маленьким был. Я лишних вопросов не задавала, Алеш. Чувствуется, что у мальчика какая-то травма, возможно, из-за развода.
– Он больше не пытается тебе признаваться в любви?
– Нет. Я уверена, что я для него на самом деле «женщина с младенцем», то есть образ матери… который его подсознательно влечет из-за этой детской травмы. И он просто не разобрался в себе, не понял, неверно объяснил свои чувства, принял одно за другое.
– А теперь понял, думаешь?
– Я, как ты догадываешься, не спрашивала… Но, судя по тому, как изменилось его поведение, – да. Ты почему спрашиваешь? Ревнуешь? – усмехнулась Александра.
– Не дождесси!
– Да я и не жду, собственно, – пожала плечами она.
– Ждешь-ждешь, мечтаешь прямо!
Александра рассердилась. Она понимала, что Алеша шутит, прикалывается, но отчего-то рассердилась… Впрочем, она знала отчего: это призрак Майи вернулся.
– Если ты не ревнуешь, то я не понимаю, отчего ты так подробно расспрашиваешь, – холодно сообщила она.
– Мне нужно уехать на несколько дней, Сашенька. Моя помощь нужна коллегам на Урале. Там сложное дело, маньяк объявился, милиция не справляется, ни одной зацепки не нашли… Среди населения паника, городские власти требуют немедленно его поймать, в общем, все как всегда. Я не могу отказать, тем более что после дела с Бенедиктом я прослыл отчего-то спецом по маньякам…[3] И я хочу быть уверен, что никаких новых приключений с твоим поклонником не случится.
Александра испытала легкое разочарование. Он и в самом деле не ревновал!
Ну и ладно, очень хорошо, замечательно просто.
Она заверила Алешу, что он может уезжать со спокойной душой.
…О чем она потом горько пожалела. Очень горько.
Но это было потом.
А пока они заканчивали свой ужин в ресторане, перейдя к обсуждению последней статьи Александры, и не предвидели беды.
После разговора с Алешей она все же решила, что будет нелишним разузнать побольше о Степане. Она и впрямь вполне отчетливо ощущала: Степана тянуло к ней, и была уверена, что юноша (ей нравилось это старомодное слово), заплутав в своих детских комплексах, увидел в ней женственный образ матери и по незрелости принял свое чувство за влечение к женщине.
Но из этого предположения следовало и другое: что не только развод родителей оставил отпечаток в детской душе, но еще что-то иное, связанное с матерью, – и именно с ней.
Вот почему она в следующую же с ним встречу – а они случались едва ли не каждый день, Степан подрабатывал где-то в ночную смену, и их часы выгула детей и собак совпадали – она задала осторожный вопрос.
– Мама умерла, – сдержанно ответил Степан. – А в последние годы она сильно пила. Не оправилась от развода. Отец нас бросил, вот она и пила.
Все встало на свои места. Живое воображение Александры мгновенно нарисовало картину пьющей матери, которая алкоголем пытается вытравить боль от предательства мужа… И жизнь ребенка при ней. Несладкую жизнь.
– Она тебя любила? – спросила Александра.
– Да, – хмуро ответил Степан. – Очень.
Александра не слишком ему поверила. Неблагополучные дети нередко создают мифы о своих родителях, она это знала. Очень любила мать Степу или не очень, а все меньше, чем мужа, коль скоро сын не стал для нее стимулом для того, чтобы завязать с алкоголем. Есть женщины, которые созданы для любви к мужчине, и есть женщины, которые созданы для любви к детям. Женщины-женщины и женщины-матери.