– Ты бы хоть разделся! – едва сдерживая себя от крика, произнесла Вера.
Она презрительно осмотрела засаленную одежду Андрея, всю в пятнах, измятую и дурно пахнущую смесью табака с перегаром.
– Щас, – зло ответил Щербаков.
– Коне-е-е-чно! – Вера постепенно переходила на крик. – Жена постирает, ей делать нечего! Мало того, что вот это дерьмо три дня замачивать надо, – Ще0рбакова дернула штанину грязных Андреевых брюк, – так я еще и покрывало должна буду в хлорке держать?! Неизвестно же, где ты валялся и с кем!
Щербаков вскочил, быстро, по-солдатски, избавился от одежды и лег на диван носом к стенке. Это Веру насторожило еще больше. Обычно муж отвечал криком на крик и после долгих препирательств, в конце концов, просил извинения. Сегодня он, по всей видимости, делать этого не собирался.
– Вот дрянь! – взорвалась Вера. – Ты что, объясняться не собираешься? – она потянула конец одеяла, которым прикрылся Андрей.
– Оставь меня в покое! – бешено заорал Щербаков.
В его лице и голосе было столько агрессии, что женщина решила отступить. Она молча удалилась в спальню и, уткнувшись в подушку, зашлась рыданиями. Вся жизнь в этот момент казалась ей прожитой напрасно, неудавшейся, никчемной и несчастной. Она проклинала тот день, когда познакомилась с Андреем, и саму себя за то, что не сумела ему отказать, согласилась выйти замуж.
– Заткни-и-ись! – послышалось из зала.
Вера сразу вскочила, притянула к себе одеяло и притихла. Она была в шоковом состоянии, потому что так Андрей с ней еще никогда не разговаривал. Наоборот, слезы Веры были самым сильным оружием. Андрей не мог видеть, когда жена плакала, готов был ползать на коленях, лишь бы она успокоилась. А здесь такое!
«Что-то случилось!» – мелькнуло в сознании Веры, и она решила вопреки всему прояснить ситуацию. Однако, будучи женщиной мудрой, Щербакова понимала – сейчас лучше этого не делать. Надо, стиснув зубы, немного подождать, а потом уже действовать.
До позднего вечера женщина проходила в состоянии беспомощного неведения и с трудом подавляемого гнева. Вера кричала на Кирюху, как только он пытался что-то спросить, и даже один раз влепила ему незаслуженную оплеуху. Мальчишка лег спать со слезами, и Вере даже не хотелось просить у него прощения за обиду, хотя она обычно в таких случаях это делала.
Уже стемнело, а Щербакова все еще не ложилась. Она знала то, что и Андрей не спит. Было слышно, как он вертится с боку на бок, глубоко и тяжко вздыхает. Однако Вера понимала, что бессонница мужа вызвана отнюдь не муками совести.
Желтым конусом падал на стол свет из-под старенького маленького плафона бра. Вера сидела одна на кухне и невольно прислушивалась к незатейливой трели сверчков, каждое лето поселяющихся в лебеде под окном.
Скрипнула дверца холодильника. Вера повернула голову и увидела Андрея, склонившегося над кастрюлями и раздумывающего, что бы перекусить.
Взяв два яйца и пачку маргарина, он направился к плите, чтобы приготовить себе мини-ужин.
– Ешь щи! – остановила его Вера.
– Мне не до этого! – буркнул Щербаков.
– Что случилось?
– Ничего.
– Не ври. Я тебя вижу насквозь, и, если не заметил, научилась это делать довольно давно.
Андрей молчал, и это можно было расценивать, как знак согласия.
– Так что произошло? – настойчиво повторила свой вопрос Вера.
Она предполагала, что настроение мужа как-то связано с неприятностями на работе, но то, о чем он ей поведал, превзошло все ожидания.
– Потерял пистолет, – Щербаков поджал губы и выжидающе посмотрел на жену.
Вера сначала не находила в себе сил сказать что-то, потому что мысли с молниеносной скоростью проносились в ее сознании.
– К-как? – прошептала она.
– Не знаю, – сухо ответил Андрей.
– Дрянь! Ты хоть понимаешь, что это для нас значит? – уронив голову на стол завопила Вера.
– Лучше, чем ты думаешь, – как-то язвительно ответил Щербаков.
– Это все ты! Ты во всем виноват! Сколько раз я тебе говорила, что пьянка до добра не доведет! Ты о детях подумал? Что они жрать-то будут, когда папа останется без работы или – того хуже – в места не столь отдаленные отправится?!
– Ну убей меня, убей! – Андрей ударил себя кулаком в грудь. – Ты хоть понимаешь, что я сам себя сейчас ненавижу?! И что из этого? Удавиться? Тебе легче станет? Не думаю! Не выть надо, а действовать!
Щербаков, быть может, впервые в жизни выказывал потребность в активной деятельности. Вера поняла, что он прав. Ей действительно хотелось сейчас его прибить, причем собственноручно, но от этого, на самом деле, вряд ли кому-то полегчало бы.
– Харитонов знает? – Вера имела в виду начальника мужа.
– Пока нет.
– Вы хоть искали?
– Нет, сложа руки сидели! – с саркастической интонацией ответил Андрей. – Перерыли все вдоль и поперек – ничего! Макаров – не иголка, но найти все равно не удалось!
– Где потерял?
– На даче у Ильича.
Вере захотелось в этот момент запустить в мужа чем-нибудь тяжелым, так как она, беременная, надрывается одна, руководя стройкой дома, а он по дачам разъезжает. Однако в ее сознании всплыла мысль о том, что и Ольга Яковлева потеряла свои серьги тоже на даче. И эта мысль постепенно привела Щербакову к идее посетить пресловутого экстрасенса.
– Что делать будем? – спросил Андрей.
– Кажется, я знаю что.
* * *
– Кто-о? – послышался за окном боязливый и одновременно раздраженный голос Ольги Яковлевой.
– Оль, я это, Вера.
Занавеска задергалась и вслед за рукой, ее открывающей, показалось испуганное Ольгино лицо.
– Верка? Ты? С ума сошла что ли? Двенадцать часов ночи! – Яковлева недоуменно хлопала глазами, глядя на чету Щербаковых сквозь стекло.
Увидев рядом с подругой ее мужа, Ольга, хотя и была сонная, все же сообразила, что гости пришли явно не чаи гонять.
– Что случилось? – тревожно спросила она.
– Да ты в дом-то нас впустишь, наконец?! – рявкнул Щербаков.
Яковлева скрылась за занавеской, и вслед за этим послышалось звонкое шлепанье босых ног о пол.
– Заходите, я Ральфа держу, – скомандовала Ольга после того, как скрипнул засов калитки.
Ральф был чистопородным «боксером» с отличной родословной. Яковлевы воспитывали его исключительно как охранника дома, потому что в последнее время количество искателей цветных металлов по чужим сараям и баням резко возросло. Воровали все: трубы, тазы, баки, посуду и прочее, – и просто угрозами вызова милиции застуканных воров порой трудно было выгнать со двора.
Но отец Ольги, видимо, переусердствовал, занимаясь воспитанием собаки, поскольку Ральф бешено кидался на всех, кроме членов семьи Яковлевых. Именно поэтому сейчас подруге Веры пришлось придерживать собаку, чтобы пропустить ночных гостей.
– Ну выкладывайте, зачем пожаловали, – позевывая, обратилась подруга к Щербаковым.
– Адрес этой Яны Милославской дашь?
– Зачем?
После этих слов Ольга, казалось, окончательно отошла ото сна.
– Всем уже растрезвонила! – послышался из коридора голос разбуженного мужа Яковлевой, Дмитрия.
Выходя замуж, Ольга отказалась брать фамилию супруга, очень гордясь своей, и после этого близкие почему-то стали называть Дмитрия исключительно по фамилии.
– Грызлов проснулся! Сейчас вам достанется! – с шутливой угрозой в голосе протянула Яковлева.
– Вам-то зачем понадобилось общение с темными силами? – спросил Дмитрий, войдя на кухню.
– Хочу в «Дурака» на ее картах поиграть, – ухмыльнулся Андрей, – а если серьезно – нам сейчас не до шуток, у меня большие проблемы на работе. Адрес нужен прямо сейчас. Мы завтра с утра пораньше к ней. Пока доберемся…
До Агафоновки на самом деле было далеко, а экономить время Щербаковым было очень даже нужно.
Ольга посмотрела на Веру и, поняв, что та сейчас не расположена объясняться, все же принесла блокнот и выписала для друзей из него адрес Милославской. Попрощавшись, Щербаковы удалились. Они всю дорогу до дома молчали, но между ними чувствовалось если не взаимопонимание, то какое-то единение.
Андрей лег спать в зале, чтобы не мешать жене своей возней. Но и она в эту ночь не сомкнула глаз, думая о предстоящих трудностях. Только Кирюха мирно посапывал и за всю ночь, наверное, ни разу не перевернулся на другой бок.
* * *
Старенький «Москвичонок» Щербаковых уже долго не заводился, заставляя и без того взбудораженных хозяев еще больше нервничать. Андрей безбожно матерился, но Вера не останавливала его, хотя рядом и стоял Кирюха. Она сама была непротив как следует выругаться.
Наконец, после короткого урчания, послышавшегося вслед за поворотом ключа, раздалось знакомое тарахтение. Щербаковы вздохнули облегченно и стали усаживаться в машину. Больше всех подобные вылазки любил, наверное, Кирюха, потому что Андрей не так уж и часто выгонял машину из гаража. «Москвич» был старым, года семидесятого, поэтому частая эксплуатация приводила к затяжному дорогостоящему ремонту, да и средства не позволяли тратиться на бензин, тем более последнее время он дорожал с каждым днем.
Андрей гнал в этот раз необыкновенно быстро, местами превышая допустимую скорость. Вера попыталась этому воспрепятствовать, но посмотрев на мужа, поняла, что внутри у него настоящий пожар, страстное желание избавиться от тяжелого груза, лежащего на душе. В Агафоновке, правда, Щербакову волей-неволей пришлось это сделать, поскольку состояние дорог там оставляло желать лучшего.
«Москвичу» пришлось попетлять по пыльным, разбитым улицам этой городской окраины, прежде чем удалось отыскать нужную улицу, а потом и номер дома. Жилищем Милославской оказался частный дом, по всей видимости, старый, но довольно добротный и крепкий, выстроенный на совесть. Щербаковы невольно окинули его хозяйским, оценивающим взглядом, поскольку все, что касалось частного жилья, было сейчас для них особенно актуально.
Андрей поставил машину в тени огромного раскидистого дуба, который посадили, наверное раньше, чем возник сам дом. Вера несмело подошла калитке и попыталась ее открыть. Старая ржавая пружина скрипнула, но дверь не поддалась. Скорее всего, изнутри она была закрыта на засов. Щербакова стала стучать щеколдой. Реакция на раздающиеся громкие звуки последовала незамедлительно – воздух прорезал хриплый, возмущенный собачий лай.
– Джемма, кто там? – спросил женский голос, после того, как открылась дверь из дома.
Джемма продолжала лаять, давая понять своей хозяйке, что пожаловали чужие. Собака была полуторогодовалой среднеазиатской овчаркой, привезенной из Туркмении. Ее размеры внушали страх даже самым смелым. На самом деле, Джемма могла справиться со взрослым человеком и в трудных ситуациях всегда выручала Яну, порой спасая от неминуемой гибели. Вот и в этот раз собака была готова защищать хозяйку.
Милославская подошла к калитке и, отодвинув засов, приоткрыла ее.
– Нам нужна ваша помощь, – объяснилась Вера.
Яна поджала губы, о чем-то раздумывая.
– Очень! – настойчиво добавила Щербакова.
Экстрасенс немного отступила от калитки, пропуская гостей вперед. Ее действия повторила и Джемма, которая все это время зорко следила за происходящим.
* * *
Необыкновенный дар, ниспосланный свыше, Яна обнаружила у себя после того, как побыла в состоянии клинической смерти. Несколько лет назад семья Милославских попала в серьезную автомобильную катастрофу, после которой в живых осталась только сама Яна. Ее муж, Саша, и единственный сын, Андрей, погибли. Милославская глубоко переживала случившееся, она пролила много слез, но изменить ничего уже было нельзя. Жизнь продолжалась, и возникла необходимость как-то по-новому приспосабливаться к ней. В этом и помог ей необыкновенный, необъяснимый дар. Теперь она должна была заботиться не о своих близких, а о людях, которые обращались к ней за помощью.
Яна редко проводила бесплатные сеансы, хотя в некоторых случаях происходило именно так. Гадание на картах отнимало у Милославской слишком много сил. Столько, что больше двух карт из колоды экстрасенс использовать не могла, а потом и вовсе чувствовала себя, как выжатый лимон. Поэтому совмещение какой-то работы с гаданием оказалось невозможным. А, как говорится, хочешь жить – плати деньги. Чтобы их платить, надо как-то зарабатывать. Вот и приходилось Яне брать за свои услуги определенную плату.
Размер ее зависел от конкретной ситуации. В каких-то случаях она была чисто символической, а где-то и довольно внушительной. В общем, стоимость гадания обычно возрастала прямопропорционально сложности дела и тому подобному. Порой, правда, получить упаковочку зеленых сам бог велел: клиентами Яны часто оказывались пресловутые новые русские.
* * *
Милославская провела гостей в свой кабинет. Сама она расположилась в старинном кресле со спинкой из темной бронзы, а гостям указала на диван, обитый дорогим зеленым бархатом. Щербаковы почувствовали себя как-то неуютно, не в своей тарелке, потому что им не так-то часто приходилось находиться в подобной обстановке. Зато Кирюха, по причине своей детской непосредственности, освоился практически сразу. Правда, увидев на стене изумрудный ковер с вышитыми катренами Нострадамуса, он глупо открыл рот и смотрел на него, не отрывая глаз. Отец одернул Кирюху, и тот переключил внимание на другие предметы.
– Можно? – обратился он к Яне, взяв в руки статуетку египетской кошки.
– Если осторожно! – пошутила Милославская, потрепав мальчишку по голове. – Бери, бери.
Вещица эта была дорогой и очень ценной, но отказать Кирюхе Яна просто не сумела, вспоминая, как когда-то этой кошкой тайком от родителей забавлялся ее сын.
После этого в комнате установилось молчание. Щербаков кашлянул и посмотрел на жену, давая понять, что ведущая роль в разговоре остается за ней. Милославская закурила.
– Я вас слушаю, – процедила она, выпуская струйку дыма.
Вера принялась рассказывать, в чем состоит суть их проблемы. Поначалу она чувствовала неловкость, потому что приходилось говорить и о психологическом климате в семье, и о главном недостатке ее мужа – пристрастии к спиртному. Но потом, видя, как реагирует на рассказ Яна, Щербакова осмелилась и начала вести себя более свободно. Она понимала, что важно ничего не упустить, важно суметь доказать, какое горе ожидает семью, если пистолет не найдется.
– На что же вы станете существовать? – произнесла Милославская, проникшись сочувствием к семье. – Разве это возможно – в форме сотрудника органов, при оружии, пьянствовать на какой-то даче? – недоумевала она.
– По закону – нет, а на деле бывает всякое, – процедил Щербаков, – особенно, когда выпьешь лишнего.
Живот Веры был уже довольно заметным, особенно когда малыш начинал двигаться. Яна невольно задержала на нем взгляд. Возможно, именно это обстоятельство подталкивало ее к положительному ответу. В отношении Веры ей было все ясно еще до того, как она рассказала о себе. Милославская чисто интуитивно чувствовала, что перед ней человек честный, волевой, сильный, цельный, настоящая личность. Но она также отчетливо ощущала – эта женщина глубоко несчастна.
Судя по рассказу Щербаковой, было понятно, что основная причина ее несчастливости – загулы мужа. Милославская внимательно посмотрела на него: полная противоположность жены. Андрей еще не успел отойти от долгих дней и ночей кутежа и выглядел не лучшим образом: отекший, с огромными мешками под глазами. Но что-то в этих глазах было такого, что заставляло думать о Щербакове, как о неплохом человеке. От него исходили какие-то флюиды доброты, беспомощности, желания укрыться под чужим крылом и в то же время неумения отказать другим.