Государственную комиссию по введению национальной валюты возглавлял тогдашний премьер-министр Казахстана Сергей Терещенко. Член этой комиссии, первый заместитель премьер-министра Даулет Сембаев одновременно был руководителем нашей рабочей группы. Кроме Сембаева, в группу входили также Ораз Жандосов, Людмила Володина, Умирзак Шукеев, советник председателя Национального банка Валентин Назаров (очень хороший специалист, в советское время он работал по линии Госбанка СССР, в центробанках Вьетнама и Кубы, что само по себе является свидетельством его высокой квалификации), а также Виктор Соболев, бывший тогда заместителем министра финансов. Ну и Марченко Григорий.
Мы разработали детальные проекты введения тенге. Хотя теоретическая база у нас была достаточно скромной. Я как человек свободно владеющий английским нашел англоязычные материалы о том, как вводилась национальная валюта в Словении и Прибалтике. По линии МВФ были получены еще несколько статей методологического плана. На базе этих материалов я сделал «болванку», а затем ее стали коллективно обсуждать, детализировать и дополнять. Но тут, к августу 1993 года, активизировались переговоры с Россией о едином экономическом пространстве. Во второй половине сентября 1993 года пять стран СНГ (Казахстан, Узбекистан, Армения, Таджикистан и Беларусь) подписали с Российской Федерацией рамочное соглашение об объединении денежных систем. Со стороны Ельцина и Черномырдина звучали прямые заверения (и даже подписывались соответствующие документы) по поводу того, что Казахстан останется в рублевой зоне. Ожидалось, что Россия в ближайшее время введет в Казахстане банкноты нового образца.
Следует заметить, что пять стран бывшего СССР оценили ситуацию раньше нас – и ввели национальные валюты. Азербайджан сделал это в августе 1992 года, Украина – в ноябре 1992 года, Киргизия в мае 1993 года, Белоруссия – в июле 1993 года, Грузия в августе 1993 года.
В начале октября 1993-го стало окончательно ясно и нам, что новой рублевой зоне не бывать: соседние республики начали сбрасывать в Казахстан деньги старого образца. Контролировать процесс было невозможно. Из-за сброса старых рублей у нас ускорились темпы инфляции, резко снизился уровень жизни населения. Уровень инфляции в 1993 году составил 2500 %! Начавшийся развал рублевой зоны привел к тому, что в Казахстане быстро и почти полностью прекратилась трансграничная торговля, разорились сотни связанных с соседями предприятий и возникла безработица.
Как получилось, что с новым рублем нас «кинули»?
В российских властных структурах тогда существовало две группы, два крыла. В одну входили политики старой школы: Ельцин, Черномырдин, Геращенко. Они были сторонниками того, чтобы часть бывших советских республик вошла в рублевую зону. Вторая группа – Федоров, Гайдар, Шохин, – наоборот, считала, что из рублевой зоны нужно вытолкнуть абсолютно всех, поскольку национальные республики являются балластом для России и мешают реализовывать ее замечательные экономические перспективы.
При такой позиции сантименты на тему дружбы народов – дело совершенно лишнее.
Позднее, кстати, на какой-то конференции в Чикаго пришлось на этот счет перемолвиться словом с тогдашним министром финансов России Борисом Федоровым. Публично он очень изумлялся нашей степняцкой мнительности: «Ну что вы, Россия никогда не выталкивала Казахстан из рублевой зоны». Зато потом, когда за столом для делегатов из стран СНГ мы сидели уже более узким кругом, г-н Федоров прямо заявил: «Зачем же вы при иностранцах задаете некорректные вопросы? Да, конечно, из рублевой зоны мы вас вытолкнули, ну а как иначе-то? Ведь в совокупности союзные республики обходились России в 2 млрд долларов в год».
Не уверен, что эта точка зрения была верной. Дружба народов, конкретно в тандеме Россия – Казахстан, вполне могла оказаться состоятельной именно как экономическая концепция, особенно учитывая экономические возможности нашей республики. В последние годы существования Советского Союза Казахстан занимал среди советских республик четвертое место по объему промышленного производства. В 1991 году валовой национальный продукт Казахстанской ССР составлял 25,1 млрд долларов (по оценкам Всемирного банка). Казахстан являлся крупным производителем железной руды, алюминия, тяжелого промышленного оборудования и подвижного состава для железных дорог; в 1989 году на него приходилась пятая часть добывавшихся в СССР золота и угля. А еще у нас есть нефть.
Но, возможно, тогда у российского руководства не было времени на раздумья и оценку сценариев «развода» с каждой союзной республикой отдельно. Позже, читая книгу Егора Гайдара «Дни поражений и побед», я до некоторой степени уяснил себе мотивы, которые побуждали российскую сторону к разрыву.
Для справки. Вот что писал Гайдар: «Если налично-денежный кризис – самая очевидная и самая горячая проблема начала 1992 года, то денежные отношения с государствами Содружества – скрытая, но не менее взрывная. Подавляющее большинство государств Содружества, приняв как неизбежность начало либерализационных мероприятий, выбрали стратегию мягкого, постепенного вхождения в рынок, сохранив контроль цен над широкой номенклатурой потребительских товаров и производственных ресурсов, адресное директивное планирование, масштабные госзаказы, фондовое распределение. В результате получили сочетание быстро растущих цен и сохранения дефицита на всех рынках. Другим путем, правда, пошли государства Балтии. Но в первом полугодии 1992 года вся эта широкая совокупность стран с резко различающимися курсами еще использует общий союзный рубль, причем по-прежнему все соседи по рублевой зоне имеют практически неограниченные эмиссионные возможности. За пять месяцев 1992 года их общая эмиссия на российском рынке составила 232 миллиарда рублей, в то время как кредиты российского Центрального банка своему правительству равнялись 90 миллиардам рублей. Предвиденная нами опасность – денежная экспансия других государств СНГ за счет России – подтверждалась в полной мере».
Да, мотивы российских коллег я уяснил. Но сами доводы ни тогда, ни позднее меня не убедили.
Кроме того, здесь мы явно имели дело с одним из следствий принципа Питера: в иерархической структуре любой работник поднимается до уровня некомпетентности, и вот на нем-то задерживается надолго. Отсюда следует простой вывод: в результате более компетентные подчиненные имеют больше возможностей управлять своим начальником, чем он – ими.
Несмотря на заверения Ельцина о сохранении общей рублевой зоны, ситуация развивалась в прямо противоположную сторону – ту, куда рулили радикально настроенные соратники российского президента. В ответ на очередную попытку казахстанской стороны договориться либо о праве на эмиссию, либо о надежных поставках новых рублей команда российских реформаторов выдвинула условие: Казахстан должен передать России свой золотой запас. Могло ли руководство нашей страны пойти на такой самоубийственный шаг? Стало окончательно ясно, что Казахстану пора вводить свою валюту.
А новые российские рубли тем временем благополучно ввели, вот только нам их никто не выдал.
Лично я момент смены национальной валюты пережил как глубоко личный опыт. Он меня, можно сказать, глубоко перепахал. Дело в том, что в начале сентября я с группой коллег прилетел по делам из Алма-Аты в аэропорт Домодедово. Мы загрузились в рейсовый автобус и попытались оплатить проезд в столицу бывшей общей нашей родины. Советскими рублями, естественно, – относительно новых российских денег мы еще не были в курсе. И я очень хорошо помню, как именно порекомендовала нам поступить с этими купюрами приветливая обаятельная женщина – кондуктор автобуса.
Так мы и поняли, что власть переменилась.
Словом, в конце октября 1993 года нашу группу собрали снова и сказали, что необходимо срочно вводить тенге. Нас вывезли за город, в санаторий «Алмалы», и работа наша протекала там как абсолютно засекреченная. В принципе, это обычный загородный дом отдыха, где для нас была выделена отдельная дача, надо заметить, довольно ветхая. Прочих отдыхающих никто не вводил в курс дела относительно секретности нашей работы. Так что отдыхавший народ шел себе на ужин и вдруг начинал наблюдать, что в коридоре возле телевизора сидит мужчина невыразительной внешности, но зато с очень цепким взором. И в армейской форме. И, самое главное, с автоматом Калашникова. Увидев человека с ружьем, простые люди сильно пугались.
Когда начались дожди, на нашей древней даче стала протекать крыша, и нас переселили в основное здание. С крышей там было получше, зато с вентиляцией существенно хуже, так что из-за духоты все время приходилось открывать двери. И однажды, выйдя в рабочую паузу проветриться, я с легким ужасом убедился в том, что, если стоять под окном, то все наши государственной важности разговоры элементарно прослушиваются. При желании их даже можно зафиксировать – на любой, по выбору, носитель.
За три недели мы успели все доделать и подготовить. Приходилось торопиться, потому что экономическая ситуация была крайне тяжелой и притом стремительно ухудшалась – из-за уже упомянутого колоссального наплыва советских рублей (деньги валили к нам не только из России, но еще из Прибалтики, Туркменистана и даже Китая). В ноябре 1993 года месячная инфляция в Казахстане (месячная, подчеркиваю) составила 55 %. Времени не хватало даже на проведение референдума.
Тем не менее при введении тенге были приняты определенные меры по соблюдению легитимности мероприятия. Казахстан провел переговоры с международными финансовыми организациями. С Россией 3 ноября 1993 года было заключено соглашение «О взаимных обязательствах и взаимной поддержке в связи с введением национальных денежных знаков Республикой Казахстан». Правительства соседних стран также были своевременно извещены об этом событии.
Когда процесс разработки процедуры введения тенге приближался к концу, мы пригласили для консультаций московских коллег. В частности, приезжал наш большой друг Александр Потемкин, который тогда работал в Центральном банке России. Причем его мы пригласили, даже не объяснив цели приезда: у нас же все было ужасно секретное. Тогда у нас побывали также специалисты Московской межбанковской валютной биржи (ММВБ) – Александр Захаров и Алексей Мамонтов. Пользуясь случаем, хотел бы сейчас выразить коллегам искреннюю признательность за действенную помощь в решении наших проблем: их поддержка была и полезной, и своевременной.
В целом проект по введению тенге получился коллективным трудом. Мы решали тогда три блока вопросов. Во-первых, политические – ими занималась Государственная комиссия по введению национальной валюты. Во-вторых, разработали сценарий всех действий: было подробно расписано, что делать не только в «день Х», но и в день «Х-45», «Х-30», «Х-2», «Х+5» и так далее. В-третьих, следовало продумать сугубо технические действия Национального банка. Было написано около 20 инструкций: сколько денег выдавать в одни руки, каковы действия кассира, как вести пересчет, и многое другое. Коллектив Национального банка провел огромную работу по развозу валюты, по пересчету и приему денег. В обмен на тенге было принято более триллиона старых советских рублей.
Новые деньги получили название тенге. Так называлась древняя денежная единица, широко ходившая, в том числе, в Средней Азии. Ее также чеканили в Золотой Орде, в связи с этим она появилась на Руси, называлась деньга, и, в принципе, именно с ней связано появление в русском языке слова «деньги».
На следующей после ввода тенге неделе россияне нам признались: они исходили из того, что мы сможем ввести собственную валюту не ранее середины декабря. Можно себе представить, что произошло бы с казахстанской экономикой в этом случае! А вот если б мы не останавливались на половине дороги из-за заявлений российских коллег о единой рублевой зоне и завершили работу по первоначальному плану, то можно было ввести тенге уже в сентябре, что существенно смягчило бы наши экономические проблемы.
Но необходимость такой меры очевидна сейчас, когда все уже случилось. А тогда ситуация характеризовалась высокой степенью неопределенности. Во-первых, возникал вопрос, как такой шаг отразится на отношениях с Россией. Во-вторых, тогда золотовалютные активы Национального банка вместе с золотом составляли всего 730 млн долларов, и у нас не было полной уверенности в том, что этого количества денежных ресурсов будет достаточно.
Практически одновременно один западный банк по просьбе властей одной соседней страны (бывшей советской республики) сделал для них проект введения их национальной валюты. Эти материалы попали и к нам. Мы, естественно, пошли (честно говоря, бросились) знакомиться с разработкой серьезных западных финансистов. И с огромным облегчением увидели, что наш вариант, во-первых, лучше, а во-вторых, куда дешевле.
Наши трудовые усилия родине обошлись недорого. В начале процесса наш тогдашний премьер-министр Терещенко обещал участникам щедрую награду – автомобиль каждому. По окончании проекта вознаграждение, реально полученное нами, усохло до размеров месячного оклада. Хотя на самом деле эта смешная деталь – абсолютная мелочь: ведь мы твердо знали, что, как поется в одной правильной песне, «первым делом самолеты». Все остальное – потом!
Зато какой был драйв – вот, мы сделали это!
По стране ходили новые деньги – тенге. Мы держали их в руках. И, обменяв новенькие тенговые купюры на доллары, я купил билет на самолет и улетел учиться в университет Джорджтауна, США. Мне такую поездку давно обещал Асанбаев.
В тот период я очень хотел получить дополнительную порцию знаний в магистратуре какого-нибудь американского университета. В начале 1993 года такая возможность появилась. Но когда я пришел к Асанбаеву с идеей отправить меня на учебу в Колумбийский университет, тот сказал: «В текущем году не получится. Ты же сам писал записку о введении национальной валюты, так что придется теперь доделывать проект. Но в следующем году я тебя отпущу». Если б отпустил в первый раз, кстати, то я бы поехал учиться в университет округа Колумбия и во введении тенге не участвовал. И тогда все последующее, наверное, сложилось бы в моей жизни по-другому. А так я поехал уже после осуществления проекта с национальной валютой. На другую программу, в другой город. С другим жизненным опытом.
В процессе американской стажировки все тоже могло сложиться иначе. Поскольку в Джорджтаун я приехал как помощник вице-президента Казахстана, то одним из вариантов была стажировка в офисе у тогдашнего американского вице-президента Гора. Там бы я, вероятно, получил навыки администрирования, управления государственным аппаратом – что-нибудь в этом роде. Но с этого момента жизнь каждый раз разворачивала меня именно в сторону финансов – вежливо, но твердо. А именно, вскоре начались телефонные разговоры с Жандосовым о том, что по возвращении я должен буду работать в Национальном банке (о разговорах чуть ниже). Так что я все переиграл и стажировку проходил в Международном валютном фонде (МВФ) и Федеральной резервной системе (ФРС).