Ее свет не погас. Он будет (непременно будет!) обозначать человечеству верный путь в будущее, дабы жестоким капиталистическим самоистреблением не кончилась вся жизнь на прекрасной и хрупкой нашей планете.
Глава первая
Это было в начале двадцатого века
Трудно нынче, даже мысленно, перенестись на сто лет назад, когда в недрах российского общества вызревала великая революция. Трудно во всей полноте охватить ее движение и результаты.
В этой главе – лишь некоторые штрихи огромной темы. Но они должны помочь осмыслению нашего прошлого во имя будущего. Помочь опровержению вымыслов, искажений, целенаправленной клеветы.
Погрузившись в крестьянскую жизнь, какой реально была она в начале минувшего столетия, вы острее почувствуете и лучше поймете нараставшую боль несправедливости, которую несло в глубине души основное население тогдашней России. Вдумавшись затем в подлинную, а не «нарисованную» картину борьбы девяностолетней давности, точнее разберетесь, кто же губил и кто по-настоящему спасал Россию в годы революции, иностранной военной интервенции и Гражданской войны. А последующие признания наиболее честных противников Великого Октября тоже становятся весомыми аргументами в доказательство его правоты.
Свидетельствует мой отец
Итак, откроется эта глава воспоминаниями моего отца, и я должен представить их.
Прежде всего считаю нужным отметить, что писались воспоминания не для печати. Просто отец рассказывал время от времени что-нибудь из своей жизни, а мне это было интересно. Вот и упросил его, хотя бы частично, положить свои рассказы на бумагу. Как память детям, внукам и правнукам.
Взялся он за такую непривычную для него работу в очень преклонном уже возрасте, когда жить ему оставалось совсем немного. Но взялся, как я понял, с увлечением. И после его смерти в январе 1988 года осталась эта большая картонная папка, где сложены были 120 листов, исписанных убористым и четким, до боли родным почерком, который старость (а было отцу уж почти 90!) не разрушила и нисколько не исказила.
Правда, повествование свое, начатое в неторопливом, размеренном тоне, с массой подробностей и деталей, потом стал писать всё более и более бегло, но даже и так закончить не успел. Однако то, что успел, думается, заслуживает более широкого внимания, не ограниченного нашим семейным кругом. Ведь рассказывая об одной русской крестьянской семье, отец рассказывает и о многих других, ибо во многом судьбы их оказались схожи.
А тот факт, что писалось это не для газеты или журнала, вообще «не для публики», то есть, я считаю, вряд ли подвергалось какому-либо конъюнктурному саморедактированию, делает отцовские записки максимально достоверными и исторически ценными. Поэтому стоит предать их гласности, включив в современный разговор о дореволюционной, советской и сегодняшней России.
Выходит, разная она, «Россия, которую мы потеряли». Одна – в известном одноименном фильме Говорухина и другая – на страницах воспоминаний моего отца, не доверять которому я не могу. Собственно, потому и печатаю, что не сомневаюсь в правдивости.
И еще один есть существенный повод для публикации: целый ряд тем и вопросов в этих заметках представляется мне нынче необыкновенно злободневным.
Вот сейчас крайне остро стоит вопрос о земле. Вновь замаячило возвращение в русскую деревню помещиков; вновь происходит обезземеливание крестьянской массы под благовидным предлогом наделения ее правом частной собственности на землю и свободной купли-продажи; вновь реальной становится кабальная зависимость бедняка на селе. Воспоминания отцовского детства и юности способны, по-моему, напомнить людям, к чему мы возвращаемся, и вразумить: нынешнее «решение земельного вопроса» никак нельзя считать справедливым, а значит, и завершенным.
Всегда волновало меня особенное обстоятельство, что родился отец буквально в той точке, где сходятся Россия, Украина и Белоруссия. То есть он как бы воплощал в себе исконное, коренное родство и неразрывную общность Великой, Малой и Белой Руси, которую теперь стараются разорвать.
Да как можно! Право, это всё равно, что разорвать на части человека. Сначала я даже намеревался дать отцовским запискам такой заголовок: «Родом я брянский, черниговский, гомельский» (у него-то совсем просто – «Моя биография»). Попробуй действительно выделить в Стефане Георгиевиче Кожемяко великоросса, малоросса или белоруса. По паспорту да и по всей жизни – русский, а фамилия то ли украинская, то ли белорусская (как у Лукашенко). Говорил и писал только по-русски, но знал что-то и по-украински, и по-белорусски. Учился в Москве и Ленинграде, работал потом до конца жизни на Рязанщине и женился на рязанке Ксении Григорьевне Веселовой, моей матери. Но память всегда связывала его с местами, где свойственное трём славянским народам органически соединилось и переплелось. Так надо ли сталкивать, противопоставлять одно другому, как делают это безответственные и корыстные политики?
Кстати, об имени отца. Поскольку его имя стало моим отчеством (Стефанович), меня иногда спрашивают: «Польское что-то?» На самом-то деле, конечно, был отец в своей деревне Степан, а не Стефан. Записали Степана Егоровича по-другому – Стефаном Георгиевичем в свидетельстве по окончании Николаевского начального народного училища, о чем сам он в этих воспоминаниях сообщает. Так потом в паспорт и пошло.
Учеба же и вообще весь труднейший, тернистый путь моего отца из крестьян в интеллигенты видится мне особенно актуальной на сегодня темой. Я бы сказал так: только Октябрьская революция и Советская власть дали ему, как и его братьям и сестрам, миллионам крестьянских детей, возможность учиться, получить среднее и высшее образование. И он, и моя мать, похожим путем ставшая учительницей, не были членами партии, но этот факт и многое другое, связанное именно с партией коммунистов и Советской властью, ценили очень высоко. Да и можно ли иначе? Впрочем, неблагодарных людей, как продемонстрировали последние годы, у нас оказалось многовато…
Уже в тридцать пять лет отцу удалось окончить Ленинградскую лесотехническую академию, и с тех пор он, инженер-лесовод, лесничий, занимался любимым делом – сажал и выращивал леса на рязанской земле, где родились я и мой брат.
Отец умер, малость не дожив до катастрофического развала страны. Иногда я даже думаю: слава Богу, что не увидел ничего этого! Последние его годы были спокойными, и, хотя пенсия, которую он получал, была невелика (как и у матери – не намного более 60 тех, полновесных советских рублей), но всегда заверял, что им вполне хватает и даже остается на сберкнижку. Так оно и было. А потом все эти их сбережения «сожрет» Гайдар…
Читайте фрагменты из записок отца – рядового, обыкновенного, «простого» русского человека – о времени и о себе. Я почти ничего не правил в них, лишь какие-то нечаянные стилистические огрехи, полностью сохраняя достоинства подлинного исторического документа.
Мужицкая доля
Степан (Стефан) Кожемяко
КТО МЫ БЫЛИ
Родился я в конце девятнадцатого столетия – 15 августа 1898 года. Много времени прошло с тех пор. Величайшие события совершились за это время и в нашем краю, в нашем государстве.
Иногда я в шутку ребятам-первоклассникам задаю такую задачу:
«Я родился в XIX веке, а мой брат в XX веке. Насколько я старше своего брата?»
«На один век», – отвечают некоторые ребята.
Иначе говоря, прожито немало времени и пережито многое.
Моего возраста советские люди были активными участниками великих революционных событий, двух мировых войн (1914–1918 и 1941–1945 гг.). Даже не участвовавшие непосредственно в военных и революционных действиях граждане моего поколения являлись созидателями, строителями новой советской жизни. Они переживали трудности восстановительных лет после революции, а также после страшных разрушительных войн.
Родители мои были потомственные крестьяне-земледельцы. Они всю жизнь трудились в нужде, в горе и страхе за свое существование. Они были неграмотные и не разбирались в законах общественного развития, в причинах их тяжелого, безрадостного бытия. Отец и мать родились уже после крепостного права, но хорошо знали своих родных и близких – очевидцев, переживших ужасы помещичье-крепостного права в России.
Еще при жизни родителей среди их односельчан были участники и исполнители крепостного режима в деревне, когда помещики-крепостники расправлялись с крестьянами, как с рабами. Издевались над ними. Продавали крестьян, меняли их, могли отдать в солдаты на пожизненную службу в царской армии.
Особенно жестоко расправлялись с крестьянами управители помещиков, вышедшие из самих же крестьян и поступившие на службу к помещику. Называли в наших местах этих помещичьих прислужников войтами.
В полной мере испытали на себе «мужицкую долю» мои предки – дедушка и бабушка по отцовской линии Егор Васильевич и Анастасия Денисовна Кожемяко.
Деды и прадеды мои были крепостными крестьянами. Никакой грамоты не знали. В нашей семье было девять человек: отец, мать, четыре сына и три дочери. Жили в селе большими семьями. Часто можно было встретить в одной семье несколько пожилых братьев со своими семьями и старых родителей. Вместе легче было справляться со всеми хозяйственными работами.
Здесь же можно сказать, что из всех членов большой семьи я первый начал учиться грамоте. Во всей нашей деревне из 25 дворов в то время было не более 10 человек грамотных.
В школьном возрасте мне пришлось увидеть в натуре помещиков – злейших врагов крестьян. Недалеко от нашей деревни расположились помещичьи имения: в Ларневске, в Лотках, в Грибовне и других местах.
Как правило, сами помещики жили в городах, а в имениях хозяйничали их управляющие. Вот эти помещичьи охранники жестоко расправлялись с крестьянскими ребятишками, когда захватывали их в своих лесах и парках при сборе грибов и ягод. Охранники на оседланных лошадях с собаками разъезжали по лесу и наводили страх на ребят. Был и со мной такой случай в имении помещика Воробьева, когда мы с ребятами осмелились собирать чернику в помещичьем лесу.
Иногда мы в школьные годы ходили на заработки в Ларневское имение. Убирали сено, очищали стволы яблонь, снимали яблоки в саду и выполняли другие работы.
Вспоминаются также другие «приятные» встречи с живыми помещиками.
В целях охраны посевов от скота в каждой деревне при въезде и выезде устанавливались ворота. Для проезда по деревне нужно было ворота открыть, потом опять закрыть и ехать дальше. Проезжающему помещику не хотелось слезать с повозки, и вот он зовет мальчишек и приказывает открыть ворота. Ребята подбегают и быстро открывают, потом за ним опять закрывают ворота. Помещик доволен услугами ребят и в награду бросает на землю медную монету в несколько копеек. Ребята в драку, хватают монету и с радостью убегают. В дальнейшем они зорко смотрят вдаль за ворота – не появится ли вдали повозка с ездоком, чтобы не упустить случая заработать три копейки и на них купить кусок сахара.
В такой компании приходилось и мне участвовать неоднократно.
Как известно из истории, крепостное право в России было отменено не по милости царя-батюшки к мужику, а по экономическим соображениям государства.
Но, освобождая крестьян от крепостного права, царское правительство не обидело помещиков. Сам царь и его свита были самыми крупными землевладельцами. По желанию помещиков им были выделены участки наилучших земель, а землеустройством помещичьи земли были так расположены на территории сел и деревень, что затруднялось ведение хозяйства крестьянами. Так называемые «отрезки» отводились помещикам в центре крестьянских земель. Из-за этого развязалась непрерывная жестокая борьба крестьян с помещиками, а чаще с арендаторами «отрезков».
Ежегодно наша деревня по договору с арендатором отрабатывала ему за пользование «отрезками» под выпас скота. В школьном возрасте мне лично приходилось участвовать в отработке жителями нашей деревни арендатору за пастьбу скота на «отрезках».
В сложных и трудных условиях было крестьянское земледелие после отмены крепостного права. В таких условиях трудились и наша семья, и вся наша деревня, и крестьяне окружающих сел и деревень.
ГДЕ МЫ ЖИЛИ
Наша деревня Александровка (по местному – Слобода) расположена на территории Брянской области Красногорского района.
До революции относилась к Черниговской губернии, то есть к Украине.
После революции Красногорский район неоднократно переходил из одной области в другую. Некоторое время числился в составе Гомельской области (Белоруссия), потом Западной области (Смоленск), потом Орловской области.
И, наконец, в 1944 году была образована Брянская область, в которую включен Красногорский район.
В общем, получается, что родом я и брянский, и черниговский, и гомельский…
Многовековое общение русского, украинского и белорусского народов наложило свой отпечаток на культуру и быт населения нашего края. В процессе смешения языков и наречий образовалась местная специфическая разговорная речь, совсем не похожая ни на какую литературную.
Вот пример разговорной речи населения в те далекие, детские и юношеские мои годы:
«Лявон пашов в клеть, взяв пастоялку и скрбая яе прямо из глека». – «Левон пошел в амбар, взял крынку с молоком и начал есть прямо из крынки».
«Пятрок в лясу набрал целую кайстру абабков». – «Петр в лесу набрал целую сумку грибов».
«Ляксей вырастив в своем гароди дробниньскую бульбачку». – «Алексей вырастил в своем огороде мелкую картошку».
«Змитрок не любя есть цыбулю». – «Дмитрий не любит есть лук».
Видите, как переплелись и смешались языки – русский, белорусский, украинский…
КАК МЫ ЖИЛИ. ПИТАНИЕ
Описание уровня материальной жизни населения нашего края отношу примерно к 1900–1920 годам, то есть ко времени моей постоянной жизни и работы в тех местах.
Начну хотя бы с такой детали. Вся наша посуда в период моего детства состояла из следующих предметов: деревянная кадка для воды, деревянный черпак или железный, чугуны разных размеров, горшки глиняные и миски, миски деревянные и ложки самодельные деревянные. Вилки совсем не применялись.
И вот кругом стола на лавках и скамейках садятся за стол человек 7–8 больших и малых членов семьи. На середину стола ставят большую миску со щами. Рядом миска с ломтями хлеба. Из одной миски все черпают щи по очереди. Из другой, тоже ложками или пятерней руки, берут мясо, хотя бывало оно, конечно, далеко не каждый день.
В дальнейшем нам удастся приобрести белые, как тогда говорилось, то есть алюминиевые тарелки и вилки с деревянными колодками, и начали привыкать есть каждый из своей тарелки. Это было уже «прогрессивное» нововведение в деревенском быту в начале XX века.
Считаю нужным особо отметить значение хлеба в питании сельского населения того далекого времени. Это был основной наш продукт. Воистину всему голова!
Прекрасно понимаю, почему столь много литературных произведений, замечательных стихов и песен посвящено хлебу и тем, кто его растил, – крестьянам-земледельцам.
Недаром в военное время (в первую мировую) у нас даже так говорили: «Без оружия еще воевать и победить можно, а без хлеба – нельзя».
Теперь расскажу о том, как трудился крестьянин-земледелец в нашей деревне. Каковы были его успехи.
Климатические условия нашего края – благоприятные для всех сельскохозяйственных культур средней полосы России.