– Это ведь не враги, Никандров! – всплескивал руками прокурор-обвинитель на процессе. – Вы не в Чечне и не в Афганистане!
– По мне эти… «пострадавшие» такие же враги. Оккупанты. Даже хуже. Прихвостни, оккупантские холуи. А Чечню не трогайте! Некоторым дудаевцам я бы памятник поставил.
– Не понимаю…
– За отвагу. Они Родину свою, землю защищали… Не поняли мы друг друга – вот в чем беда. И я отступить не мог, а они тем более.
– Экспертиза в институте Сербского признала вас вменяемым. Так что не надо!
– Это я к тому, что дрался с врагами моей Родины.
«Нет, крышу у него клинит капитально!» – мысленно вздохнул прокурор, но с вопросами решил закончить. В итоге Никандрову вынесли двенадцать лет лишения свободы.
В абвер-кабинете вместо кума[12] сидел неизвестный мужчина в штатском. У окна, спиной к вошедшему Никандрову, стоял еще один мужчина, тоже в штатском.
– Наручники снимите! – в приказном тоне сказал вертухаю сидящий на кумовском месте.
– Никак нельзя! – дернул дряблыми плечами конвоир. – Передвижение зээспэнов[13] без наручников запрещено по инструкции.
– Снимите! Никандров больше не зээспээн. Он вообще больше не заключенный вашего изолятора. С этого часа, – неизвестный мужчина кивнул на часы, а потом протянул вертухаю какую-то бумагу с двумя печатями.
Тюремщику ничего не оставалось, как расковать Никандрова и покинуть помещение.
– Что за амнистия? – поинтересовался Михаил, глядя на своего невесть откуда взявшегося освободителя.
Среднего телосложения, немолодой, с немного побитым оспой лицом. Седые виски, внимательный и одновременно сочувствующий взгляд. Не из войсковых, голос не тот, интонация… Но при погонах, это вне сомнения.
– Вы освобождаетесь временно, – сухо произнес незнакомец. – Понадобилась ваша помощь. Ваш боевой опыт, умение и… выражаясь высоким слогом, нравственная позиция. В случае удачного выполнения боевой задачи вы будете освобождены условно-досрочно.
– А если я сбегу?.. Вместо выполнения вашей боевой задачи? – усмехнулся, не отводя взгляда, Никандров.
– Тебя будут долго искать, Миша, – отозвался второй, тот, что стоял, повернувшись спиной. – А голову снимут с меня и с подполковника Вечера.
Михаил от удивления даже поднялся во весь свой почти двухметровый рост. У окна стоял его недавний командир майор Сергеев.
– Валька уже подполковник? – только и спросил Никандров.
– Еще, – улыбнулся в ответ Сергеев, подойдя к Михаилу вплотную.
Они обнялись суровым, крепким мужским объятием.
– Как остальные ребята? Женька? Маргарита?
– Увидишь – сам спросишь!
Михаил бодро мотнул стриженой головой. Главное – живы.
– Ты вновь поступаешь под мое командование, – произнес Сергеев. – Иных командиров у тебя не будет.
– Так точно, – отозвался Никандров. – Тут такая вещь… – Михаил перевел взгляд на Булышева. – Вы говорили, что после выполнения задания я буду освобожден.
– Условно-досрочно, – подтвердил Булышев.
– По приговору суда я был лишен воинского звания и наград…
Полковник хмыкнул, перевел взгляд на Сергеева.
– Я сделаю все возможное, Михаил, – проговорил Булышев. – Думаю, награды и погоны тебе вернут.
– Даже посмертно! – твердо произнес Никандров.
– Даже посмертно, – точно эхо отозвался полковник.
Хашим и человек с черной бородой и очками. А также Стекольщик
Его лицо мало кто видел. Из тех, кому «посчастливилось», немногие пребывали еще на этом свете. Включая пластических хирургов. Хашим никогда не проявлял излишней любознательности. Человек со странным, явно вымышленным именем Эль-Абу Салих носил черную седеющую бороду, скрывающую нижнюю часть лица, и огромные черные очки, скрывающие верхнюю половину. Нос у него был крупный, искривленный, со вздувшимися сине-красными жилами.
– Что сказали в Москве, Хашим? – спросил Эль-Абу.
– Терли базар. Как только стали пиньдюжиться,[14] мы их…
– Я не понимаю этих слов, Хашим. Говори по-русски!
– Одним словом, их не очень устраивает, что мы развернули свой бизнес в столице. Хотят встречи на высоком уровне.
– Кто хочет?
– Есть один человек. Очень серьезный и осведомленный.
– Кто?
– Он себя не назвал.
Хашим счел благоразумным подробно о Стекольщике не рассказывать.
– Если хотят говорить со мной… Надо подумать о встрече на нейтральной территории! – обстоятельно произнес Эль-Абу. – Что в городе? Где фээсбэшник?
– Как сквозь землю провалился. А в бильярдную наведывались какие-то… не пойми какой масти, интересовались тяжелыми шпалками[15] и…
– Я же просил тебя говорить по-русски! – вновь осек Хашима Эль-Абу Салих.
– Оружием интересовались, готовы были купить.
– Выкиньте их. Ни в коем случае не связывайся.
Хашим кивнул головой, затем попрощался. Через полчаса он был уже в своем загородном особняке и самолично отправил для Стекольщика сообщение по электронной почте. Там (разумеется, не открытым текстом) он сообщил последнюю информацию. Особо проинформировал о невесть откуда взявшихся «покупателях», подробно описав их внешность со слов администратора. Упомянул и о неизвестном, сорвавшем захват фээсбэшника Булышева… Не прошло и пары часов, как Стекольщик позвонил Хашиму лично. По специально приобретенному для такой связи мобильному телефону с двумя уровнями защиты от прослушиваний.
– Хашим, гостей надо принять и оказать любезный прием, – вынес решение Стекольщик. – В самом прямом смысле этого слова.
Примечания
1
Изгория – вымышленное автором географическое название. Находится в Северо-Кавказском регионе.
2
НВФ – незаконные вооруженные формирования.
3
СКМ – служба криминальной милиции.
4
«Стекло» (жарг.) – обозначение некоторых видов наркотических средств.
5
Дари и пушту – два официальных языка Афганистана. Дари также носит название фарси-кобули.
6
Бача (афг.) – мальчик, парень.
7
ДШБ – десантно-штурмовой батальон.
8
Гайдамачить (мест. сленг) – бандитствовать, разбойничать.
9
Цыр, цырик (он же вертухай, дубак и др.) – тюремный охранник, надзиратель.
10
Абвер – оперативная часть в местах лишения свободы.
11
117-я, 206-я, 146-я статьи бывшего УК – изнасилование, хулиганство и разбойное нападение.
12
Кум – тюремный оперативный сотрудник.
13
Зээспээн (ЗСПН) – заключенный, склонный к побегу и неповиновению.
14
Пиндюжиться (жарг.) – нагло себя вести, наезжать.
15
Шпалки (жарг.) – огнестрельное оружие.