У Ивана Силантьевича закружилась голова. Он осмотрелся и не понял, где находится. Ввысь тянулись голые осиновые стволы. Место было совершенно незнакомое. Куда идти, тоже было непонятно. Открутив крышку с бидончика, он начал пить воду огромными глотками. Голова сразу прояснилась. Солнце светило ярко. Копчик радостно умылся и уверенно направился туда, куда указывали тени.
Вскоре послышался шум автомобилей. Иван Силантьевич вышел на шоссе, ведущее к дачным участкам. Посмотрел на часы. Без пятнадцати двенадцать! В два часа должен был подъехать «писака».
Ивану Силантьевичу было о чем рассказать молодому поколению. Кроме того, покоя не давали подаренные мемуары Гришки Кленова. Безликая серость, и карьеры-то сделать не мог. А почитать, так герой нашего времени! И ведь почти все правда, ну, может, слегка приукрашенная. Но Гришка и рапорта не мог состряпать! Подполковником ушел.
Наслушавшись комплиментов, он растаял и сдал своего борзописца. Теперь тот работал с Копчиком. Генерал даже придумал обложку. Огромный такой ястреб, чтобы сразу было ясно, что копчик – это хищная птица, а не позорный отросток!
За неделю бывший генерал надиктовывал на оставленный ему цифровой диктофон восемь часов воспоминаний и размышлений. Затем приезжал Роберт и привозил уже отпечатанный текст. Копчик читал его и радостно понимал, что написанному суждено стать шедевром. Знал свое дело чертяка!
Судьба распорядилась так, что работать Копчику пришлось с человеческим материалом. И чем глубже он становился знатоком душ, тем сильней люди его разочаровывали. Иногда ему казалось, что с таким народом никогда не построить светлое будущее. И только стараниями карательных органов можно загнать это порочное стадо в коммунистический рай. Сколько сил требовалось, чтобы одного-единственного человека направить в нужное русло!
Самой большой проблемой оказались всесторонне развитые интеллектуалы. При общении с ними Копчик начинал чувствовать свою убогость и серость. Ему казалось, что они специально читают книги, чтобы при удобном случае унизить его, и начинал взрываться, естественно, не достигая цели.
Однажды, еще во времена молодости, когда память о Сталине была свежа, после тяжелого разговора с одним софистом, сыпавшим именами и цитатами классиков марксизма, из которых следовало, что руководство страны ведет неправильную политику, Иван Силантьевич в припадке бессильного бешенства высказал своему начальнику крамольную мысль, что если раньше он относился к умникам с уважением, то теперь начинает их ненавидеть!
На что чудом выживший представитель старой гвардии хитро прищурился и, подойдя к полке, вытащил древнюю толстую книгу. Он положил ее на стол, и Копчик прочел: Шан Ян «Книга правителя области Шан».
Раскрыв на середине, начальник произнес:
– Самое знаменитое китайское проклятие: «Жить тебе в эпоху перемен», и знаешь почему? Оказывается, в Поднебесной были времена, когда столетиями ничего не менялось. Тогда был открыт основной закон стабильности общества.
Копчик пробежал глазами по подчеркнутым красным карандашом строкам: «Искусство управления страной заключается в умении удалять умных и глупых… чтобы одаренные не могли принести пользы, а бездарные вреда». Мгновенно все стало на свои места. Он понял свою роль и задачу органов в целом. После этого карьера круто пошла в гору.
И вот оказалось, что все было напрасно. Он понял, что приходит конец стабильности, когда к власти пришел человек, невероятным образом сочетавший в себе ум и глупость.
Теперь, на старости лет, мало того что никто спасибо не скажет, так еще и уколоть норовят. А ведь недалек день, не погнушаются и пнуть беззубого цепного пса.
Одновременно на часы посмотрел еще один человек. Он находился на даче Копчика и терпеливо ожидал возвращения хозяина. Этот мужчина не имел никакого отношения к литературе. Он давно бы ушел, но дело было важное, и гость принял решение подождать еще час.
4
Копчик стоял на дороге у столба с цифрой «три» на синем указателе. Это означало, что ровно три километра было до села Охапково, в центре которого возвышался храм отца Пафнутия, и ровно три километра в обратную сторону, до дачного кооператива «Дзержинец», посреди которого находилась уютная дачка генерала. Он перешел на другую сторону дороги и стал голосовать, пытаясь поймать попутку до Охапкова. Несколько автомобилей промчалось в сторону участков. В обратном же направлении не проехало ни одного. Обычно было все как раз наоборот.
Внезапно остановился «пассат» соседа по даче. Тот вышел и прогудел:
– Что, Силантьич, в деревню собрался?
– Да, – чего-то застыдившись, промямлил Копчик.
– Какие могут быть у тебя дела в деревне? – удивился сосед.
– Да так, дела, – пожал плечами Иван Силантьевич. – Бабу одну надо навестить.
– Ну, гвардия! Вы даете! – восхитился сосед, добавив: – Я туда после трех на лесопилку поеду. Рамы для веранды заказал. Если терпит твое дело, могу подбросить.
Копчику предложение показалось весьма заманчивым, и он сел в автомобиль, помчавший его прочь от храма. Сердце, предчувствуя неладное, заломило. Однако просить водителя остановиться и высадить на дороге он постеснялся.
Поднимаясь по ступенькам, Иван Силантьевич опустил руку в карман и нащупал корпус диктофона. У него появилась новая мысль, и он, нажав на кнопку записи, открыл дверь на веранду и замер. Ему показалось, что в доме кто-то есть. Он осторожно вошел в гостиную и увидел молодого человека. Это мог быть какой-нибудь друг писателя или курьер, но Копчику сразу стало нехорошо.
– Ты, собственно, кто? – пытаясь сдержать испуг, спросил Иван Силантьевич.
– Я? – переспросил молодой человек. – Сейчас объясню. Присаживайтесь. Разговор у нас будет долгий и тяжелый – для вас.
Хозяин дачи сел, словно был гостем, и произнес:
– Боюсь, долгого у тебя не получится.
– А я не боюсь, – ответил парень. – Мне времени хватит. Вот думаю, с чего начать…
– А ты начни с главного! С цели визита! – обозлился Копчик.
– Вы генерал КГБ Копчик? – спросил молодой человек.
– Ну! – кивнул генерал.
– Служили в Германии в семидесятых?
– Допустим, и что с того?
– Тогда я пришел за вами, – без эмоций произнес парень.
– Бред какой-то! – Копчик пожал плечами.
– Напротив, Виталий Покровский, сын генерала Покровского и Галины Ивановны, к вашим услугам, господин убийца…
5
Покровский!
Яркая вспышка в памяти высветила то событие, которое Иван Силантьевич старательно пытался забыть, стереть, но оно возникало, правда все реже и реже, и тогда что-то прямо-таки ухало под сердцем и становилось невозможно дышать…
И дело-то, Господи, о чем там говорить! Впервой, что ли, при его-то работе? А вот гляди ж ты… всплывало…
Был он в те годы, семидесятые, еще майором. Служил в Германии и скоро усвоил простую истину: Россию лучше любить на расстоянии.
Он дослужился до начальника особого отдела дивизии и, получив очередное повышение, был отозван в Москву и слонялся по коридорам Лубянки, которая никак не ассоциировалась у него с понятием «центральный офис, штаб-квартира, или альма-матер».
А при каждой встрече со своим непосредственным начальником, полковником Лесковым, не упускал возможности поныть относительно того, что устал без оперативной работы.
И вот Лесков вызвал Копчика и познакомил с капитаном Воронцовым из контрразведки. Приехавший только что из Германии капитан представил факты утечки информации за рубеж. Впрочем, они были не новостью, коллеги из Штази уже предупреждали о фактах предательства. Неожиданным же стало предоставление документов, из которых следовало, что предателем был ни много ни мало командир одной из дивизий генерал Покровский.
Еще лейтенантом этот Покровский поучаствовал во взятии Берлина. Лесков достаточно хорошо разбирался в людях, поэтому к подозрениям туповатого коротышки-капитана отнесся не слишком серьезно. Вот он и поручил Копчику проверить достоверность информации и, если она соответствует действительности, немедленно арестовать генерала. И сделать это максимально тихо.
Стосковавшийся по работе Копчик с ходу взялся за дело. А Воронцов стал убеждать коллегу в том, что арест все равно вызовет шум, уж слишком видной фигурой был генерал в местном масштабе. Да и в руководстве Группы войск пользовался определенным авторитетом. А свои – своих, как известно, не сдают. Копчик, не совсем понимая причину настойчивости капитана, все же заподозрил, что тут могло быть что-то личное. Однако Воронцов всякое личное отрицал категорически и исподволь подводил Копчика к мысли о том, что с арестом у них ничего не получится, а лучше просто убрать предателя, инсценировав его самоубийство.
Копчик долго раздумывал и пришел к выводу, что, скорее всего, Воронцов прав. Тем более что отдельные факты при проверке находили подтверждение. План операции они детально разработали. Осталось лишь доложить начальству. Лесков, недолго думая, дал добро…
В ту трагическую для себя пятницу генерал Покровский вернулся с очередного разбора полетов хорошо поддатым и сразу завалился спать. Речь на закрытом совещании шла об очередных утечках информации, однако чекисты, вместо того чтобы заниматься своими прямыми делами, разводили демагогию. Откуда же ему быть – хорошему настроению? Сильно пьяным своего мужа супруга генерала, красавица Галина, не видела никогда. Единственным критерием степени опьянения было время, которое ему требовалось для засыпания. Сама же она собиралась сегодня в баню.
Уложив сына спать, она отправилась по своим делам.
Ее отсутствием в доме и воспользовались Копчик с Воронцовым. Все получилось – лучше не придумаешь. Боясь разоблачения, пьяный генерал из своего же пистолета пустил себе пулю в лоб. А чтоб было не слышно другим, он накрылся с головой одеялом…
Операция закончилась быстро. Одного только не учли чекисты – в гарнизонной бане в тот день не было, в связи с каким-то мелким ремонтом, горячей воды. И Галина раньше времени вернулась домой.
Она удивилась, что дверь дома не заперта. Войдя в просторный холл дома, когда-то принадлежавшего немецкому бюргеру, увидела два темных силуэта на фоне оконного проема. Испуганная женщина бросилась к выключателю и на секунду ослепла от яркого света.
Она узнала Воронцова, на лице которого отразился настоящий ужас. Капитан рылся в бумагах ее мужа. А второй, который был с ним, выхватил пистолет и выстрелил в нее, но промахнулся.
Вскрикнув, Галина кинулась к лестнице на второй этаж, в спальню, где находился муж. Раздался новый выстрел, и боль обожгла ей правую лопатку. Убийца бежал за ней и догнал наконец уже в спальне. Она кинулась к лежащему на кровати мужу и сдернула одеяло…
За спиной раздались выстрелы, и она упала, заливая своей кровью мертвого уже генерала.
И тут, вспомнил Копчик, произошло нечто невероятное. Этот мерзавец, этот кривоногий коротышка Воронцов, ворвался следом в спальню и, дико закричав, бросился к женщине, истерично рыдая и обнимая ее окровавленное тело.
Позже Копчик узнал: оказывается, этот урод был давно и безнадежно влюблен в генеральскую жену и мечтал любым способом избавиться от ее мужа. На что он надеялся, непонятно…
Но тогда надо было действовать немедленно, пока не появились новые свидетели, – и так уже напортачили. Вся надежда, что расследование самоубийства генерала, убившего в пьяном виде и свою жену, поручат опять же им, чекистам.
Воронцова срочно вывезли в Москву и поместили в психо-неврологическое отделение кагэбэшного закрытого госпиталя. А Копчик временно занял его место и сделал все, чтобы замять свое участие в убийстве. Настоящим же ударом для него оказалась полная невиновность генерала Покровского, которая открылась спустя два месяца, когда настоящий предатель бежал на Запад.
Теперь их судьба была полностью в руках Лескова. Стоило тому произнести одно слово, и Воронцов с Копчиком оказались бы… Да какая разница где?.. И ради того чтобы он не произнес этого слова, они готовы были на все. Лесков это хорошо знал и позволял им дышать, используя, по мере надобности, в своих целях…
6
…Копчик внезапно посинел и, разрывая пуговицы на рубахе, обнажая грудь, хрипло выкрикнул:
– Это не я, нет! Воронцов, сволочь! Его штучки! А я – не виноват! Ах, не успел!
Затем, опрокидываясь, зашептал быстро и просительно:
– Нельзя мне сейчас умирать, понимаешь, мне креститься надо! Креститься! Окрести меня, заклинаю!..
Виталий Покровский встал, обошел рухнувшее на пол тело и, наклонившись, профессионально положил указательный палец на артерию. Растерянно пожал плечами. Затем посмотрел на оголенный белый живот трупа. Неожиданно из рукава Виталия выпал и звонко ударился о пол самодельный нож. Рукоятка его была выполнена в виде распятия…
Глава вторая
ОЧЕВИДНОЕ И НЕВЕРОЯТНОЕ
1
Помощник генерального прокурора Александр Борисович Турецкий, развалившись в кресле, тыкал пальцем в кнопки телевизионного пульта и никак не находил хоть что-нибудь, на чем мог бы остановиться глаз. По всем каналам шли отечественные сериалы, о существовании которых он знал, но не больше.
С кухни доносилось шкварчанье и долетал запах жареного мяса. Понятие «нормированный рабочий день» в семье Турецких вызывало нервный смех, поэтому ужин начинал готовиться, когда раздавался телефонный звонок и звучало сообщение: «Голоден как собака, буду минут через семь».
Это в ночное время путь от Большой Дмитровки до Фрунзенской набережной занимал не больше пяти – семи минут. А в вечернее лучше было не зарекаться. В последнее время дорога стала просто непредсказуема. Вдруг всем водителям одновременно приходила в голову убийственная мысль: «А не поехать ли мне именно этой улицей?» Самое интересное, что и на второй день те же автомобили встречались в том же месте и в то же время, потому что, поклявшись больше на эту улочку никогда не соваться, каждый втайне надеялся, что и остальные поступят именно так.
Сегодня Турецкому повезло. Он пролетел по практически свободным улицам и теперь не знал, чем заняться, пока готовился ужин. В принципе, достаточно было озвучить этот вопрос, как Ирина тут же нашла бы бесчисленное количество дел, считающихся мужскими, и еще множество других, постепенно переходящих в эту категорию. Если от мытья посуды ему удавалось открещиваться, то возразить против аргумента: «Не может же приличная женщина со свежим маникюром взяться за ручку этого ужасного мусоропровода!» – он ничего не мог.
Зазвонил телефон.
– Меня нет! – крикнул Турецкий.
– Я не могу взять трубку, – услышал он в ответ. – Руки жирные!
– Наглая ложь! – крикнул упорно не желавший подниматься из уютного кресла Турецкий. – Руки у тебя тонкие и изящные.
– Ну вот, – расстроенно донеслось с кухни. – А вдруг что-нибудь важное?
– Солнце мое, поверь старому гончему псу, если бы случилось что-нибудь важное, телефон звонил бы не умолкая, ему подтявкивал бы мобильник, под окнами выла сирена, а на крышу дома уже садился бы вертолет!
– Шур, – немного спустя произнесла Ирина, оставив плиту. – Мне кажется, я знаю, кто это был. Может, я не права, но я тебе небольшой сюрприз приготовила.
– Да? – насторожился Александр Борисович.
Турецкий не только не любил сюрпризы, которые время от времени преподносила ему супруга, но где-то и боялся их. Как правило, под ними подразумевалась покупка очередной абсолютно бесполезной вещи.