– Странные какие, – удивилась Маша, – не кокаются.
– Где мой паштет? – зашумел Дегтярев, входя в столовую. – Фу! Яйца! У меня от них изжога!
– И тебе приятного аппетита, – сказал Кеша. – Между прочим, моя печень приходит в ужас, глядя на твой жирный паштет!
– Печень не имеет глаз, – авторитетно заявила Маша. – Этот орган является непарным, он расположен в…
– Лучше без подробностей, – живо остановила я девочку и принялась изо всей силы бить по яйцу ложкой.
– Хочу паштета, – раскапризничался Александр Михайлович.
– Он здесь, – Амара ткнул пальцем в никелированную миску.
Я подавила улыбку. Парень старается изо всех сил, он учел мою просьбу говорить как можно меньше и обходится минимальным набором слов. А то, что Амара положил любимую еду полковника в миску, которой пользуется кошка Клеопатра, это пустяки. Клепа не обидится, она хорошо воспитана, а полковник не поймет, в чем паштет. Надо будет потом объяснить Амаре про разделение посуды на «человеческую» и «животную».
– Что-то вкус странный, – отметил Дегтярев, кусая бутерброд.
– Свинья, – гаркнул домработник.
Полковник уронил хлеб, намазанный толстым слоем паштета.
– Кто? – растерялся он.
– На банке свинья, – телеграфным стилем ответил Амара, – этикетка. Рисунок. Патэ. Все точно.
– Интересно, если я брошу яйцо на пол, оно треснет? – обозлилась Зайка.
– Можно попробовать, – оживилась Маня.
Я, тоже безуспешно боровшаяся с яйцом, не успела сказать «стой», как Манюня вскочила и швырнула «куриную икру» на плитку. Яйцо подпрыгнуло и укатилось. Жюли, решив, что ей купили новую игрушку, со счастливым визгом нырнула под сервант и выкатила абсолютно целое яйцо.
– Прикольно! – поразился Аркадий. – Интересненько, ну-ка…
Второе яйцо, упав на пол, тоже осталось целым. Радости Жюли не было предела, количество ее любимых мячиков резко увеличивалось.
– Дай сюда, – прокряхтел полковник и схватил стоявшую передо мною подставку, – вы хотели слопать ЭТО? Не поняли, что завтрак из пластика?
Маша и Кеша переглянулись, Зайка вперила взгляд в Амару.
– Ты решил пошутить? – зловещим тоном осведомилась она. – Здорово! Мы повеселились! А теперь неси настоящие яйца.
– Я думал, это куриные, – замямлил домработник. – Простите… я не хотел.
– Где ты их взял? – спросила Маша.
– В кладовке, на полке среди лампочек, хозяйка подсказала! – Парень решил спрятаться за меня.
– Это остатки муляжей для пасхальной росписи, – осенило меня. – Ну конечно! Я сама купила их ранней весной, потому что не хотела варить в луковой шелухе настоящие. Их потом никто не ест, продукты пропадают. Очень обрадовалась, когда увидела в супермаркете эрзац, а к нему коробочку с красками! Ирка разрисовала один десяток, а второй оставила про запас!
– Ловко, – ухмыльнулась Зайка. – Ты решила подшутить над Амарой, а он купился. Но сегодня не первое апреля! Я хочу есть!
– И в мыслях у меня не было над вами издеваться! – попыталась я оправдаться. – Он спросил, я ответила, Амара сам перепутал.
– Поеду на работу голодной, – с мученическим видом протянула Ольга.
Амара испугался, сложил молитвенно руки, потом заорал густым басом:
– Кролик! Простите! Милый кролик! Не ругайте меня! Дорогой кролик! Извините! Более это не повторится! Ласковый кролик!
С каждым новым восклицанием глаза Зайки делались все круглее, Кеша с Машей потихонечку сползли под стол, один только Дегтярев как ни в чем не бывало продолжал бодро выковыривать паштет из кошкиной миски: ничто так не отвлекает полковника от реальности, как вкусная еда.
– Кролик! – всхлипнул в последний раз Амара. – Только не выгоняйте меня!
В столовой повисла тишина, нарушаемая только чавканьем Александра Михайловича. Я лишний раз удивилась экстрасенсорным способностям собак. Только что Жюли бойко катала по полу муляжи яиц, а остальные псы преданно смотрели на полковника в надежде, что он уронит на пол кусочек паштета. Но при первом стоне Амары про кролика все четвероногие испарились, даже глухая и почти слепая пуделиха Черри резво прогалопировала прочь. Говорят, у большинства японцев дома есть аквариумы, жители Страны восходящего солнца наблюдают за поведением рыбок и, если те начинают вести себя непривычно, понимают – скоро будет землетрясение. А наши собачки чуют приближение скандала и заранее смазывают лапы салом, чтобы не очутиться в его эпицентре.
Зая покраснела, выпрямилась во весь свой не особо большой рост, набрала полную грудь воздуха…
– Солнышко, – ласково сказал Аркадий, – мы же воспитывались в советские времена, читали книги о плохих белых плантаторах, которые убивали бедных рабов-негров! И глубоко осуждали рабовладельцев.
Ольга с шумом выдохнула и вылетела в холл.
– Ну я пошел, – весело сказал Кеша. – Медаль «Укротитель тигров» первой степени прошу вручить мне вечером, во время торжественной линейки.
– Довези меня до метро, – воскликнула Маня и ринулась за братом.
– Паштет суховат, – заметил Дегтярев, – покажи банку!
Амара мухой сносился на кухню и поставил перед полковником пустую жестянку.
– Вот, – ткнул он пальцем в картинку, – свинья.
Я заморгала.
– Так и знал, – кивнул Дегтярев, – купили другой сорт. Я всегда ел из красной упаковки, а эта бело-синяя. Ну ничего!
– Вы сердитесь! – опять ужаснулся Амара.
– Нет.
– Совсем?
– Конечно!
– Простите.
– Ты не виноват.
– Извините.
– Я не злюсь, – повысил голос толстяк.
– Ой! Вы нервничаете, – прошептал Амара.
– Нет!!! – завопил Дегтярев.
– Простите.
– Хорошо!!! – рявкнул толстяк. – Замолчи!
– Смерть пришла, – обморочным голосом заявил Амара, – можно, я водички перед кончиной хлебну?
Я, не в силах сказать ни слова, кивнула.
Домработник поплелся к раковине, Дегтярев вытер лысину салфеткой.
– Где ты взяла это чудо болотное? – спросил он.
– В агентстве «Подруга», – честно ответила я.
– Объясни ему, что у меня тихий, интеллигентный нрав, и я не собираюсь расстреливать его из-за перепутанных упаковок, – заорал полковник. – Донеси сию информацию до его мозга, запихни туда, утрамбуй и… и…
Я быстро подала приятелю стакан воды, Александр Михайлович залпом выпил и сказал:
– Ты совершила ошибку. Нужно было сначала объяснить Амаре, ху из ху в нашем доме, а уж потом требовать от него безупречной службы.
Глава 8
Домработника я нашла у разделочного столика.
– Амара, – окликнула я его.
– Что, хозяйка? – подпрыгнул парень.
– Зови меня просто Даша, понял?
– Да, хозяйка!
– Амара!
– Что, хозяйка?
– Меня зовут Дарья! Но лучше Даша!
– Да, хозяйка, – покорно кивнул юноша.
У меня зачесались руки, но тут я вспомнила слова Кеши о белых плантаторах и, навесив на лицо широкую улыбку, сказала:
– Каждый человек совершает ошибки.
– Да, хозяйка.
– Когда я пришла преподавать на кафедру, на первом своем экзамене поставила «двойку» любимой внучке ректора. Оцениваешь, какой промах я допустила?
– Да, хозяйка.
– Прекрати звать меня «хозяйка»!
– Но вы же хозяйка! – чуть не заплакал Амара. – Меня предупредили, объяснили, велели быть очень почтительным, не мешать, не болтать, мыться каждый день…
Я потрясла головой.
– Что ж, тебе дали совсем неплохие советы. Человек, который регулярно принимает душ, держит язык за зубами и старательно выполняет просьбы нанимателя, имеет все шансы сделать карьеру. Начнет простым домработником, потом станет дворецким, понимаешь?
– Да, хозяйка, – закивал Амара, – все правильно говорите, хозяйка, йес, хозяйка!
– А теперь запомни! Ольгу дома зовут Зайка! Ни в коем случае не называй ее словом «Кролик».
– Да, хозяйка.
– Полковник Дегтярев обожает поесть, он не капризен, уничтожает любые продукты, но подавать ему к завтраку собачьи консервы не стоит! И не клади больше еду в кошачью миску! В принципе очень просто понять, какая посуда для людей, а какая для животных. Наша сделана из фарфора, а та, что для кисок и собак, – из блестящей стали. Никогда ее не бери, если собрался угощать членов нашей семьи!
– Вы сказали… банка со свиньей… – залепетал Амара. – Я вынул… просмотрел… там одни банки с нарисованными поросятами… штук сто…
Я постаралась не рассмеяться.
– На этикетке изображен мопс! Приглядись!
Амара покорно взял жестянку.
– Это свинья! Хвост крючком, нос пятачком!
– Мопс, – уперлась я, – у Хуча тоже закрученный хвостик, и то, что ты принял за пятачок, просто морда!
– Она черная!
– Верно, – закивала я, – окрас называется «маска», отличительный признак мопса.
– Я думал, это грязная свинская морда, – пояснил Амара. – Ну вылитый хряк! А черный, потому что извозился.
– Не все черное – грязное, – заявила я и прикусила язык. Сейчас Амара почувствует себя оскорбленным. Но он отреагировал на мое заявление иначе:
– Я видел мини-пигов, они вылитый Хуч!
– Правило номер три! Никогда не говори этого при Маше! Подведем итог: еда на кухне, там же вся посуда, металлическую не бери. Зайка не кролик! Хуч не свинья! Собачьи консервы в левом нижнем ящике, паштет полковника справа, Маша не пьет молоко, Кеша не любит рыбу, Ольга не притронется к хлебу. Утюг в гардеробной. Стиральная машина там же. На письменном столе у Кеши ничего переставлять нельзя! Понял?
– Да, хозяйка, – в полном ужасе прошептал Амара. – Йес, хозяйка, только не выгоняйте меня, хозяйка! Очень прошу! Запишу ваши указания! Выучу!
Наверное, я слишком загрузила юношу информацией.
– Амара, слушай. Можешь забыть все ранее сказанное. Главное: никогда не зови Зайку Кроликом! До сих пор не могу понять, каким образом ты сегодня остался жив.
– Ей не нравится именно «Кролик»? – неожиданно уточнил Амара.
– Тонко подмечено, – кивнула я. – Обратись ты к ней, допустим, «черепашка», Ольга бы просто посмеялась, но «кролик» – это нож в сердце!
– О’кей, хозяйка! – прижал руки к груди Амара. – Понял, хозяйка.
– Отлично, – улыбнулась я. – Ты молодец, прекрасно справляешься с работой. Сейчас убери со стола, помой посуду и займись спальнями. Я вернусь, очевидно, поздно. Ты сумеешь покормить собак? Надо открыть банку, положить содержимое в миски, размять вилкой и поставить на пол.
– Да, хозяйка, йес, хозяйка! – завел свой припев Амара.
Я, стараясь выглядеть приветливой, помахала ему рукой и пошла в холл. Конечно, Ирка бессовестная лентяйка, но она отлично знает, где что лежит, не угощает полковника лечебным кормом для ожиревших мопсов и помнит, как кого из нас зовут.
– Он дурак, – вдруг сказала Саша, выходя следом за мной, – полный идиот! Зачем брать на работу кретина? Хотите, я научу вашего негра уму-разуму?
Я открыла шкафчик, вытащила розовые балетки и ответила:
– Просто Амара неопытный, зато старательный. Опять надел свою идиотскую форму с золотыми пуговицами. Спасибо тебе за предложение, но лучше отдыхай, делай что хочешь! С хозяйством возиться не надо.
Саша обрадовалась.
– Супер! Аркадий обещал подвезти меня в город! Я правда могу делать что хочу?
– Конечно, – кивнула я.
Девушка вышла во двор, я быстро вернулась на кухню и сказала:
– Амара!
– Да, хозяйка.
– Я не настаиваю на непременном ношении формы!
– Не понял, хозяйка!
– Если тебе неудобно в камзоле, спокойно можешь надеть другую одежду! Главное, чтобы она была чистой!
Лицо Амары вытянулось.
– Это плохой сюртук?
– Очень хороший!
– Вам не понравился? Он лучший из всего моего гардероба… мне сказали… надо самое красивое… шикарное…
– Замечательная вещь, – согласилась я, – но узковатая. Жаркая. Оденься попроще, тяжело весь день рассекать в униформе. Ира носит джинсы и футболку. У тебя есть такие вещи?
– Да, хозяйка.
– Вот и замечательно, спокойно их носи.
– Да, хозяйка!
Неожиданно у меня началась мигрень. Я вернулась в прихожую, взяла ключи от машины и вышла во двор. Может, позвонить в агентство и попросить поменять парня на обычную девушку, украинку, допустим? Но в ту же секунду я выбросила эту мысль из головы. Представила, как буду выглядеть, заявив администратору:
– Мне не нравится Амара!
Сотрудник фирмы непременно спросит:
– Чем он вам не угодил?
А я отвечу:
– Хочу взять в прислуги женщину с белым цветом кожи.
И что обо мне подумают в «Подруге»? Что мадам Васильева отпетая расистка! Ладно, потерпим месячишко, и потом, Амара только приступил к исполнению обязанностей, первый день в чужом доме, конечно, он все путает…
– Тебя Аркадий довезет? – спросила я у Саши, сидевшей во дворе на скамейке.
– Ага, – кивнула она, – через четверть часика двинем, он доставит меня до метро.
– Разберешься в переходах?
– Конечно, – засмеялась Мироненко.
– У тебя есть деньги?
Саша замялась, я вытащила кошелек, отсчитала несколько купюр и спросила:
– Когда думаешь вернуться?
– Не волнуйтесь. Отлично доберусь назад, сяду на маршрутку от «Тушинской».
– Если заплутаешь, звони, – сказала я.
Саша помахала мне рукой. Я села в машину и посмотрела на девушку в зеркало. Не знаю, каковы ее голосовые данные, но внешность у нее для сцены подходящая. Правда, начинающая певица очень маленького роста, но стройная, с длинными густыми волосами, и походка у нее как у балерины.
Отчего-то у меня дрожали пальцы, аккуратно нажать на кнопку брелока, который открывает ворота поселка, я не смогла.
Из будки высунулся охранник.
– Дарь Иванна! – закричал он.
– Что? – спросила я.
– Вам письмо, курьер принес, – сказал парень. – Лежит у нас с утра. Обычно Ирина за почтой приходит, но сегодня не явилась! Она не заболела?
– В отпуск уехала, – пояснила я, забирая конверт.
При виде послания руки затряслись еще сильней. «Дарье Васильевой, Ложкино» – было выведено на конверте.
Отъехав километр от поселка, я припарковалась у обочины, вскрыла конверт и вытащила листок с текстом. Похоже, это был отрывок из рукописи Благородного.
«Прежде чем окончательно привести себя в порядок, Светлана побежала в пиццерию. Владимир обожает лепешки, сдобренные сыром, жалкий фастфуд бедняков, дешевое лакомство плебеев. Но ведь он скоро придет, а Светлана хотела рассказать Владимиру Мерзкому о своих чувствах. Слова не шли из горла, лучше всего было, протянув ему пиццу, сказать:
– Дорогой, ты много сделал ради нашего счастья. Но теперь, когда Барбара убита, можешь вздохнуть спокойно. Месть свершилась, ты опишешь ее в своей книге. Барбаре следовало умереть, ее аура, смешавшись с чистыми помыслами, посветлела. И это не убийство, нет, это спасение грязной души избалованной девчонки, дочери жадного волка продюсера. Ты совершил благое дело, это так же верно, как то, что меня зовут Светлана Лукашина.
Пицца, простая пицца, купленная за углом дома, значила для Мерзкого много, и она стала бы поминальной трапезой по Барбаре.
Светлана вошла в зал, кассирша вдруг спросила…»
Текст оборвался, у меня закружилась голова. Владимир убил Барбару. На странице указана фамилия мужчины, но это либо прозвище, либо фантазия графомана, маловероятно, что в Москве найдется хоть один человек с фамилией Мерзкий. Еще здесь идет речь о Светлане Лукашиной, пицце и какой-то кассирше…
Я схватилась за руль и нажала на педаль газа.
В продюсерском центре кипела работа, по коридорам носились шумные люди, у каждого в руке по три телефона. Никакого рецепшен тут не было, поэтому я толкнула первую дверь и чуть не задохнулась. В маленьком помещении клубился дым, на крохотном диванчике сидела тощая девица, размалеванная, как ярмарочная матрешка, в зубах у нее была зажата сигара, источавшая жуткий смрад. На подоконнике, болтая ногами, устроился парень в грязных джинсах.
– Выпускай дым красиво! – раздраженно сказал он. – Изобрази на морде удовольствие. Ты наслаждаешься!
– Больше не хочу, – канючила девушка.
– Надо, киса, надо!
– Меня тошнит!
– Учись! Сигара необходима для имиджа, она твоя фишка. Вам кого?
Я, едва сдерживая кашель, спросила:
– Подскажите, где найти Свету Лукашину?
Парень уставился на курильщицу.
– Ты Лукашина?
– Нет, – застонала несчастная и схватилась за горло, – моя фамилия Колпакова.
– Забудь ее, – посоветовал ей парень, – навсегда! Представляйся «Алмаза». Ну, раз, два, три, сигарка, дыми!
– Жесть, – скривилась Алмаза, – я сейчас умру.