Эдвард с Элис переносили этот своеобразный остракизм гораздо лучше, чем я, точнее, почти не замечали. В присутствии Калленов людям становилось неловко, даже страшно, по причине, которую они не могли объяснить. На меня это правило не распространялось. Порой Эдвард переживал, что мне с ним так хорошо: мол, он представляет опасность для моего здоровья, – а я это категорически отвергала.
Вторая половина дня пролетела быстро и незаметно. Уроки закончились, Эдвард, по обыкновению, проводил меня к пикапу, но почему-то открыл пассажирскую дверь. Наверное, на «вольво» уехала Элис, специально.
Сложив на груди руки, я даже не пошевелилась.
– Сегодня мой праздник, ты что, и за руль не пустишь?
– Как ты и хотела, я делаю вид, что день самый обычный.
– Раз самый обычный, зачем ехать к тебе домой?
– Ладно, договорились. – Захлопнув пассажирскую дверцу, Каллен открыл для меня водительскую. – С днем рождения!
– Тш-ш! – испуганно зашипела я и села в машину. Ну зачем он обиделся, лучше бы домой отвез!
Пока я выезжала со стоянки, Эдвард крутил ручки радио, неодобрительно качая головой.
– Приемник у тебя ужасный!
Я нахмурилась: терпеть не могу, когда он цепляется к пикапу. Лично я свой транспорт обожаю: у него есть характер!
– Хочешь новый приемник – води свою машину! – Настроение – швах, плюс я сильно переживала из-за планов Элис; в общем, мои слова прозвучали резче, чем хотелось.
Я так редко взрывалась при Эдварде, что мой сердитый тон вызвал лишь сдавленную улыбку.
Мы остановились у дома Чарли, и Каллен нежно прикоснулся ладонями к моему лицу. Умеет он сбить с меня спесь, сделать ранимой. Я чувствовала себя слабой, по крайней мере по сравнению с ним.
– Сегодня настроение у тебя должно быть просто замечательным, – прошептал Эдвард, шелестя свежим дыханием по моей коже.
– А если я не хочу? – буквально задыхаясь от страсти, упрямилась я.
– Очень жаль! – вспыхнули тигриные глаза.
Голова закружилась: Каллен притянул меня к себе и наши губы встретились. Поцелуй – словно глоток живительной прохлады; и наверняка в соответствии с его корыстным планом, я мгновенно забыла все проблемы. Боже, да я с трудом вспомнила, что нужно дышать!
Холодные как лед губы порхали над моими, пока, обняв Эдварда за шею, я не впилась в него более страстным, требовательным поцелуем. Каллен тут же отстранился, осторожно выбравшись из моих объятий.
Желая сохранить мне жизнь, он наложил на физическую сторону наших отношений многочисленные табу. Естественно, я понимала: от ядовитых, острых как бритва зубов нужно держаться подальше. Но когда я находилась в его объятиях, условности начисто вылетали из головы.
– Пожалуйста, будь умницей. – Он еще раз чмокнул меня в губы и, прежде чем отодвинуться, аккуратно положил мои руки на колени.
Бешеный пульс эхом отдавался в ушах, и я накрыла сердце ладонью. Боже, как боевой барабан!
– Это когда-то изменится? – спросила я, обращаясь в первую очередь к себе. – Сердце перестанет нестись галопом всякий раз, когда ты ко мне прикоснешься?
– Надеюсь, нет, – самодовольно отозвался Эдвард.
Я закатила глаза.
– Пошли смотреть, как рубятся Монтекки и Капулетти.
– Твое желание для меня закон.
Пока я вставляла диск и перематывала титры, Эдвард растянулся на диване, а когда присела на краешек, обнял за талию и притянул к себе. Грудь мускулистая и холодная, словно лед; конечно, не так удобно, как на диванной подушке, но для меня гораздо приятнее.
– Знаешь, Ромео мне вообще не нравится, – заявил он, когда начался фильм.
– А что с ним не так? – обиделась я. Ромео – мой любимый литературный герой. До встречи с Эдвардом именно о таком и мечтала.
– Ну, поначалу он крутит шашни с Розалиной – разве это не признак ветрености? А потом за несколько минут до свадьбы убивает двоюродного брата Джульетты – по-моему, не слишком умный поступок. Парень совершает ошибку за ошибкой; вернее способа разрушить свое счастье не придумаешь.
– Хочешь, чтобы я смотрела одна?
– Я все равно здесь сижу… – Его пальцы чертили на моем предплечье холодные узоры, от которых появилась гусиная кожа. – Плакать будешь?
– Если смотреть внимательно, то, скорее всего, да, – призналась я.
– Обещаю не отвлекать, – проговорил он, а сам легонько чмокнул в макушку – как тут не отвлечься?!
В конце концов удалось сосредоточиться на фильме, в основном благодаря Эдварду, шептавшему мне на ухо реплики Ромео. По сравнению с его серебряным баритоном голос актера казался сущим карканьем. К величайшему удивлению Каллена, я и правда рыдала, когда Джульетта обнаружила своего новоиспеченного супруга мертвым.
– Вот здесь я страшно ему завидую, – признался Эдвард, вытирая мне слезы моим же локоном.
– Она очень хорошенькая!
– Да не из-за девушки! – презрительно фыркнул Эдвард. – Из-за того, как легко он совершил самоубийство! Вам, смертным, вообще повезло: небольшой порции растительного экстракта достаточно…
– Что? – ахнула я.
– Ну, однажды я об этом думал, хотя по опыту Карлайла знал: дело нелегкое. Трудно сказать, сколько раз он пытался покончить с собой после того… после того, как понял, кем стал… – Бархатный голос омрачился, затем вновь просветлел. – А здоровье у него до сих пор отменное.
Я обернулась, чтобы заглянуть ему в глаза:
– Что ты имеешь в виду? Что значит «однажды об этом думал»?
– Прошлой весной, когда тебя… чуть не убили. – Эдвард глубоко вздохнул, с трудом возвращаясь к привычному насмешливому тону. – Разумеется, я надеялся найти тебя живой, однако в глубине души прикидывал и альтернативный план. Говорю же, для меня это куда сложнее, чем для людей.
На долю секунды услужливая память воскресила поездку в Финикс, и сразу стало не по себе. Я все видела с потрясающей четкостью: ослепительное солнце, раскаленный асфальт, по которому я неслась, разыскивая вампира, решившего замучить меня до смерти. Джеймс поджидал в зеркальной комнате, якобы удерживая в заложниках маму. Вернее, так думала я, не подозревая: все это – просто уловка, а Джеймс, в свою очередь, не подозревал, что мне на помощь спешит Эдвард. К счастью, он успел, едва-едва успел…
Совершенно бездумно мои пальцы коснулись серповидного шрама на запястье, который всегда был чуть холоднее, чем кожа.
Я покачала головой, пытаясь одновременно отрешиться от плохих воспоминаний и разобраться, что задумал Эдвард. Желудок болезненно сжался.
– Что еще за альтернативный план?
– Без тебя я жить не собирался, – сказал Каллен спокойно, будто это было прописной истиной. – Только как и что делать, понятия не имел. Само собой, Эмметт с Джаспером помогать бы не стали, вот я и подумал: может, направиться в Италию и каким-то образом спровоцировать Вольтури?
Даже слушать не хотелось, но золотисто-карие глаза затуманились и смотрели куда-то вдаль. Боже, да он замыслил самоубийство! Я была в ярости.
– Кто такие Вольтури?
– Такая семья, – пояснил Каллен, судя по голосу, по-прежнему размышляя о смерти.
Я едва сдерживалась.
– Очень старая и влиятельная семья, подобная нам. Наверное, в мире людей им ближе всего королевская династия. Одно время Карлайл жил с ними в Италии, до того как перебрался в Америку. Ты помнишь его историю?
– Да, конечно.
Никогда не забуду, как впервые попала в дом Калленов – огромный белый особняк в лесной глуши у самой реки – и в комнату, где у Карлайла, которого Эдвард по многим причинам считал отцом, была целая стена рисунков, отображающих его личную историю. Самое большое и яркое полотно относилось к его пребыванию в Италии. Конечно, я запомнила четверых мужчин с ангельски спокойными лицами, которые стояли на балконе над пестрой беснующейся толпой. Рисункам несколько веков, а белокурый ангел Карлайл совершенно не изменился. Трех остальных его старых знакомых я тоже не забыла. Значит, это Вольтури; мистер Каллен фамилию не упоминал, он назвал их Аро, Каем и Марком, ночными ангелами-хранителями науки и искусства…
– Так вот, Вольтури раздражать не рекомендуется, – неожиданно прервал мои мысли Эдвард. – Если, конечно, не хочешь умереть, или что там с нами происходит… – Бархатный голос такой спокойный, будто ему невыносимо скучно.
Мой гнев превратился в ужас, и я сжала мраморное лицо в ладонях.
– Никогда, никогда больше не говори ни о чем подобном! Что бы ни случилось со мной, ты не имеешь права причинять себе боль!
– Тобой я больше рисковать не намерен, так что и спорить не о чем!
– Рисковать мной?! Разве мы не договорились, что все беды из-за моей катастрофической невезучести? – С каждым словом я распалялась еще сильнее. – Не смей даже думать о таком! – При мысли о том, что после моей смерти Эдвард перестанет существовать, становилось невыносимо.
– Как бы в такой ситуации поступила ты?
– А случись нечто подобное с тобой, – смертельно побледнев, начала я, – ты бы захотел, чтобы я наложила на себя руки?
Прекрасное лицо исказила гримаса боли.
– Пожалуй, я понимаю… – признал Эдвард. – Отчасти… Но что мне без тебя делать?
– То же самое, что делал, прежде чем появилась я и усложнила твое существование.
– Можно подумать, все так просто… – вздохнул Каллен.
– Так и есть, а я – довольно неинтересная девушка.
Эдвард хотел возразить, но в последний момент передумал.
– Спорный вопрос. – Внезапно он сделал постное лицо и пересадил меня на диван, чтобы наши тела не соприкасались.
– Чарли? – догадалась я.
Каллен улыбнулся, и через секунду я услышала, как на подъездную аллею въехала патрульная машина. Я решительно взяла Эдварда за руку – ничего, папа переживет.
Вошел Чарли с большой коробкой пиццы в руках.
– Привет, ребята! – бодро прокричал он и хитро подмигнул мне. – Решил, что по случаю дня рождения тебя можно освободить от готовки и мытья посуды. Есть хотите?
– Конечно! Спасибо, папа!
Явное отсутствие аппетита у Эдварда отец деликатно оставил без внимания. Он привык, что мой бойфренд пропускает ужин.
– Разрешите похитить Беллу на остаток вечера? – спросил Эдвард, когда мы с папой расправились с пиццей.
Я с надеждой взглянула на Чарли. Вдруг он считает день рождения домашним праздником? Мы же впервые вместе отмечаем с тех пор, как мама вышла замуж и перебралась во Флориду, кто знает, какие у него привычки.
– Без проблем! Тем более сегодня бейсбол: «Чикаго уайт сокс» принимают «Сиэтл маринерс», – пояснил Чарли, и мои надежды рассыпались прахом. – Боюсь, со мной будет не очень весело. Вот! – Он схватил фотоаппарат, который выбрал по предложению Рене (нужно же чем-то заполнять ее альбом), и бросил мне.
Зря он так: у меня ведь с координацией проблемы. Выскользнув из рук, фотоаппарат полетел на пол. Эдвард поймал его в каких-то миллиметрах от линолеума.
– Отличная реакция! – похвалил Чарли. – Давай, Белла, как следует развлекись у Калленов и обязательно сфотографируйся. Ты же знаешь маму: фотографии ей нужны еще раньше, чем ты успеешь их сделать.
– Чудесная идея, Чарли! – воскликнул Эдвард, передавая мне фотоаппарат.
Повернув к нему объектив, я щелкнула затвором.
– Работает!
– Вот и отлично. Передай привет Элис, что-то она давно не заходила, – чуть заметно ухмыльнулся Чарли.
– Пап, прошло всего три дня! – Чарли обожает сестру Эдварда. Их «роман» начался весной, когда Элис помогала мне выздоравливать. Отец был страшно благодарен девушке за то, что спасла от настоящего ужаса: необходимости купать почти взрослую дочь. – Не беспокойся, передам.
– Ладно, ребята, веселитесь хорошенько! – Ясно, папе не терпится от нас отделаться, да он уже к гостиной пятится. Конечно, там же телевизор…
Торжествующе улыбнувшись, Эдвард повел меня с кухни.
У пикапа он снова открыл пассажирскую дверь, и на этот раз я не спорила: чуть заметный поворот к дому Калленов в темноте мне ни за что не найти.
Эдвард погнал на север, не скрывая досады на то, что доисторический «шевроле» не позволял развить приличную скорость. Чуть больше шестидесяти километров в час, и двигатель начинал обреченно стучать.
– Да хватит! – возмутилась я.
– Знаешь, что тебе подойдет? Маленькая «ауди-купе»! Быстрая, бесшумная, надежная.
– У меня отличный пикап, а что касается баснословно дорогих излишеств, не помню, чтобы ты тратился на подарки родственникам!
– Верно, ни цента! – подтвердил щедрый Эдвард.
– Вот так-то!
– Можешь кое-что для меня сделать?
– Смотря что.
Каллен вздохнул, и самое любимое на свете лицо посерьезнело.
– Белла, в нашей семье последний настоящий день рождения отмечал Эмметт аж в тысяча девятьсот тридцать пятом году. Так что будь любезна, не капризничай! Они так старались…
Когда Эдвард выгораживал семью, мне почему-то становилось немного страшно.
– Хорошо, буду паинькой.
– Наверное, стоит тебя предупредить…
– Да уж, пожалуйста.
– Они все очень волнуются… Все!
– Все? – сдавленно переспросила я. – А разве Эмметт с Розали не в Африке? – Жители Форкса думают, что брат с сестрой уехали в Дартмуртский колледж, но я-то знаю правду.
– Эмметту очень хотелось присутствовать.
– А… Розали?
– Ну, ты же понимаешь… Не волнуйся, она умеет держать себя в руках!
Я не ответила. Как не волноваться? В отличие от Элис, вторая «сестра» Эдварда, золотая блондинка Розали, не особенно меня жаловала. «Не жаловала» сказано довольно мягко; для изящной Розали я была незваной гостьей, без спросу проникшей в их тайный мир.
Я очень переживала, подозревая, что виновата в затянувшемся отсутствии родственников Эдварда. Не могу сказать, что мне не хватало надменной Розали, а вот по Эмметту, игривому медведю-гризли, я действительно скучаю. Мне всегда хотелось иметь старшего брата, ну, возможно, не такого устрашающего на вид.
Эдвард решил сменить тему:
– Раз на «ауди» ты не согласна, какой подарок примешь?
– Ты знаешь, что мне хочется, – чуть слышно прошептала я.
Мраморный лоб прорезали глубокие морщины: Каллен пожалел, что сменил тему.
Да, видимо, спорам сегодня не будет конца…
– Только не в такой день, Белла, пожалуйста!
– Ну, может, Элис уговорю.
Эдвард зарычал.
– Это не последний твой день рождения! – поклялся он.
– И где справедливость?
Неужели я слышала, как клацнули зубы?
Мы подъезжали к дому Калленов.
В окнах первых двух этажей горел яркий свет. У крыльца с карнизов свисали японские фонарики. Надо же, целая гирлянда, красноватыми отблесками играющая на стволах исполинских кедров. У парадной двери – цветы в больших вазах.
Розовые розы… Я застонала.
Пытаясь успокоиться, Эдвард набрал в грудь побольше воздуха.
– Это вечеринка, – напомнил он. – Расслабься.
– Хорошо, – пробормотала я.
Выбравшись из машины, Каллен протянул мне руку.
– Можно вопрос?
Эдвард настороженно ждал.
– Когда проявят пленку, – начала я, крутя в руках фотоаппарат, – ты на снимке будешь?
Он расхохотался, помог мне выйти, затащил на крыльцо и, продолжая веселиться, подтолкнул к двери.
Каллены ждали в просторной белой гостиной и, увидев меня, проскандировали: «С днем рождения, Белла!», а я, зардевшись, опустила глаза. Казалось, каждый квадратный сантиметр пола Элис заставила розовыми свечами и хрустальными вазами чуть ли не с сотней роз.
Рядом с роялем Эдварда – застланный белой скатертью стол, а на нем именинный пирог с малиновой глазурью, еще розы, высокая стопка тарелок и небольшая горка подарков в серебристой упаковочной бумаге.
Да, все в тысячу раз хуже, чем я предполагала.
Почувствовав мое настроение, Эдвард обнял меня и чмокнул в макушку.
Карлайл и Эсми – неправдоподобно молодые и обаятельные родители четверых детей – стояли ближе всех к двери. Эсми осторожно коснулась моего запястья, а когда целовала в лоб, карамельного цвета волосы скрыли нас от остальных шелковистым облаком. Через секунду на плечо легла твердая ладонь Карлайла.
– Прости, Белла, – прошептал доктор Каллен, – Элис невозможно было остановить.
Рядом с родителями поджидали Эмметт с Розали. Девушка, конечно, не улыбнулась, но и свирепым взглядом не обожгла. Крупный рот Эмметта растянулся в широкой ухмылке. Мы не виделись несколько месяцев, и я подзабыла, как обворожительна Розали, глаз не отвести. А Эмметт… Неужели он такой… здоровяк?