– Я думаю… – Златко потер лоб, будто у него заболела голова. Возможно, так и было, – …что в данном случае Король просто не мог отступить. К тому моменту весть о строптивости шамана разнеслась по миру, а Король ведь не знал поражений… Уступи он хоть раз – так бы и пошло. Ведь в то время его репутация работала лучше, чем оружие. Одного его имени было достаточно, чтобы половина участников похода против людей отказалась бы от этой затеи. А случись хоть одно поражение, все поняли бы, что такое в принципе возможно… Вы же понимаете, что при таком раскладе кому-нибудь да повезло бы! – сорвался на крик Златко, однако быстро успокоился. – Человечество тогда не могло позволить себе ни единого поражения, ведь это означало бы крах всего… Вот и пришлось Королю вынудить Эзгио подчиниться. А когда это случилось, да еще и таким способом, Король уже не мог оставить в живых свидетеля того, как он – он сам! – отошел от всех тех принципов, которые собирали под его знамена людей и вели их к победе. Ведь в этом случае получалось, что он обманывал всех и вся, когда сделал законом честность, верность данному слову… Проклятие, – все же сорвался Златко, – не использовать жизни людей в своих целях…
Все молчали. Наверное, не знали, что сказать. И было больно. Они понимали, что война и политика не бывают чисты, но Король Всех Людей был в их сознании неприкосновенен, как самое светлое, что оставалось в этом мире. Даже эльфы имели куда больше недостатков с точки зрения людей. Большинство из их достоинств разбивались об их же равнодушие и высокомерие. В Короле же было все – доброта, верность и порядочность, почти недостижимое благородство. Ведь именно это когда-то спасло всю расу людей. Веры в лучшее, доброе и светлое всего одного человека хватило, чтобы повернуть историю вспять. И что же в результате?
В результате друзья сидели придавленные открывшейся правдой. Если история о Короле оказалась… совсем не такой чистой и светлой, как они привыкли считать, то чему же вообще можно верить?
Это поразило всех. Как ни любили говорить некоторые из них, что не верят в благородство и бескорыстие, но каждый втайне верил в Короля, как в то, что добро все равно всегда побеждает. Раз был когда-то такой Король, значит, действительно возможна и справедливость, и лучшая жизнь… Золотой век – торжество всего самого лучшего.
– И Королю, похоже, было невыносимо видеть рядом с собой постоянное напоминание о его предательстве, – с трудом и спустя довольно большое время продолжил Златко. – Это я о моем предке. Вот он и отослал его в эти земли… Ведь тогда это была даль дальняя. Сюда и дорог-то не было. Так, направления. Эти земли… деньги на этот замок, – губы Бэррина невольно скривились, когда он обводил жестом обстановку вокруг, – и конечно же эти проклятые синие крылья – это плата за предательство. За подлость, убийство и предательство. И я, тот, кто так гордился своим происхождением, вынужден признать, что являюсь потомком предателя, душегуба и клятвопреступника.
Горечь в голосе Златко можно было просто резать ножом. И все прекрасно понимали, каково сейчас их другу. Ведь у каждого свои принципы и свои «киты», на которых держится их мир. Для Златко это была вера в истинное благородство его крови, как и для остальных Бэрринов, гордых тем, что их род возник еще при Короле Всех Людей, и их предки якобы никогда не преступали принципов, когда-то им озвученных. Нет, Бэррины не были фанатиками, но в них было много, очень много от самоотверженных паладинов чести. Не уступать в жизни ни на шаг. Идеи дороже жизни… И все в таком роде.
– Златко… – голос Ивы дрогнул, – нельзя так. Это же было так давно… – Она не знала, что сказать. Но в одном не усомнилась: Синекрылый после его откровений не стал для нее хуже ни на капельку. Это по-прежнему был их Златко. И ему было плохо.
– Не только это… – вздохнул Калли. – Для эльфов века не имеют значения, но, Златко, один поступок не перечеркивает всего. Да, то, как поступил твой предок, ужасно. И разрушает многое из того, во что ты… да и я, все мы верили, но нисколько не умаляет того, что было сделано хорошего. Ведь и до этого, и после Родрик Бэррин сотни и сотни раз спасал, лечил, вставал на сторону справедливости… Разве этого мало? Иногда говорят, что есть вещи, которых не искупить, а я всегда представляю весы, и поступки на них как яблоки. Некоторые и правда тяжелее других, но все равно… Если на одной чаше много «яблок», а на другой мало, пусть они и тяжелые, то первая все равно перевесит. И у Родрика на той чаше весов, где взвешивается добро, куда больше «яблок», да и у всего твоего рода тоже. Так что теперь, страдать? Он выполнял приказ. Да, наверное, он мог бы отказаться от такого задания… Но не мы были в той ситуации. Возможно, тогда Родрик не посмел поступить иначе, он не смог предать своего сюзерена. Кто знает, откажись он – это принесло бы еще больше бед. Да, он пожертвовал частью принципов, но не предал своих. Без веской причины Родрик вряд ли пошел бы на такое, равно как и сам Король… Что тебе сказал Адриан? Не осуждай. Они свое отжили. Просто живи достойно. Вот и все. Это и станет твоим вкладом на чашу весов, где взвешиваются добрые дела твоего рода.
– Сожалениями делу не поможешь, – согласно буркнул Грым. – Приказ есть приказ. На деле с чистыми руками остаются только трусы. А сильным приходится совершать то, от чего всякие чистюли морду воротят.
– Присоединяюсь ко всем высказавшимся, – нахмурилась гаргулья. – И понимаю, что тебе сейчас нелегко. Но ты сильный, так что справишься. А сейчас есть более насущные проблемы. Я ведь правильно понимаю – шаман отомстил? Все, кто жили после Родрика и имели эти синие крылья, умирали совсем молодыми. В этом же суть проклятия, да?
– Не совсем так. – Златко говорил все равно замедленно, будто пребывал на грани сознания. – Синие крылья – действительно знак, что ли… Те, кто проклят, обладают этими крыльями… и магическим даром. Подозреваю, что крылья или подпитываются за счет магии, или просто не могут возникнуть, поскольку им как бы уцепиться не за что, если нет колдовства в человеке. И собственно на них наложено это проклятие. Не знаю, как это удалось Эзгио, но рассчитал он все правильно. И логично. Ведь эти крылья – плата за содеянное. Только если Король сделал их наградой, то шаман… по-другому оценил предательство. Так что месть получилась что надо. Сейчас поясню насколько! – Парень глубоко вздохнул и продолжил: – Помните, я рассказывал, что смерть приходила за Бэрринами с синими крыльями не сразу, а только после того, как они добивались чего-то. Вот вроде жил человек, плохо ли, хорошо, заметно или как мышь серая, и никакое проклятие ему не мешало. А стоило ему добиться чего-то действительно стоящего, как начиналось… Неприятности так и сыпались на него. Теперь я знаю почему. Такое происходило, потому что… каждый из них однажды преступал одно из правил, на которых зиждется наш род и которые провозгласил когда-то Король.
– Шикарно, – почти выдохнул эльф. Он, как любой Светлый, весьма своеобразно относился к морали. – Даже в чем-то благородно. Шаман не тупо проклял весь род. О нет, он решил наказать только тех его представителей, кто… – Тут Калли все-таки вспомнил о такте, оглянулся на Златко и явно переформулировал: – Преступил установленные самими же Бэрринами законы. Ведь твои сородичи всегда истово верили в те принципы, которые провозгласил Король. И если они нарушали их, то, значит, предавали и себя, и его, потому наказание было неотвратимо. Понимаю, Златко, что это история твоего рода, но, согласись, задумка на уровне гениальности.
– Калли! – зашипела Ива.
– А ушастый прав, – хмыкнул Грым. – Хватит кукситься, Синекрылый, лучше поведай, что ты теперь будешь делать. Ты уже придумал, как можно снять твое проклятие?
– Кстати, теперь ты по крайней мере знаешь, как обезопаситься от него, – высказалась Дэй. – Просто не преступай законов чести Короля, и все будет в порядке.
– Я не собираюсь жить по чести только из страха! – тут же вспылил Бэррин.
– Тем более, – пожала плечами гаргулья. Поскольку висела она на балке, то жест выглядел забавно, но друзья давно уже привыкли и даже внимания не обратили. Только Щапа поднял мордочку, огляделся, душераздирающе зевнул и снова уткнулся Иве в колени.
– И правда, Златко, – отозвался эльф, – не кипятись. Если моим сапожкам… – Калли кивнул на свои полусапожки дивного изумрудного цвета, одни из любимых, к слову, – пригрозить, требуя, чтобы они были зеленого цвета, то им от этого не будет ни горячо, ни холодно. Вот и тебе не должно мешать сознание того, что к твоим принципам, которые ты и так не собирался преступать, добавится еще один аргумент этого не делать. А пока лучше ответь на вопрос Грыма: ты уже придумал, как будем снимать проклятие? Или, может, Адриан что-то пишет по этому поводу? – Светлый кивнул на добытый с таким трудом том.
– Ничего я не буду делать, – буркнул в ответ Бэррин.
– То есть как это? – опешила Ива.
– Да-да, Синекрылый, будь добр, объяснись, – возмутился тролль, для которого бездействие было худшим из грехов. Если, конечно, не имелось в виду время после обеда… ужина или другого приема пищи.
Калли только удивленно и даже как-то хмуро взглянул на приятеля. И лишь на каменной морде Дэй ничего не отражалось.
– Да что тут объяснять?! – раздраженно повел плечами Златко. За ним такое настроение очень редко водилось, но, видимо, потрясение было настолько сильным, что Бэррин еще не пришел в обычное благостное расположение духа. – Я поступлю но примеру Адриана. Помните, он писал, что не будет ничего делать. Мне кажется, это единственное правильное решение. Мы виноваты перед Эзгио и несем свою кару. И… фактически ведь это проклятие не требует от нас чего-то невозможного. Просто оставаться порядочными людьми. И если мы не можем не преступать через собственные принципы, то… – Фраза осталась незаконченной, но все поняли. И, признаться, у четверых приятелей просто пропал дар речи.
– Но, Златко, – вырвалось у травницы, – нельзя же так! – «Кажется, я сегодня уже говорила?»
– Вот именно, Синекрылый, ты чего? – Грым тут же полез за яблоком – заесть потрясение.
– Это совсем на тебя не похоже. – Калли покачал ножкой, чуть поморщившись от разносившегося на всю комнату хруста, когда тролль вгрызался в яблоко.
– Наверное, у Златко это… – Гаргулья сделала широкий жест, призванный означать что угодно, – шок. Во-от!
– Шок не шок, а проблему-то это не решает, – фыркнул тролль: яблоко уже исчезло в его бездонной глотке. – Синекрылый, ты это, не дури. Надо дела делать, а не дурью страдать.
– Златко, Грым прав. – На милом личике Калли отразился почти ужас от того, что он уже второй раз за вечер соглашается с троллем.
– Во! Даже ушастый согласен! – Тот и сам, видно, был удивлен этим обстоятельством.
Девушки невольно умилились, глядя на парней.
– Вы не понимаете! – вскочил со своего места Златко. – Не понимаете!
– Да что мы не понимаем?! – на том же уровне громкости ответила ему Дэй. Для убедительности еще и крыльями помахала. – Достал уже со своим благородством. Не будь идиотом, Златко! Никто не идеален, но это не значит, что из-за этого они должны умирать.
– Все ошибаются, Златко, – тихо произнесла Ива.
– Но за ошибки не должно расплачиваться жизнью, – продолжил ее мысль Калли.
– Ведь… только ошибаясь, осознавая свои проступки, можно двигаться дальше и… становиться лучше, – вновь перехватила инициативу знахарка. – Разве это не очевидно?
Бэррин в упор посмотрел на девушку, а она на него. Эльф, явно не ожидавший от юной чародейки таких слов, тоже удивленно уставился на травницу. А Синекрылый и Ива просто сцепились взглядами. Друзья невольно, но уже не в первый раз подумали, что они очень похожи, даже внешне: светлые волосы, карие глаза, крепкие, немного коренастые фигуры. Только между ними была пропасть в происхождении и воспитании. С другой стороны, они, по крайней мере, были люди, хоть Ива и не совсем подходила под это определение.
– Я всегда верил в то, что мы другие… В то, что мы действительно… можем жить по тем принципам, которые заложил Король, – наконец протолкнул через гортань Бэррин. – Ведь они так просты… и так правильны…
– Я не буду тебе говорить про гордыню, Златко, – покачала головой знахарка. – Ты же понимаешь, что даже вы не можете считаться святыми. Верь в свои идеалы и дальше, только не отбирай у себя и тех, кто будет жить после тебя, право оставаться людьми.
Бэррин как-то сразу сник:
– Думаешь?
Травница пожала плечами:
– Без работы над ошибками не бывает роста, а не давать себе права на ошибку, значит, приравнивать себя к богам, а это попросту гордыня.
– Ты же не эльф, – заржал Грым.
Калли скривился, а все остальные рассмеялись. И сразу стало легче.
Златко только махнул рукой.
– Я не со всем согласен, но что уж с вами поделаешь? – Улыбка коснулась его уст.
– Вот-вот, – в ответ ухмыльнулась Ива, – к тому же девушкам не принято отказывать.
– Ива, ты это, надеюсь, о вас с клыкастой? – осторожно уточнил Грым.
– Конечно, о нас с Дэй, – хихикнула та. – Это нашего Калли в темноте и без особых опознавательных знаков от девушки не отличишь, а тебя даже по пьяни с женщиной не спутаешь!
Все вновь засмеялись. А эльф произнес:
– Ну вот, ни за что уже второй раз за пару минут по шапке получил. – Однако в его чудесном голосе угадывалась улыбка. – Ива, утешь меня и скажи, что ты пошутила.
– Я тебе комплимент сделала, – пояснила девушка. И комната вновь наполнилась хохотом. Даже Щапа проснулся, с удивлением оглядел смеющихся хозяев, неодобрительно покачал мордочкой и вновь расплющил ее на коленях травницы.
– Ну ладно, о том, что делать, будем думать потом. Сейчас у нас на носу Зимние праздники. Не думаю, что в них я найду возможность… проявить свою человечность, – наконец смог произнести Бэррин. – А отметить оные просто отлично – наша прямая обязанность! Так ведь?!
– Та-а-а-к!!! – был слаженный ответ. Зимние праздники обожали все.
Тогда они на том и порешили. И вот пришла пора к этому вопросу вернуться. Как ни хороши Зимние праздники, а сил веселиться больше не было.
– Знаешь, Златко, я во время праздников тут думал кое-что… – начал было Калли, но его слова потонули во взрыве хохота.
– Ты мог во время праздников думать?!! – выразил общее мнение Грым.
Эльф спокойно переждал всеобщее веселье и уже в тишине продолжил:
– Да, я, в отличие от всех здесь присутствующих, думаю всегда.
– Даже во сне? – подначила Ива.
– Можно и так сказать. В любом случае это неважно. Важно другое – мне покоя не дает один вопрос.
– Какой? – сумел из себя выдавить Златко.
– Почему все же маги перестали рождаться в вашей семье?
Все тут же приуныли. Возвращаться к разговору о проклятии все равно когда-нибудь бы пришлось, но удовольствия это никому не доставляло.
Бэррин вздохнул:
– Как я понял из записей Адриана, там не очень четко это обозначено, но вроде бы таковым было решение самого Родрика. Сам он так и не женился. Не хотел… Или, скорее всего, не пожелал плодить проклятых… А может, не верил в то, что его потомки смогут выдержать эту постоянную нагрузку – быть всегда на высоте. Но проклятие оказалось хитрее. Оно перешло на его племянников и их потомков. Равно как и дар Короля. И, подозреваю, сам Родрик, а может, его брат или кто-то из его ближайших потомков сообразил, что синие крылья и их проклятие завязаны на магическом даре, вот и решил, что обезопасить свой род можно одним способом: надо, чтобы маги больше не рождались в семье. Нет магов, нет проклятых.
– А разве такое возможно? Если наследственность сплошь магическая? – удивилась гаргулья.
– Наверное, да, – пожал плечами Златко. – Вы же помните, что учителя говорили о той эпохе. Тогда магия совсем не была такой, как сейчас. Она буйствовала, сходила с ума… Возможно, именно потому тогда рождались маги такой запредельной силы, как Король или Родрик. В те времена магию вполне можно было связать с наследственностью… Ну или отвязать… Как это будет правильнее звучать?