– Алик, надеюсь, нас поселят в приличном месте? Или мы будем жить в клоповниках, где можно спать только стоя? И насколько широка реклама? Надеюсь, население нас ждет?
– Население, Маня, сосредоточилось в Европе, – тотчас возразил ей муж, Андриан Серафимович Курочкин. – А у нас не население, а народ. И он, конечно же, уже предвкушает.
– Что предвкушает? – грозно спросила Маркиза, поглядев на него взором быка, выпущенного на арену.
– Твой приезд! – бесхитростно ответил матадор, рассчитывая обезоружить противника своей невинностью.
Андриан Серафимович являл собой полную противоположность супруге. Комик на сцене, он и в жизни оставался очень забавным. Всегда взъерошенные рыжие волосенки – Таня подозревала, что он подкрашивал их хной, – стоптанные ботинки, мешковатые костюмчики и хитрющие глаза. Глаза эти беспрестанно шныряли по сторонам, и создавалось впечатление, что Андриан Серафимович ищет место, куда бы можно было спрятаться от всевидящего ока громогласной супруги. В сущности, это была игра, забава, которой он предавался весьма охотно.
Супруги были самыми возрастными актерами антрепризы. Андриану Серафимовичу недавно исполнилось пятьдесят восемь лет, а Маркиза грозилась в декабре устроить роскошное празднование своего шестидесятилетия. Впрочем, злые языки в театральных кругах утверждали, что с этим она опоздала лет примерно на пять.
– Алик, я хочу, чтобы за моими костюмами следили как следует. А не так, как это у нас принято, – неожиданно подала голос Регина.
Голос был низким, чувственным, с едва уловимой хрипотцой, на которую реагируют не только отоларингологи.
Когда Таня пришла работать в театр «Тема», Регина Брагина играла там практически все главные роли. Она была высокая и сухощавая, с крупными, но довольно приятными чертами лица и надменным взглядом. Как-то сразу получилось, что она стала Таниной наставницей и даже одно время претендовала на роль подруги, хотя была старше лет на пятнадцать. Регине покровительствовал сам Олег Борисович Богородский – в то время главный режиссер театра. К сожалению, благодетель неожиданно умер от инфаркта, а пришедший в театр новый главреж поснимал с репертуара все старые спектакли. Новым замыслам нового режиссера Регина соответствовала не всегда, зато им часто соответствовала Таня. С тех пор дружба двух актрис постепенно начала разваливаться – Регина ревновала Таню к каждой новой роли. Окончательно они разорвали отношения ровно год назад, когда Таранов оказался в постели так называемой подруги.
– А магазины там до какого часа открыты? – грозно спросила Яблонская, словно режиссер лично должен был позаботиться о правильном графике работы торговых точек на всей территории страны.
– Где это – там? – вмешался Тихон Рысаков. С неаккуратно замазанным синяком под глазом он был удивительно похож на котенка по имени Гав. – Нам еще даже не сообщили, куда повезут, а вы уж о кефире.
– Я без кефира на ночь, да будет вам известно, не засыпаю. Продают там, куда мы поедем, кефир пониженной жирности? Или не продают?!
Будкевич честно признался, что не знает, после чего сказал:
– Если у Марии Кирилловны больше ко мне вопросов нет, я предлагаю перейти к заключительной части, после чего закончить собрание.
Присутствующие встрепенулись и загомонили. Заключительная часть должна была содержать самую волнующую информацию, а именно: точный маршрут гастролей, условия проживания и размер денежного вознаграждения. Правильно оценив оживление в партере, Будкевич сначала выдержал такую паузу, что сам Станиславский упал бы в обморок от нетерпения. После чего объявил:
– Мы будем выступать в трех довольно крупных городах – Перегудове, Ордынске и Приозерске. В каждом даем по четыре вечерних спектакля. Плюс бесплатная культурная программа для всей труппы. Есть еще один город, где нас очень ждут, но пока это предмет обсуждения, так сказать, резервный вариант. Теперь об условиях проживания.
Курортная расслабленность окончательно исчезла, уступив место неподдельному интересу к происходящему.
– Алик, Перегудов не так далеко. Мы туда на поезде поедем или в автобусе? – спросила Таня.
– На поезде, – ответил тот, отправив ей подбадривающую улыбку. Прияткина была его любимицей, и это все знали.
Таня познакомилась с Будкевичем еще во времена своего студенчества на скучном торжестве по поводу то ли присвоения звания, то ли ухода на пенсию кого-то из мэтров. Они понравились друг другу сразу, почувствовали некое родство душ. Будкевич был старше и как-то сразу дал понять, что не собирается ухаживать. Таню это устраивало. Потом они встречались еще несколько раз, сожалели, что не работают вместе, но тут же соглашались, что пути Господни неисповедимы, так что – кто знает? И вот в прошлом году, взявшись за антрепризу, Будкевич пригласил Таню на главную роль.
– Лучше бы мы поехали на автобусе, – немедленно подала голос Регина, не переносившая невнимания. – А то попадешь в купе бог знает с кем.
– Мы бумажки будем тянуть, – тотчас придумал Рысаков. – Из шапки.
– Из какой шапки? – сердито воскликнула Регина, сверкнув на него глазами. – Фантазии как у пэтэушника.
Именно в этот момент позади Тани раздались осторожные шаги, кто-то слегка тронул ее за плечо, и бархатный голос тихо произнес:
– Привет.
Тане даже не нужно было оборачиваться, чтобы сразу идентифицировать обладателя этого голоса. Не иначе ей в очередной раз посчастливилось встретиться с Валерием Дворецким.
Дворецкий был «заскоком» ее семьи, которая состояла из матери, тетки и бабушки. Таня любила их трепетно и нежно, однако как только представилась возможность жить отдельно, не преминула ею воспользоваться. Таня уверяла и доказывала, что она вполне взрослая, самостоятельная и самодостаточная личность. Однако, быстро смирившись с ее проживанием в собственной квартире, все три женщины упорно продолжали считать Таню хрупкой и чувствительной натурой, которой непременно нужна поддержка. И не только поддержка семьи, но в первую очередь крепкое мужское плечо, надежный спутник жизни, на которого все они могли бы положиться.
Дворецкий был находкой тети Поли. Единственный племянник ее школьной подруги, он оказался воплощением тех качеств, которые сама тетушка очень ценила в мужчинах. Особенно ей нравилось то, что Валерий работает в милиции следователем и распутывает всякие ужасные преступления. Прямо как герой ее любимого телесериала про «Знатоков», который недавно снова показывали по телевизору от начала и до конца. Бабушке Антонине Степановне импонировала изысканная вежливость Дворецкого. А мама считала, что он очень красивый, да и ростом вышел на славу.
Таня обернулась и вскинула голову.
– Что ты здесь делаешь? – прошипела она, не зная, радоваться или сердиться. – У нас же сейчас собрание по поводу гастролей…
– Я в курсе, – Дворецкий обошел ряд, скользнул в кресло и устроился рядом с ней. – Но мне обязательно нужно было увидеться с тобой именно сегодня. Дело срочное.
У него были яркие зеленые глаза – лениво-внимательные, как у домашнего кота, который вышел прогуляться по саду, при этом ни на секунду не забывая, что в этом саду водятся мыши.
– Что ж, ладно, – вздохнула Таня, смирившись. Спорить с Дворецким было бессмысленно. Его настырность порой граничила с дурным тоном. Однако тетя Поля считала это проявлением настоящего мужского характера. – В таком случае тебе придется меня подождать.
Дворецкий пожал плечами и ответил:
– Я жду, жду, разве ты еще не поняла, до чего я терпеливый?
Несколько человек повернули головы в их сторону, в том числе и Таранов. Дворецкий появился на горизонте сравнительно недавно, поэтому Алексей не знал, кто он такой. Однако, учитывая его недавнее столкновение с рысаковскими ботинками в Таниной прихожей, легко мог догадаться. Пренебрежительно хмыкнув, Таранов отвернулся, а Таня досадливо покачала головой – все одно к одному!
Тем временем Будкевич продолжал разливаться соловьем, рассказывая о прелестях предстоящей гастрольной поездки.
– Гостиницы – лучшие, – вещал он. – Из тех, что есть в городе, разумеется. Номера одноместные. Двухместный – для нашей единственной супружеской пары. Стандартные, но с телевизорами, холодильниками и мини-баром. Последнее, уж извините, за свой счет.
Присутствующие закивали в знак одобрения, оценив широкий жест Будкевича, который знал о тонкостях гастрольного быта артистов не понаслышке.
– Личные контракты я раздам вам сегодня же. О размере гонорара с каждым буду беседовать отдельно. Вопросы?
Вопрос возник мгновенно, причем у всех один и тот же: сколько заработают другие? Хотя вслух задать его никто так и не решился, поле напряженности было создано сразу же. Алик Будкевич мгновенно это почувствовал и, примирительно подняв руку, сказал:
– Каждый получит согласно таланту и занятости в спектаклях. А так как вы все у меня талантливы и предельно загружены, то, смею надеяться, недовольных не будет.
Таня не очень-то вслушивалась в слова режиссера. В настоящий момент ее заботил грядущий разговор с Дворецким. Тот сидел рядом и, казалось, не дышал. Он был так напряжен и сосредоточен, что Таня сразу поняла, зачем он явился. Вообще-то женщину невозможно застать врасплох предложением руки и сердца, и звон свадебных колоколов она улавливает издалека. Но Таня уже однажды отказала теткиному кумиру, поэтому была уверена, что второй попытки не будет. Сейчас она поняла, что ошиблась, недооценив упорства своего воздыхателя.
– Таня, – громким шепотом сказал Дворецкий, не в силах больше выносить пытку ожиданием. – Ты должна понимать, что мои намерения действительно серьезны. К вечным ценностям я отношусь с уважением.
Таранов вряд ли мог разобрать слова, однако мгновенно уловил интимные интонации. Резко обернувшись, он посмотрел на Дворецкого в упор.
– Что? – довольно грубо спросил тот.
– А ничего! – не менее грубо ответил Таранов и скорчил презрительную гримасу.
– Лицо дано человеку не для того, чтобы он кривлялся, – вполголоса заметил Дворецкий. – А артисту тем более.
Таранов охотно вступил в перепалку.
– А для чего ж еще? – с вызовом спросил он.
Сидевший поблизости Тихон Рысаков немедленно встрял в дискуссию:
– Для того, чтобы он им дышал и ел!
– И еще слушал, господин хороший, – раздался сбоку грозный голос Маркизы. – У вас для этого в ушах две дырки просверлены! Мы тут на собрании, а не на лодочной прогулке. Тут важные вопросы решаются.
– Я знаю, знаю. Про кефир, – пробормотал Тихон, не рискнувший, однако, вступать в открытую конфронтацию с Яблонской.
– А вы сидите тут и извергаете на всех поток своего красноречия, – не унималась та. – Не зря вам дали в глаз!
– Да я молчу, молчу. Я уже практически потухший вулкан, не орите на меня.
– Я ору только на стадионе, когда болею за любимую команду.
– Мария Кирилловна! – простонал Будкевич, взявшись за голову. – Вы не даете мне цивилизованно завершить выступление. Я хочу, чтобы артисты ушли готовиться к поездке в хорошем настроении.
Артисты начали подниматься со своих мест, потягиваясь и поглядывая по сторонам. Отчетливо ощущалось, что сомнения по поводу справедливого распределения гонораров рассеяны не до конца. Новорожденный коллектив напрягся в преддверии сплетен и интриг. Первой обозначила конфликт все та же Маркиза.
– Прохоровой небось по высшему разряду положит, – обращаясь к мужу, констатировала она, когда актеры уже потянулись к выходу.
Произнесла негромко, но с расчетом, чтобы окружающие ее услышали.
У самой молодой в труппе актрисы Анжелы Прохоровой было два неоспоримых преимущества – красота и богатые родители. В дополнительных заработках как раз она-то и не нуждалась. Роль у нее была крошечная, и в антрепризу ее привело исключительно любопытство, желание расширить профессиональные горизонты.
Андриан Серафимович мгновенно откликнулся на реплику жены:
– Это уж как водится – деньги к деньгам. Но и внешность – не последнее дело.
– Внешность! – насмешливо обронила Яблонская. – Внешность проходит, а вот бесталанность остается.
Анжела проигнорировала выпад в свой адрес и, с независимым видом продефилировав мимо, направилась к припаркованному на стоянке новенькому джипу.
– Да и Татьяну свою не забудет, по старой дружбе. Ее-то он сразу пригласил, а о нас еще раздумывал, – продолжала Маркиза, стреляя глазками по сторонам в надежде увидеть реакцию коллег. Но коллеги, почтительно огибая супругов и кивая им на прощание, быстренько утекали на улицу. Гастроли начинались.
* * *
– А что у тебя с режиссером? – спросил Дворецкий с мрачным видом.
Выйдя из театра, они тут же увидели Белинду, которая с сигаретой в руке прогуливалась вокруг большой клумбы с бархатцами. Цветы, разомлевшие от солнечного тепла, источали пряный медовый аромат, который смешивался с сигаретным дымом и озадачивал пчел.
До сих пор Дворецкий и Белинда еще ни разу не встречались, хотя, естественно, были наслышаны друг о друге. Пожимая протянутую для знакомства руку, Белинда разглядела в глазах Дворецкого досаду и сразу сообразила, что именно она является ее причиной. Должно быть, этот тип приехал с намерением серьезно поговорить с Татьяной, а она сбила его с мысли.
Борясь с желанием принять непосредственное участие в событиях, она фальшиво улыбнулась и разрешила:
– Вы тут пообщайтесь пока, а я просто покурю в сторонке.
Дворецкий внимательно посмотрел на Таню, как будто хотел убедиться, осознает ли она всю важность того, что он собирается ей изложить. Лицо девушки было серьезным, но спокойным, и, так ничего и не поняв, Дворецкий ринулся в бой.
– Ты прости, что я вот так прямо спрашиваю, – начал он, подходя к Тане поближе. – Но я стою на распутье и должен принять решение, основываясь на точной информации.
Белинда, которая болталась поблизости и откровенно подслушивала, завела глаза к небу:
– Боже, где ж это таких производят? На заводе калькуляторов, что ли?
Потом, испугавшись, что ее могли услышать, она с подозрением огляделась по сторонам. Кажется, на ее реплику никто не обратил внимания, и она продолжила свой променад вдоль клумбы.
– Эта женщина с такой вот прической, – Дворецкий понизил голос и, воздев руки над головой, изобразил башню, – она намекнула, что режиссер к тебе неровно дышит.
– По-моему, ты делаешь из мухи слона, – тотчас рассердилась Таня. – Это самая примитивная и пошлая сплетня – про актрису и режиссера, я ненавижу такие разговоры. А с Аликом мы знакомы сто лет, и мы сто лет с ним друзья. И вообще… Я не очень понимаю, с какой стати мы сейчас обсуждаем мою личную жизнь?
Это был открытый вызов, и Дворецкий немедленно его принял.
– Ты мне очень нравишься, Таня, – сказал он проникновенно. – Я постоянно думаю о том, какая из нас получилась бы великолепная семья.
Белинде почему-то сразу пришел на ум ее последний ухажер, который всегда переходил вот на такой же низкий утробный голос, когда перед ним ставили тарелку горячего супа. Она не сдержалась и громко хихикнула.
Дворецкий тотчас ее возненавидел. Развернувшись в ее сторону, он с вызовом заявил:
– Глупо спорить с тем фактом, что семья – это ячейка, вне которой и мужчина, и женщина чувствуют себя одинокими и потерянными.
– Кто это сказал? – мрачно вопросила Белинда. – Уютно чувствовать себя в ячейке может только инкубаторское яйцо.
– Наверняка вы не замужем, – заметил ее оппонент.
Если бы в его тоне прозвучала снисходительность или ирония, Белинда растерзала бы его, как лисица петуха. Однако Дворецкий был омерзительно искренен, так что она лишь вздохнула и посмотрела на небо, словно призывая его стать свидетелем мужской наивности.