– Сколько лет было дяде Моне в сорок пятом году?
– Дай подумаю… – Матушка застыла в раздумьях. – Лет двадцать?.. Двадцать три. Что у тебя за интерес к этой бумажке?
– Дядя Моня в свои двадцать три года отправил в лагерь сорокалетнюю жену известного писателя, – разъяснил я свой интерес. – Не знаешь, почему?
– Не сметь! – закричала матушка и наградила меня подзатыльником. – Не твое сопливое дело, чем занимался мой дядя в свои двадцать три года. Он нас содержал, когда я избавилась от твоего идиота папаши. В трудные времена перестройки! Никогда не забывал. Ну-ка, рассказывай, во что ты вляпался с этим ящиком!
Матушка не приветствовала мое общение с компьютером.
– Отец Кортика – адвокат… – начал я издалека.
– Тоже мне новость! – хмыкнула матушка.
– Ты знакома с бабушкой Кортика? Ее зовут Ассоль.
– Ассоль? Умереть – не встать! Нет, не знакома.
– Отец Кортика сказал, что это бабушка Ассоль предложила твою кандидатуру в няни.
Матушка молча вышла из комнаты и отправилась на второй этаж. Мы с Кортиком слушали ее шаги наверху. Через пару минут она вернулась с фотографией в рамке, подошла к Кортику и сурово поинтересовалась:
– Это твоя бабушка?
– Наверное, – пожал плечами Кортик.
– Что за наверное? Ты никогда не видел свою бабушку?
– Только на фотографиях.
– Умереть – не встать! Хотя… я ведь тоже ее не видела, а мы с тобой вместе с трех лет. Вот что я вам скажу: я не знакома с этой женщиной. Теперь объясните, как она могла меня рекомендовать?
– Может быть, ты была известной сиделкой? – предположил Кортик.
– Нет. Не была. Я окончила курсы медсестер, чтобы самой делать уколы своему сыну-инвалиду и еще чтобы отличать его настоящие нервные припадки от симуляции. Я никогда не работала медсестрой в больницах, слава богу, дядя Моня не дал нам умереть с голоду! Теперь объясните, почему вы разглядываете его подпись и задаете странные вопросы.
– У бабушки Ассоль в подвале был сейф. В нем лежало письмо. Вот оно на экране.
Матушка нащупала очки на груди, надела их, ознакомилась с письмом и с облегчением выдала:
– Слава богу, эту несчастную оправдали! – Она выпрямилась, сняла очки и поинтересовалась шепотом: – Вы вскрыли сейф хозяйки дома?
– Это сделал ее зять, – отмахнулся я.
– Да. Это сделал мой папа, – кивнул Кортик.
– Адвокат вскрыл сейф, достал оттуда письмо с подписью дяди Мони и отдал его тебе? – продолжала шептать матушка.
Я впервые видел неподдельный ужас в ее глазах.
– Нет, подпись дяди Мони я нашел в других документах, они были на дискете, но дискету… – я замешкался, соображая, – дискету тоже дал мне адвокат.
– Все ясно. Это – заговор! – определилась матушка.
– И что нам делать? – опешил Кортик. – Это… Это все потому, что вы евреи?
– Ты, – ткнула она пальцем в Кортика, – ни слова не скажешь о подписи Иммануила своему отцу. А ты! – Она повысила голос, повернувшись ко мне. – Ни слова не говоришь дяде Моне! Немедленно поклянитесь жизнью своих матерей, что так и сделаете!
Мы с перепугу поклялись.
– А я… – Матушке хватило пары секунд на раздумья. – Иду в гостиную и буду обо всем этом думать. Если кто хочет попробовать печенье, которое мне очень помогает думать, то поспешите. Оно еще теплое.
Матушка клятвой связала Кортика с его отцом, а меня с дядей Моней, это она сделала не по глупости, а из родственных соображений. И даже печенье с изюмом не помогло ей разобраться и дать потом другие указания. Поэтому с дядей Моней говорил Кортик, а с адвокатом – я. Тем самым мы не причинили жизни наших матерей ни малейшего вреда. Это я придумал так поступить.
Встречу с адвокатом я обставил с жуткой секретностью. Мы должны были разговаривать в беседке, на которую так любил залетать соседский петух.
– Подслушивающих устройств здесь нет! – заявил я, как только папаша Кортика, проведя рукой по скамейке, собрался усесться.
Он завис задом и подозрительно осмотрелся.
– Не понял?
– В доме говорить нельзя, – разъяснил я. – Там же повсюду ваши камеры наблюдений.
– Не повсюду, – адвокат наконец присел.
– Да, кроме одного туалета и матушкиной спальни внизу.
– Два туалета без камер, – уточнил адвокат. – Иллюзия присутствия родителей рядом с сыном. Но ты зря беспокоишься, передается только изображение. Для передачи звука на такое расстояние нужно слишком дорогое оборудование. Что ты выяснил?
– Нина Гринович дружила с матерью вашей тещи. С Еленой Ландер. Кортик нашел фотографию сорок четвертого года, на которой они вместе. Елена держит на руках маленькую бабушку Асю.
– Почему – Асю? – удивился адвокат.
– Там написано: «Нина и Леночка, Асе 3 года».
– Прекрасно! – Адвокат встал, вероятно, считая мою миссию выполненной. – Этим объясняется наличие извещения о реабилитации в сейфе бабушки Ассоль. Бабушка Ася! – Он хмыкнул.
– Сядьте, – попросил я гробовым голосом. – Это еще не все.
Я думаю, он сел от неожиданности.
– В комиссию, которая разбиралась с врагом народа Ниной Гринович, входил Иммануил Швабер, ему тогда было двадцать три года. Я сравнил подписи дяди Мони на его завещаниях и под приговором, и матушка тоже подтвердила – подпись его.
Адвокат открыл рот, но потом скривил его в усмешке.
– Ну ты даешь, Атила! – сказал он, совсем как Кортик. – Твой дядя Моня имел отношение к этой бумажке в сейфе бабушки Аси?
– Получается, что имел. Но и это не все. Выяснились некоторые подробности появления меня с матушкой в вашей семье. Вы сказали, что именно бабушка Соль рекомендовала вам взять мою матушку в няньки.
– Не просто рекомендовала, а можно сказать – приказала! Нет, сначала она предложила твою мать в домработницы, а потом – в няньки. Пришлось ее послушаться, ведь для проживания внука за городом она предложила свой дом.
– Вы не хотели брать медсестру с ребенком, так ведь?
– Не хотели. Ты не просто ребенок, а инвалид. Извини, но…
– Все нормально. Я инвалид, и осознаю это спокойно.
– Да… О чем это я?.. Мы долго с женой сопротивлялись. Но теща настояла, указав нам на профессиональные навыки и стаж работы твоей матери.
– Моя мать никогда не работала медсестрой.
– Но как же?.. – Он опять вскочил. – Мы проверяли ее документы! У нее был диплом медсестры!
– Диплом был, а рекомендаций не было, так ведь? Не было выписки с последнего места работы.
– Минуточку… Да, я этого не припоминаю… А ты откуда знаешь?
– Моя мама никогда нигде не работала. Она рано вышла замуж. В первый раз, – добавил я.
– В конце концов, – адвокат сел и оттянул узел галстука, – твое с матерью присутствие сделало жизнь нашего сына достаточно комфортной и разнообразной. У него отменное здоровье. Пока никаких увечий и травм… Давай просто подведем итог того, что мы узнали.
– Нет, не подведем, – уверенно заявил я.
– Не подведем? – опешил адвокат.
– Вы можете просто перечислить факты, но я на этом останавливаться не собираюсь. Итог подводить рано.
– Хорошо, я перечислю факты. Моя теща хранила в сейфе справку о реабилитации жены известного писателя. А твой дядя…
– Он мне не дядя. Я еще в прошлый наш разговор спрашивал, кем мне приходится дядя матери.
– Да? И что я сказал?
– Чтобы я не отвлекался.
– Вот именно. Не отвлекайся. Дядя твоей матери имел прямое или косвенное отношение к осуждению жены писателя. – Он задумался.
Выждав достаточно времени, чтобы профессиональный адвокат сориентировался в том, что сам сказал, я предложил вместо подведения итога перечислить возникшие вопросы. Тогда проще будет разбираться в первоочередности их решения.
– Вопрос первый (я загнул мизинец): наше с матушкой присутствие в доме бабушки Соль было ею подстроено с целью мести дяде Моне или по меркантильным соображениям?
Адвокат уставился на меня с удивлением и опять непроизвольно приоткрыл рот. В тот момент я почти поверил, что он совсем не в курсе дела, а бумажку из сейфа мне подсунул, чтобы занять работой и втереться в доверие.
– Вопрос второй (пришла очередь безымянного пальца): участие дяди Мони в осуждении Нины Гринович. Вопрос третий…
– Ты только что предположил две причины совершения преступлений – месть или выгода, – перебил меня адвокат. – Определись с предположениями.
– Начну с мести. Бабушка Соль родилась там же, где жила Нина Гринович, которая к тому же являлась подругой ее матери – судя по надписи на фотографии. Если мы ответим на вопрос об участии дяди Мони в деле № 9645, можно будет точно установить – месть это или меркантильный интерес.
В тот момент я сам себе ужасно нравился, а выражение лица адвоката только увеличивало мое упоение собственным умом и сообразительностью.
– Правда, тема мести несколько странная. Дяде Моне уже почти восемьдесят, ваша теща может не успеть ему отомстить. Чего она ждет? Тема выгоды мне больше нравится. Если бы вы меня не перебили и выслушали третий вопрос…
– Говори! – перебил адвокат.
– Хотелось бы знать, что именно делала Нина Гринович в оккупации. На вашей дискете только приказы, приговоры. А где хранятся дела, по которым выносились приговоры?
– Подожди, ты хочешь сказать, что у твоего… у дяди твоей матери и у моей тещи может быть какой-то общий меркантильный интерес?
– Вам это кажется невероятным? – Я изобразил удивление. – Зачем же вы тогда подсунули мне письмо из сейфа?
Адвокат молчал, напряженно что-то обдумывая. Я решил зайти с другой стороны.
– Что делает ваша теща последние годы?
– То же, что и всегда – ищет… клады… – начав уверенно, к последнему слову он совсем стушевался.
– А что она делала до того, как стала искать клады?
– Ездила с цирком по свету и искала… клады. Ерунда получается.
– Откуда вы знаете, что она ищет именно клады? – К этому моменту я начал сомневаться в умственных способностях адвоката, но своим ответом он развеял мои сомнения.
– Она их находит! – повысил голос адвокат. – Находит и получает свой процент! Официально!
– Тогда вся надежда на Кортика, – приуныл я. – Вы ничего толком не знаете.
– В каком смысле?
– Я думал, вы все знаете и будете постепенно подсовывать мне новые факты, проверяя мои умственные способности и интуицию на разгадке составленного вами кроссворда по поиску сокровищ.
– Сокровищ? – удивился он.
– Ну да. Вы занимаете мое время решением логических задач, изучением истории и вашего семейного архива, а в конце мы с Кортиком найдем замшелый сундучок с сокровищами.
– Ты сказал – вся надежда на Кортика. А при чем здесь мой сын?
– Я говорю с вами, а он – с дядей Моней. Потом мы суммируем информацию.
– Я не хочу, чтобы мой сын… – требовательно и почти зло начал адвокат, и тут уже я его перебил:
– Поздно. Гены сработали.
– Какие еще гены?!
– Ваш сын по ночам чертит карты предполагаемых мест хранения сокровищ, которые последователи Заратустры могли спрятать в Египте.
Следует признать, что Кортик получил нужную информацию гораздо быстрее, чем я.
Дело было в воскресенье. Он подошел к старому «Плимуту» дяди Мони, когда тот со скоростью хромой утки проехал все дорожки от ворот до Надома и остановился у крыльца. Подошел и сквозь стекло стал смотреть на старика. Дядя Моня минут через пять понял, что мальчишка пришел не просто поздороваться, и опустил стекло.
Кортик, не раздумывая, начал с главного:
– Иммануил Швабер, это вы вели дело № 9645?
Дядя Моня изумился, но вида не подал.
– Какого года? – спросил он.
– Тысяча девятьсот сорок пятого, – отрапортовал Кортик. – Дело жены одного писателя.
– Я, – сознался дядя Моня, открыл дверцу и осмотрел «пионэра» с головы до ног, после чего огласил приговор: – Десять лет лагерей. – Подумал и добавил: – Выжила. Вернулась в Крым.
– А что она сделала? Что значит – пособничество врагам? – продолжал допрос Кортик.
– Работа на врага в оккупированной зоне.
Кортик немного подумал, потом спросил:
– А где она еще могла работать в оккупированной зоне?
Дядя Моня тоже немного подумал и ответил:
– Нигде. Она могла уйти в подполье и вредить врагу. Но, имея на руках психически нездоровую мать и сильно опасаясь, что немцы ту просто ликвидируют, Нина Гринович пошла работать в типографию.
– Что она делала в типографии? – уточнил Кортик.
– Да уж не полы мыла! Она принимала самое активное участие в выпуске немецкой газеты. С ее участием было выпущено пять экземпляров фашистского средства массовой информации.
На этом разведывательная миссия Кортика была закончена – он узнал все, о чем я просил, но как всегда это бывает в беседах со взрослыми, из каждого их ответа вытекает масса новых вопросов. Например, таких:
– Немцы всегда убивали психов?
– На оккупированных территориях они в первую очередь убивали психически больных и цыган, – подтвердил дядя Моня.
– А вы? – прищурился Кортик.
– Уважаемый пионэр, вы переходите границы дозволенного. Станьте прямо перед полковником в отставке! Руки по швам!
– Я нечаянно, я не так спросил, – повинился Кортик, выпрямившись и вытянув руки.
– Что вы хотели спросить? Не был ли я психом?
– Нет, конечно. Я хотел спросить, вы убивали людей?
– Естественно, убивал! А теперь позвольте и мне уточнить некоторые детали нашей беседы.
– Не знаю никаких деталей, – тут же отбился Кортик.
– Тогда откуда вы могли узнать секретную информацию и номер дела сорок пятого года?
– Из письма. А письмо было в сейфе моей бабушки. Эту самую Нину Гриневич…
– Гринович.
– Да, Гринович, ее рели… оправдали, а она уже умерла и не узнала этого.
– Дай-ка подумать… – Дядя Моня закрыл глаза, чтобы зеленый цвет газонов и яркие листья облетающего клена на них не усугубляли сумбур в его голове. Посидев так немного, он приподнял тяжелые веки. – Я понял. Твоя бабушка получила известие о реабилитации Нины Гринович. – Сумбур в голове не проходил, Иммануил Швабер перешел на «ты»: – Твоя фамилия, если не ошибаюсь, Кортнев?
– Не ошибаетесь.
– Кортнева… Кортнева… – Дядя Моня опять закрыл глаза и пробормотал: – Нет, не помню такую…
Если бы в тот момент Кортик назвал фамилию своей бабушки – Ландер, сумбур в голове дяди Мони сразу бы улегся, и он бы все понял, и Кортик мог получить дополнительную информацию, и у нас тогда не было бы полдня простоя в расследовании этого дела.
Может быть. А может быть, и нет. Важно не это. Гораздо более важным тогда оказалось другое.
Сочтя беседу с пионэром законченной, дядя Моня повернулся назад и сказал:
– Павел Игнатьевич, приехали.
С заднего сиденья поднялся шофер, который обычно возил Кортика по всем местам учебы, отдыха и развлечений. Выглядел он неважно. Когда он так выглядит – а это бывает обычно по понедельникам, – матушка не разрешает ему садиться за руль «Лендровера» и вызывает такси, и шофер ездит с Кортиком в такси как пассажир.
Шофер выбрался из машины, потрепал Кортика по волосам, помог выйти дяде Моне, и они пошли в Надом, где дядя Моня выпил чаю, а Павел Игнатьевич принял с моей матушкой лекарство.
Пока взрослые пили чай и лечились, Кортик передал мне полученную информацию. Было решено подняться в комнату бабушки Соль и провести там обыск и более тщательное изучение ее альбома с фотографиями.
Кортик никогда не ездил со мной в лифте – «…ах, мой милый Августин, все про…»
– Августин! – кричал Кортик, поднимаясь по лестнице. – Все прошло!.. Все прошло!..
За ним, повизгивая от радости, бежал Улисс.
Мы потрудились на славу. Даже стены простучали. Если и в этой комнате есть видеокамеры, то папаша Кортика повеселится на славу. Вся добыча – кучка черно-белых фотографий, выпавших из второго тома Льва Толстого.
Разложив фотографии на полу, мы определили, что все они с одного мероприятия, а именно – с похорон.
– Ты не замечаешь ничего странного? – спросил я у Кортика.
– Замечаю, – кивнул он. – Дядя Моня в странной шляпе и с усами. Это точно он, посмотри на нос!
Я задержал дыхание. Фотография, на которую указывал Кортик, была самой малонаселенной. У закрытого гроба, который поставили на землю, стоял высокий мужчина в шляпе и длинном кожаном пальто, зауженном в талии. В нескольких шагах от него маячили еще двое мужчин с лопатами. Неподалеку – ограда, за нею кое-где могильные памятники и больше никого из людей.