Естественно, задержался надолго… И в госпитале не стремился соблюдать тишину и оберегать покой больничных палат. А вот дома ступал тихо, как качественный вор. На кухню не заглядывал, хотя сегодня обедать мне было некогда. И даже чай пить не стал вопреки своей старой привычке перед сном выпивать чашку слабенького чая. Раздевшись в большой комнате, чтобы не греметь рядом с кроватью пряжкой ремня, прошел в спальню и молча, аккуратно лег, стараясь не разбудить Люсю, если она спала… Хотя скорее всего она не спала, а просто к стене отвернулась, не желая разговаривать и постепенно нагреваясь, чтобы к утру закипеть, как самовар. Такое у нас порой бывает… Разговаривать она точно захочет только завтра, когда я уже буду опаздывать на службу… Никак не раньше, потому что раньше она будет только закипать… С одной стороны, это хорошо, потому что я слишком устал. С другой, не слишком хорошо, потому что опаздывать на службу я не люблю в силу любви к аккуратности.
Бессонницей, признаюсь, никогда в жизни не страдал и рассмеялся бы в лицо тому, кто мог сказать мне, что я буду страдать этим… Более того, я всегда страдал, мягко говоря, некоторой склонностью к сонливости, которую постоянно и успешно перебарывал. Но в этот раз уснуть я не мог долго. Все что-то вертелось в голове такое, что вроде бы должно натолкнуть меня на единственно правильную мысль, однако уловить эту деталь, этот нонсенс или что там еще может быть подобное, никак не мог. Не получалось… Знаю, конечно, что, когда стараешься мысль в ворохе других мыслей выловить, это ни за что не удастся. Надо просто мысли отпустить, и нужная сама в голову придет и займет свое место именно на той полочке, где ей и положено храниться. Но отпустить мысли никак не получалось. Наверное, общее возбуждение нервной системы сказывалось.
Еще бы возбуждению не быть… Даже для такого большого города, как наш, с без малого полутора миллионами населения, событие далеко выходит за рамки ординарных. Говорят, уже по телевизионным проклятым новостям в Москве об этом сообщалось и на каждом интернетовском сайте. Значит, стоит ждать, что по голове начнут со всех сторон долбить…
Вот в таком ожидании долбежки по голове я и уснул. Кажется, только-только уснул, когда почувствовал толчок в бок. Люся будила… И только потом услышал из соседней комнаты звонок своего мобильника, оставленного на поясном ремне в чехле. Поспешил к трубке, успев глянуть на часы – половина шестого.
Что еще случилось?..
Голос я не узнал сразу. Да и слышал-то я его не так долго, чтобы запомнить. Практически только односложные короткие предложения в ответ на свои вопросы…
А когда узнал, спать мне совсем расхотелось…
* * *
Дело, если посмотреть со стороны, простое и залихватских детективных ассоциаций совсем не вызывает. По крайней мере мне казалось, что оно не имеет путаного сюжета, хотя на своей практике я многократно убеждался, что самые запутанные дела в действительности оказываются наиболее простыми в раскрытии. Это потому, что в запутанных делах всегда присутствуют воз и маленькая тележка фактов и улик, которые сначала заставляют за голову схватиться, а потом уже, когда веником по ним пройдешься, пыль смахнешь, выбросишь лишнее, оставшиеся выстраиваются неразрывной цепочкой и говорят довольно красноречиво о пути, который следователю стоит выбрать среди множества других возможных путей. Но и простые дела обычно раскрываются сразу, часто простым «наездом». Необходимо только получить признание обвиняемого, которое, как правило, наступает после второго или третьего допроса. Реже после первого… Когда человек «наезда» не выдерживает, характером, то есть, не в ту сторону вышел…
Итак… Где-то на Украине, или, как принято сейчас говорить, «в ближнем зарубежье», скончалась пожилая женщина, вдова малоизвестного провинциального художника, но известного коллекционера картин русского авангарда начала прошлого века. Согласно официальному завещанию она, за неимением прямых наследников, решила оставить коллекцию картин племяннику мужа. То есть не племяннику непосредственно, а, как странно и безответственно было записано в завещании, «семье племянника» Ивана Сергеевича Русинова. Оставим формулировку на совести украинских нотариусов, непонятно на какие законы опирающихся, – после смерти завещателя исправлять ее все равно было уже нельзя. При этом женщина, поскольку давно с племянником мужа не общалась, знала только город, где он проживал около пятнадцати лет назад. Но семью эту она помнила по единственной давней встрече. Малограмотный нотариус даже об этой встрече вставил строчку в завещание. К некомпетентности специалистов мы у себя в России давно привыкли. И некомпетентность специалистов из других стран кажется нам дикостью. Но с такой дикостью встречаться порой еще приходится. Нотариус, составлявший завещание, оправдал странную формулировку тем, что завещательница знала только, что племянник мужа служит в каких-то частях спецназначения и постоянно рискует жизнью, поэтому его к моменту составления завещания уже могло и не быть в живых. Перестраховка, непонятно зачем необходимая… О том, что в случае смерти Русинова в права наследования вступали бы наследники племянника, она не упомянула, даже если об этом и знала. Так по крайней мере действуют российские законы, а какие там на Украине законы, я не знаю… Ну, да господь с ними, с нотариусами, но хлопот они следственным органам способны доставить много. И не только следственным органам, но и самим наследникам…
Будь наследство поменьше, наследникам вообще, чтобы не возиться, лучше бы отказаться от него только из-за дурацкой формулировки. И все бы ничего, но эксперты оценили коллекцию картин в кругленькую сумму – шестнадцать миллионов долларов. Сумма многим одним упоминанием бьет по ушам так, что зрение теряется. Когда такие деньги есть у кого-то – это смотрится нормально. А тут вдруг да тебе… У некоторых руки задрожат от волнения и последние волосы на лысине выпадут…
А там еще возникли многие сложности с украинскими законами, запрещающими вывоз художественных ценностей за пределы страны, но эти сложности предстояло решать самим наследникам, а до того… До того им предстояло основательно передраться, опять же друг другу волосы выдрать и физиономии расцарапать, но наследство разделить.
Главная сложность вопроса возникла тогда, когда в нашем городе была найдена жена Ивана Сергеевича и его дочь. Сам Иван Сергеевич Русинов, отставной подполковник спецназа ГРУ, с женой развелся больше десяти лет назад, и последние годы проживал в Москве. Нашли и его. Новой семьи Иван Сергеевич не завел. Но даже если бы и завел, юристы вполне могли бы оспорить его приоритет на коллекцию, поскольку в завещании упоминалась семья, с которой завещательница встречалась, а никак не другая, которую вполне мог бы создать Иван Сергеевич. Один вопрос разрешился просто, предстояло решить другие. Органы юстиции предложили наследникам подписать мирное соглашение о разделе коллекции, чтобы не растягивать дело в судебных инстанциях, которые в первую очередь будут настаивать тоже на мирном соглашении. С этой целью Ивана Сергеевича Русинова, как пенсионера, не обремененного работой и имеющего свободное время, пригласили в наш город. Естественно, он приехал, будучи готовым к обсуждению вариантов. Наверное, рассчитывал все же получить большую долю, если не половину, поскольку именно он являлся главным наследником и родственником умершего художника. Теоретически резонно предположить, что и суд согласился бы с таким разделом. Но Русинов, наверняка уже советовавшийся с адвокатами, адвоката с собой почему-то не привез, словно знал, что помощь адвоката в вопросе раздела наследства ему не понадобится совсем или понадобится не скоро…
Последнее обстоятельство не является даже косвенной уликой, тем не менее дает значительный повод к серьезному размышлению, в какой-то степени подтверждающий его вину. Намек на улику, который каждый суд должен принять во внимание…
С двадцатитрехлетней дочерью Ольгой Иван Сергеевич встретился сразу – та приехала встретить отца на вокзал, и, наверное, разговор о наследстве и там возникал, хотя следствию об этом ничего пока не известно. С бывшей женой, Людмилой Анатольевной Русиновой, состоящей в гражданском браке с другим мужчиной, только предполагал встретиться вечером, когда она вернется с работы, чтобы обсудить проблемы не на бегу, а в спокойной обстановке.
Иван Сергеевич остановился у своего приятеля, бывшего сослуживца, и созвонился с Людмилой Анатольевной. Встречу назначили вечером в кафе «Кавказский дворик».
Приехав с работы домой, Людмила Анатольевна успела приготовить для мужа и дочери, проживающей с ними, ужин и вышла из дома, чтобы отправиться на свидание с уже бывшим мужем. Первоначально она договаривалась с Иваном Сергеевичем, что на встречу приедет с Аркадием Ильичом, настоящим мужем, человеком деловым и имеющим хватку, следовательно, умеющим вести переговоры, обещающие быть непростыми. Но воспротивилась дочь, желающая присутствовать при первом разговоре. Аркадий Ильич не был против того, чтобы на свидание поехали мать с дочерью, и настаивал только на том, чтобы они без его присутствия не подписывали никаких бумаг. Дочь переодевалась и просила мать подождать ее в машине. Машину Людмила Анатольевна обычно оставляла у подъезда. Итак, без пяти минут миллионерша вышла… Завелась машина без проблем, но, едва женщина включила передачу, чтобы развернуться, прозвучал взрыв. Эксперты установили, что к рычагу коробки передач была присоединена «растяжка» от установленной в боевое положение гранаты «РГД-5». Естественно было предположить, учитывая военное прошлое Ивана Сергеевича Русинова, что устанавливать «растяжки» он умеет квалифицированно. Отставного подполковника арестовали в тот же вечер в кафе «Кавказский дворик», где он и должен был встретиться с бывшей женой и делал вид, что удивляется ее опозданию.
Столик при этом был сервирован на троих…
* * *
На первом же традиционно скучном допросе, когда я, слегка постукивая кулаком по столу, объяснил Ивану Сергеевичу Русинову суть обвинения, которое против него выдвигается, он, не высказав ни возмущения, ни каких-то других эмоций, просто замкнулся, словно обдумывал что-то. И не сразу отвечал на мои вопросы. Тем не менее признать вину, естественно, отказался, произнеся только одно сакраментальное слово, которое сначала произносят почти все обвиняемые:
– Нет…
Другого я и не ожидал. Подполковник, если это он подготовил взрыв, думается, знал, что обвинение ему предъявят, и подготовился к отрицанию. Следствию необходимо было только собрать улики, найти свидетелей, которые могли бы видеть Ивана Сергеевича рядом с машиной или даже просто во дворе, и тогда все пошло бы по проторенной дорожке – к суду… И вообще, первый допрос никогда не бывает долгим, я и сам должен был сначала обдумать все факты, чтобы разговаривать с ним более аргументированно и по выстроенной тактике. И потому, не добившись сразу признания, я позвал конвоиров и приказал отвезти задержанного в СИЗО. И уж никак не ожидал каких-то сюрпризов, поскольку с офицерами спецназа до этого дела не имел и не предполагал, насколько они наглые. Сюрпризы начались через две минуты, когда, задыхаясь от застарелой астмы, прибежал дежурный по прокуратуре. Иван Сергеевич, этот пенсионер-подполковник, обладатель седой головы, каким-то образом, как старый фокусник в цирке, сняв наручники, голыми руками «уложил» вооруженных конвойных и водителя машины, и на этой же машине, выбив запертые ворота и чудом не задавив охранника у ворот, скрылся. Машину, впрочем, нашли через четыре квартала от прокуратуры. Ивана Сергеевича, несмотря на объявленный стандартный план «Перехват», задержать, естественно, не удалось. «Перехвата», как показывает практика, должны в первую очередь бояться не главные фигуранты, а случайные люди, забывшие из-за склероза выложить из кармана незарегистрированный пистолет или не успевшие заглотить все порции наркоты, что привычно носили с собой «для личного потребления».
Слава богу, бежал Иван Сергеевич не из моего кабинета, тем не менее после допроса у меня. И наручники Ивану Сергеевичу надевали в моем присутствии. Надевали по всем правилам. Но он как-то сумел их открыть. После этого прокурор области, к несчастью, оказавшийся в такое позднее время в кабинете, пообещал мне продолжение карьеры в должности деревенского прокурора в отдаленном районе области, если в течение недели я не поставлю в таком ясном деле точку и не передам материалы в суд. Можно подумать, что это я обязан бегать по улицам и искать обвиняемого, я – а не менты… Впрочем, план поисковых мероприятий должен быть согласован со мной. Но пусть сначала представят мне этот план…
Одна из версий предполагала помощь при бегстве со стороны кого-то из конвойных. Но все они имели хороший послужной список, не имели с беглецом ранее никаких контактов и вообще не имели причин, чтобы дать Ивану Сергеевичу любезную возможность отправиться в бега. Вопрос о том, каким образом он открыл замок в наручниках, остался висеть в воздухе. Конвойные же сами пострадали. У каждого из троицы сотрясение мозга, у одного в дополнение сломана челюсть, у другого трещина в шейном позвонке, которая долго не позволит ему оглядываться…
Я обязан был быть в курсе дел и мероприятий, проводимых ментами, и я уехал из прокуратуры в городское управление, где сидел несколько часов рядом с дежурным, ожидая сведений. Утром предстояло пойти на доклад к прокурору области, и идти на доклад выспавшимся было по крайней мере неприлично…
Поиск был предпринят по всем возможным направлениям. Сразу запросили ГРУ относительно сослуживцев подполковника Русинова, проживающих в нашем городе. Неохотно, но дали небольшой список – три человека… Правда, из-за позднего времени общаться пришлось через дежурного, а не напрямую с управлением кадров ГРУ. Дежурный наши проблемы уважить с полной ответственностью не захотел и выдал только минимум данных. ГРУ, как известно, самая закрытая система из всех наших спецслужб, и даже единственная, кто не имеет своего пресс-центра. Но другого мы и не ожидали… Трудно было рассчитывать, что военные разведчики пожелают раскрыть перед нами агентуру… Получите три адреса и заткнитесь!..
Хотя, согласно данным наших ментов, в городе проживает не менее пятнадцати отставных офицеров спецназа ГРУ. Но только по одному адресу из трех Иван Сергеевич Русинов показывался сразу по приезде. Еще до задержания… И там же собирался ночевать, однако вечером не пришел. Другие адреса, которые возможно найти через военкомат, должны были проверить ночью, если удастся поднять с постели работников военкоматов. Но они должны быть привычны к подъему по тревоге. А пока искали и по гостиницам, и по притонам, и даже по подпольным публичным домам, где преступники считают модным прятаться. Бесполезно… Даже слуха не было об отставном подполковнике…
* * *
И надо же, вот он объявился… Сам… Под утро… Телефонным звонком…
Спасибо, конечно, ему, что снял с меня часть тяжести неизбежного разговора с женой из-за ночной задержки. Теперь есть наглядный аргумент, помогающий с гордостью продемонстрировать мою семейную честность. Но чего хочет подполковник, я так и не понял…