– Кобулов.[11] Ну, теперь молитесь, чтобы он мне поверил…
…Окончив наконец разговор, Серов поднял голову, обвел глазами присутствующих.
– Оттуда, где он находится, Берия поедет сразу на Политбюро, до тех пор на связь выходить не будет. Если повезет, он может ничего и не узнать. Если узнает, заляжет на какой-нибудь конспиративной квартире и свяжется с Кобуловым или Судоплатовым.[12] Поэтому их придется нейтрализовать, – он жестом оборвал открывшего было рот генерала: – Ваше ведомство сегодня уже проявило инициативу. Теперь будете слушать меня. Сейчас мы с тобой, Семен, пойдем к Кобулову. Скажу ему, мол, у тебя важная информация. Лепи что хочешь, лишь бы он тебя слушал. Он толстый, пьет много, и когда разговаривает, имеет привычку что-нибудь прихлебывать. Я ему возьму бутылку боржоми из буфета, из холодильника, и туда кое-что добавлю. Будешь с ним болтать, пока он не ляжет, потом оттащишь в заднюю комнату и придешь опять ко мне. Бутылку, кстати, не забудь забрать. А я тем временем вызову к себе Судоплатова. В крайнем случае придется его пистолетом по голове, будьте готовы, товарищ генерал. Все поняли?
Игнатьев кивнул и встал.
– Тогда действуем…
Кремль. Кабинет Хрущева. 12 часов 45 минут
– Как? – Голос первого секретаря сорвался. – Как – упустили? Ты понимаешь, какую ерунду мелешь?
Хрущев подскочил к Москаленко так яростно, что тот отшатнулся.
– Не было его дома… – говорил бледный до синевы командующий ПВО. – Не было его там. Охрана забаррикадировала двери, пришлось прорываться с боем, а самого-то и не было.
– Куда же он делся?
Охранники сказали, он отпустил эскорт обедать, сам зашел в кабинет, взял какие-то бумаги и тут же уехал на своей машине, только с шофером и охранником.
– Нет, ну как же можно быть таким дураком, Кирилл? Думать же надо головой, а не жопой! – Хрущев выразительно постучал себя по лысине, и, как ни был напуган Москаленко, а промелькнула у него крамольная мысль о некотором сходстве первого и второго у его начальства. – А пронаблюдать было никак? Решили: а куда он, мол, денется? А теперь молись, чтобы ему не пришло в голову вертаться домой. И чтобы никто не доложил ему. Иначе…
Что означало это «иначе», Москаленко можно было не говорить. Арест, тюрьма, Военная коллегия, подвальная стенка. Он словно наяву почувствовал сталь наручников, услышал скрежет железной двери. Если они проиграют, останется только застрелиться.
Распахнулась, отлетев к стене, дверь, и в кабинет не вошел, а ворвался Булганин в сопровождении полковника, того самого, который недавно уехал с Серовым. Полковник коротко рассказал обо всем, что произошло на Лубянке.
– Так! – Обычно разбросанный и дурашливый, в минуты опасности Хрущев становился собранным и пугающе спокойным. – Людей на дачу послал?
– Да. Роту охраны и четыре бронетранспортера.
– Сообщи им, чтобы семью побыстрее вывезли. Да, кстати, разделите их. Жену в одно место, сына с семейством в другое. Детей перевозите отдельно, при малейшей опасности увезите как можно дальше. Понял?
– Чего тут не понять? Думаешь, мне заложников брать не приходилось?
– Тогда ступай. Сам не вздумай ехать. Возьми всех, кто у тебя есть надежный, и приезжай к двум часам сюда.
Махнув рукой, Хрущев повернулся к столу, взял телефонную трубку.
– Маршала Жукова, – и через несколько секунд: – Георгий! Даю команду. Действуй. К четырнадцати часам у нас должна быть вся музыка. Потом возьми надежных людей, сколько сможешь, и приезжай в Кремль…
И снова обернулся к Москаленко:
– Кирилл, раз уж ты здесь… Забеги по пути к Маленкову, попроси его секретаря зайти ко мне.
Ему надо было срочно обсудить с секретарем Маленкова маскировочный вариант, к которому они не готовились и который так неожиданно стал основным…
Квартира на Патриарших прудах. То же время
Этери о чем-то рассказывала, долго и путано. Берия сначала пытался разобрать, о чем идет речь, но потом махнул рукой и просто слушал голос дочери и думал о своем. Много лет он отчаянно завидовал Сталину, у которого была Светланка, а вот теперь дочка есть и у него. Это многого стоит и все искупает. Каких трудов стоило уговорить Нино остаться с ним – если бы она узнала про девочку, никогда бы этого не удалось… Но ребенка он не бросит!
– Давай послушаем музыку, – предложил он.
Этери тут же закивала и побежала за пластинкой. Берия открыл патефон, перевел взгляд на дома за окном. Говорят, архитектура – застывшая музыка, если так, можно ли считать музыку ожившей архитектурой? А к строительству домов он был неравнодушен с раннего детства, в отличие от чекистской работы, которую терпеть не мог.
С вопросами МВД он будет разбираться в четырнадцать часов, а пока можно отдохнуть. Берия слушал музыку и думал о хорошем. О том, как после уродливых экспериментов 20-х годов они нашли наконец стиль, соответствующий обществу, которое хотят построить. Красиво и удобно для людей. Жаль, эти здания так медленно строятся, надо бы как-то решить жилищную проблему до того, как подрастут новые города.
Вот уже месяц, как он обдумывал одну старую интересную идею. Еще во время войны дипломаты рассказали Сталину об изобретенной одним из французских архитекторов новинке – сборных домах из железобетонных панелей. Не слишком красивое, но удобное и дешевое жилье и уж, в любом случае, лучше коммуналок. Вождю идея понравилась, но тогда было не время. А вот теперь, когда изменилась оборонная программа, поскольку решено использовать для доставки атомных бомб не самолеты, а ракеты… Теперь не понадобится планируемое количество аэродромов, и уже построенные бетонные заводы станут ненужными. На их базе можно и развернуть совсем новое, небывалое строительство. Дома, которые будут собираться из готовых деталей, как детский конструктор. Просто и быстро. За считанные годы можно обеспечить жильем всех нуждающихся. А тем временем будут потихоньку строиться новые прекрасные города…
…Он слушал музыку и думал об архитектуре. Через полчаса он поедет в Кремль, на заседание Политбюро, которое наверняка испортит ему настроение. Всего полчаса…
Дача Берии. 13 часов
Дача тоже была окружена солдатами, во дворе, так же как и на Качалова, стояли бронетранспортеры. Серго на мгновение стало смешно: за кого их принимают? Столько оружия против него и двух испуганных женщин.
Все обитатели дачи, включая детей, сидели в одной комнате, также под присмотром военных. Девочки капризничали, им давно пора было спать, и няня шепотом рассказывала какую-то сказку.
Едва он вошел, Нина Теймуразовна стремительно поднялась со стула.
– Где отец? – спросила она. – Ты его видел?
Серго, может, и хотел бы солгать, однако мать поняла правду по глазам и спокойно велела:
– Рассказывай.
Он рассказал обо всем, что видел на Качалова. Мать держала себя в руках, зато Марфа тихонько спросила:
– Что же будет? – и заплакала.
– Не бойся, – ответила Нина Теймуразовна. – Они ничего не посмеют с нами сделать, – а сама быстро взглянула на сына и приложила палец к губам. Серго стало ясно: мать все понимает.
Они не знали, сколько времени прошло – по ощущениям Серго, не больше получаса, – когда в комнату вошел незнакомый офицер-армеец.
– Есть указание перевезти вас с женой и детьми на другую дачу. Пойдемте с нами. Ваши вещи привезут позже.
Все же им не посмели запретить попрощаться. Нина Теймуразовна обняла невестку, детей. Потом повернулась к сыну.
– Ты теперь единственный мужчина, глава семьи, – сказала она. – Ничего не бойся, никому не верь и ни о чем никого не проси. Что бы ни случилось, веди себя достойно, – и, понизив голос, совсем уже неслышно шепнула: – Человек умирает один раз, помни, и если придется, встреть судьбу как мужчина…
Уже во дворе начальник конвоя усмехнулся:
– Подумать только, семья министра внутренних дел живет по воровскому закону. Не ожидал…
– Есть такая русская поговорка: с волками жить – по-волчьи выть, – хмуро ответил Серго. – Когда власть ведет себя по-бандитски, что остается людям?
Офицер нахмурился, однако ничего не сказал…
Приемная председателя Совета Министров Г. М. Маленкова. 13 часов 45 минут
– Сколько вас? – спросил Булганин.
– Со мной четверо, да с маршалом пять человек, итого одиннадцать, – ответил Москаленко, не смущаясь присутствием старших по званию.
Впрочем, никто не спорил. Генералы безмолвно соглашались, что он тут главный. Как будто бы, если все провалится, им не у одной стенки стоять.
– Оружие у всех есть?
– Обижаете, товарищ министр.
– Тогда идемте за мной.
Булганин провел их в небольшую боковую комнатку при кабинете Маленкова. Там во времена Сталина сидел помощник вождя Поскребышев, а теперь комнатушка не использовалась. Мало помещеньице – одиннадцать человек еле разместились, ну да ладно, на войне как на войне…
– Когда дадут сигнал, войдете в кабинет. Трое берут Берию, двое контролируют Маленкова, чтобы не вызвал охрану, остальным рассредоточиться вокруг стола и присматривать за прочими. Берию, как арестуете, сразу вывести сюда, остальным оставаться в кабинете. Товарищ маршал, как старшему по званию, руководство операцией поручаю вам.
«Правильно, – подумал Москаленко. – Теперь Жуков повязан, никуда не денется, будет с нами до конца».
Наро-Фоминск. Кантемировская танковая дивизия. 14 часов
Сигнал тревоги вырвал танкистов из-за обеденных столов. Потому-то сначала и решили, что тревога учебная – начальство любило устраивать такие вот мелкие пакости, а уж день, когда командир дивизии отсутствует – его как раз выдернули на командно-штабные учения в Тверь, – был для проверки идеальным. Командиры полков так и решили: проверяют, мол, как полковник Парамонов справится без комдива. Ничего, справимся! Однако, прибыв в штаб и увидев полковника в полной растерянности, они примолкли. Тот отчаянно вызывал по телефону Тверь, которая почему-то не отвечала.
– Что случилось, товарищ полковник? – наконец спросил кто-то.
– Сам не знаю. Сейчас позвонил товарищ Булганин. Приказал поднять три полка, загрузить полный боекомплект и через сорок минут войти в Москву.
– Мы же не дойдем до Москвы за сорок минут!
Парамонов только рукой махнул.
– Когда придем, тогда придем. Всем грузиться.
– Какие снаряды загружать?
– Всего поровну. И быстро…
Дальнейший разговор не поддавался никакому пересказу, поскольку литературными в нем были одни технические термины. Танкисты пулей летели к машинам. Разнесли ворота и заборы складов, грузились в бешеном темпе. Через час двести семьдесят машин мчались по Киевскому шоссе. По пути получили уточняющую задачу: один полк встает на Ленинских горах, второй перекрывает Горьковское шоссе, третий блокирует почту, телеграф, улицу Горького, Кремль.
– Вот теперь все ясно, – сказал полковник своему заместителю.
– Что ясно?
– Из-за чего базар. Горьковское шоссе перекрыть, чтобы помешать подойти к Москве дивизии Дзержинского, она стоит в Реутово. Значит, или Берия что-то затеял, или против Берии что-то затеяли.
– Это же… – начал было зам, оборвал сам себя, испугавшись собственных мыслей. – Как поступим, товарищ полковник?
– Как поступим?! – рявкнул Парамонов. – Приказ будем выполнять, … твою мать!
Как раз в это время те же слова произнес командир соединения реактивных бомбардировщиков полковник Долгушин, когда получил задание от командующего ВВС.
– … твою мать! Да мне плевать, арестован Берия или нет! Объясни этим … если мои самолеты, …, отбомбятся по Кремлю, …, не то что Кремля … – Москвы не будет, … …! Без письменного приказа Булганина ни один самолет даже на взлетную полосу не выйдет! – он бешено взглянул на побледневшего командующего и вылетел из кабинета, хлопнув дверью.
Другие командиры были более сговорчивы. К счастью или к несчастью, подниматься в воздух им не пришлось. Дзержинцы так и не выступили. Кантемировская танковая и Таманская мотопехотная дивизии трое суток контролировали Москву. В чем дело, они узнали лишь через две недели и, кто бы что ни думал, мысли свои военные оставили при себе.
Кабинет председателя Совета Министров Г. А. Маленкова. 14 часов 15 минут
– А теперь перейдем ко второму пункту повестки, – сказал Маленков. – Слово для сообщения имеет товарищ Берия.
Берия поднялся, открыл портфель.
– Лаврентий, мы все знаем твое самообладание, но если после того, что произошло, тебе неудобно…
– А что произошло? – не понимая, поднял голову Берия.
Дальнейшее заняло не больше десяти секунд. Со своего места встал Булганин, протянул руку к кнопке вызова на столе Маленкова. И тут же в кабинет, топая сапогами, ворвались какие-то люди. Берии завернули руки за спину, швырнули лицом на полированный стол, чьи-то здоровенные лапы перехватили горло и в рот мгновенно засунули кляп.
«Переворот», – молнией сверкнула мысль.
Следующей была крамольная, подленькая мыслишка вырваться и выхватить у ближайших генералов пистолеты. Но тут же он вспомнил… нет, не о Меркулове и прочей чекистской команде – эти, считай, покойники. Он вспомнил о других– тех, о которых путчисты не знают, и никто не знает, кроме него, Всеволода[13] и Богдана. Это ничего, что переворота не ждали так рано. Они справятся, все – опытные разведчики, нелегалы, не в первый раз им работать в одиночку в чистом поле. А он обязан жить, жить и узнать как можно больше, должен помочь тем, кто останется после него, дать им максимум информации прямо из логова врага. Попытаться, по крайней мере, стоит…
Застегнув наконец наручники, Берию быстро вывели из кабинета все в ту же боковую комнатку, пихнули на стул. За спиной встали двое, ткнули в затылок ствол пистолета. Сбоку кто-то невидимый быстро говорил:
– Теперь охрана. На пути к дверям два поста. Брать быстро. Наручники, кляп и в караулку – потом разберемся.
– Нет, – возразил второй голос. – Насчет охраны есть другой план.
– Пойдем спросим…
Двое ушли, а трое остались. Он поднял голову – у стенки напротив стоял красивый генерал-майор с густыми черными бровями, легендарной храбрости политрук с Малой Земли.
Тебя-то как сюда занесло, малоземелец? После крови еще и дерьма захотелось попробовать?[14]
Генерал-майор отвернулся, забарабанил пальцами по стене. Берия немного подумал и закрыл глаза. Так, пожалуй, лучше…
Кабинет Председателя Совета Министров Г. М. Маленкова. 14 часов 25 минут
…В кабинете мизансцена не изменилась. Восемь генералов, вытащив пистолеты, рассредоточились вокруг стола. Один нависал над Маленковым, блокируя телефоны и кнопки вызова. Хрущев держал речь.
– Только вчера поздно вечером мы узнали о предательских планах Берии. Когда было всех извещать? Прозаседались бы до самой вышки. Тогда мы с Николаем Александровичем решили взять ответственность на себя и нейтрализовать Берию, пока он всех нас не нейтрализовал.
– Откуда вы узнали о его предательских планах?
Этого вопроса Хрущев ожидал. Не ждал только, что задаст его Ворошилов. По идее, спросить должен был въедливый Молотов – но Молотов молчит, лицо непроницаемо, лишь усы слегка шевелятся. Все видит, ничему не верит… но и протестовать не будет. Понимает, бесполезно. Если кто и станет протестовать, так это Маленков, бериевский прихвостень. Хотя нет, смотрит прямо перед собой, сквозь всех, – в шоке он, что ли? Ну погоди, дай срок, с тобой первым разделаемся…
– Верный человечек доложил, – торжествующе улыбнулся Хрущев. – Хоть и не любит меня, а жить при «вожде народов» Берии не захотел, так сильно не захотел, что сам ко мне пришел. Товарищ Москаленко, позовите-ка его.