Вчера, например, она час таращилась в текст о «мужском взгляде на секс». Кто это читает? Зачем это надо, если они придумали данную тему только потому, что ничего лучшего в голову не пришло, а журналист написал статью только ради того, чтобы заработать лишние пять-семь тысяч рублей? Без огонька, без души, без личного…
Все это было ловушкой, однако Алиса застряла и не знала, как выбраться.
Спать идти не хотелось, но если она сейчас не ляжет в кровать, не примет снотворное и не пройдет через этот Ад, то завтра вообще не выйдет из квартиры – сил и так уже нет, несмотря на колдовские отвары и на витамины из аптеки.
Она еще немного поплакала и поплелась в спальню.
Почему Марик уехал в этот дурацкий Воронеж? Зачем ему встречаться с читателями?
Из-за мыслей о нем Алиса окончательно разволновалась, откинула одеяло и отправилась за сигаретами. Не пойдет она завтра на работу. У нее… воспаление среднего уха! Гастрит! Она отравилась! Пошли все…
Вернувшись с прикуренной сигаретой и пепельницей, Алиса отодвинула штору, чтобы впустить лунный свет, и уставилась в выключенный телевизор.
Марик был первым мужчиной, с которым она могла спать в одной кровати – и ее это не убивало. Мало того – под одним одеялом. В обнимку!
С остальными ей всегда было тесно, душно, неуютно, а с ним – тепло. Конечно, это ничего не значит, и, вообще, у них пока просто секс, тем более, что все эти придурочные поклонницы заваливают его истерическими посланиями: «Ты лучший! Я тебя обожаю!», и, вообще, он самый красивый автор детективов… Но ей с ним легко. Никаких ролевых игр, никакого притворства – ей от него ничего не нужно, ему от нее ничего не нужно – кроме секса, конечно, и им весело, по-настоящему весело вместе, но, главное, и в этом трудно и странно самой себе признаться, она чувствует: он – ее мужчина.
С другими, даже очень богатыми, и влиятельными, и еще более знаменитыми, она всегда была сама по себе – сильная и независимая женщина Алиса Трейман. И ни на какую их поддержку она не рассчитывала. Конечно, Алиса получала подарки, и за нее всегда платили, но это была как бы ее заслуга, ее игра, и она втайне немножечко презирала любовников, которые с такой охотой принимали ее правила, прогибались, и ни разу не то чтобы не ощущала, а даже и не представляла, что это такое – мужское начало, которое ни к деньгам, ни к власти, ни к положению в обществе не имеет ни малейшего отношения.
А с ним она почему-то была Женщиной. Хрупкой. Капризной. Нежной. При всем своем глянцево-журналистском опыте Алиса не могла ничего объяснить – это можно было только прочувствовать и принять, и потому их связь была еще крепче, страсти – жарче, а ночи – длиннее. И потому ей так не хватало его сейчас – когда ей плохо, и она ощущала пустоту на той стороне кровати, где он обычно сворачивался калачиком, запутывал ногами одеяло и прижимал к груди подушку.
Алиса затушила сигарету, поменяла свою подушку на его и заснула, вдыхая запах его шампуня и духов.
Глава 2
Алиса уже второй час смотрела в экран компьютера, но никак не могла сосредоточиться: абзац, из которого следовало, что «Оксана Акиньшина – самая загадочная актриса будущего поколения супер-звезд русского кино, которой грозит слава непредсказуемой Элизабет Тейлор», казалось, был написан на китайском.
Весь прикол в том, что она, Алиса, ненавидит свою работу. ОК, она ведьма – пусть и выжатая как лимон ведьма с головной болью, и она может внушить всему совету директоров, а также всем сотрудникам – вместе и по отдельности – что с завтрашнего дня они должны публиковать резкие, революционные тексты, фотографии обнаженных мужчин, и вообще журнал должен стать этаким кентавром – внизу «Эсквайр», вверху «Плейгерл»… Но миллион подписчиков, три миллиона читателей – их всех не уговоришь… Раз уж девочки хотят из номера в номер видеть слюнявые тексты о том, как правильно организовать День святого Валентина и сколько способов самоубийства существует – на случай, если твой парень вспомнил об этом Валентине вечером пятнадцатого, то тут уж ничего не поделаешь. Но, черт побери, как же надоел этот искусственный мир, в котором существовали «двадцать вариантов, почему он не позвонил на следующий день» – и все фальшивые, высосанные из пальца… Девочки вместе с «Глянцем» открывали для себя мир иллюзий, мир, в котором ты видишь лишь то, что хочешь увидеть, в котором не существует реальных проблем – такой девичий Диснейленд со сказочными героями и героинями. Журнал продавал мечту, но всем хотелось верить, что это и есть настоящая жизнь.
Алиса закрыла файл и откинулась в кресле. Надо переползти на диван и поспать немного – иначе она уснет за рулем или в лифте.
Так всегда и бывает – только ты закрываешь глаза, звонит телефон.
Алиса сделала вид, что не слышит, но в ее телефоне была такая фишка – каждая новая трель звучит все громче, поэтому через минуту трубка орала так, что слышно было, наверное, даже у конкурентов в «Космо».
Алиса яростно вытряхнула сумку на диван, схватила телефон и рявкнула:
– Да!!!
– Можно Славу? – произнес мужской голос.
– Что?!!
– Извините, я ошибся.
– Марик, прости, я спала! – Алиса плюхнулась на диван и с трудом сдержала проклятия, конечно, она рухнула прямо в кучу косметики, записных книжек и на всякие там угловатые кошельки-ключницы, которые только что вывалила на сиденье.
– Прогуляла? – поинтересовался Марк.
– Неа… А-аа… – она зевнула. – Сплю на работе. Во всех смыслах.
– Чем вчера занималась?
– Как обычно. Бурная вечеринка с абсентом и наркотиками, сексуальные оргии, зажимы на сосках… – пробормотала Алиса.
– А я совратил дочку министра, и теперь мне придется жениться, потому что она беременна, – парировал Марк. – Так что я сегодня заеду – заберу свои стринги и воск для эпиляции.
– Слушай, ты когда-нибудь брил грудь? – ни к селу ни к городу брякнула Алиса.
– Чью?
– Свою!
– У меня на груди волосы не растут, – опечалился Марк.
– Действительно. За это я тебя и люблю.
– А женщины разве не любят волосатых мужиков? – заинтересовался он.
– Некоторые, может, и любят, но меня не очень возбуждает, если во рту застревают кудри, и потом все эти волосья царапают мою нежную кожу, намазанную дорогими кремами! – фыркнула Алиса.
– Ну да, ну да… – согласился Марик. – В общем, ты не против, если я вечером приеду?
– А разврат будет?
– Еще бы!
Они еще немного поболтали, и Алиса ожила. Это что, любовь?
Нет! Не любовь… Но, вполне возможно, что она влюблена – и всерьез, а влюбленность еще лучше, потому что когда любовь – это и в горе и в радости, и в болезни и в здравии, это уже долг, быт, компромисс, а пока что лишь фейерверк чувств, эйфория и сплошное удовольствие.
Алиса отредактировала текст, практически не понимая, о чем он – замечала лишь стилистические погрешности и правила корявые фразы, а потом отправилась обедать, пообещав себе выпить белого вина или коктейль.
Пока она наслаждалась суши – в столовку не пошла, надоело – и запивала их легким сливовым вином, телефон запел песню из «Семейки Адамс». Звонила Лиля.
– Алиса! – строго начала двоюродная бабушка. – Ты помнишь, что у меня сегодня фуршет?
– Не помню, потому что ты мне ничего не говорила, – быстро отбилась Алиса, которая, действительно, ничего такого не помнила.
Лиля помолчала, словно размышляла – вступать ли в драку, но, видимо, решила не тратить время на пререкания:
– В девять, у меня, – сообщила она. – Надень коктейльное платье.
– То есть это какой-то парадный, торжественный случай? – хмыкнула Алиса.
– Деточка, ты ведь ведьма, так что у тебя теперь все случаи – особенные, – менторским тоном заметила Лиля и отключилась.
Алиса развела руками. Она теперь ведьма… Сколько раз она уже это слышала?! Марьяна и Фая талдычат: «Ты теперь ведьма – ох, как круто!». Елена во сне то и дело поучает: «Ты теперь ведьма, так что не жалуйся!». Лиля вечно ноет: «Ты теперь ведьма! Настоящая ведьма так себя не ведет, не ест, не пьет, не дышит, не одевается!». Р-рр!.. Надоело!
Все эти мысли испортили десерт, и она даже чуть не врезалась по дороге в офис в какую-то нервную «Газель» и с таким выражением лица прошла через редакцию в кабинет, что девицы замолкли и даже выключили радио.
Она не понимает, что делать с этим «ты теперь ведьма», потому что старая жизнь ее уже не устраивает, а как начать новую, никто почему-то не посоветовал!
Алиса вовремя поймала себя на том, что ей опять хочется кого-то убить, налила мятного чаю с чабрецом и мелиссой – для успокоения нервов, и зарубила материал о сумках.
– Послушай, я вчера была в трех магазинах из пяти, где ты брала сумки, и смело могу сказать: то, что ты выбрала – самый отстойный отстой! – рявкнула она на ассистентку отдела моды. – Зачем нашим читательницам любоваться на сумки, которые в среднем стоят столько, сколько они получают за год, если эти сумки выглядят как те, что продаются на рынке? Почему вообще ты решила, что темно-коричневая сумка с никаким боковым карманом да еще и на молнии – это правильно? Ты же была в «Гесс», должна была видеть огромную блестящую красную сумку с пряжкой, красоты неописуемой?! А светло-коричневую со здоровенным латунным замком, которая стоит на самом видном месте – будто нарочно для близоруких?
Ассистентка что-то мямлила, но Алиса все равно отослала ее переделывать съемку – в вопросах моды она была безжалостна. Глядя в спину ассистентки, одетой в коричневые клетчатые брюки и голубой свитер, Алиса сорвалась – сгребла в свою «Келли» барахло с дивана, запихнула в карман плаща телефон и вырвалась из офиса. Права была Лера – кондиционеры смертельно опасны для жизни: воздух вторичной переработки подавляет гормоны счастья.
На улице прохожих дразнила весна – было сухо, но прохладно, и почки еще не распустились, но уже все трепетало в ожидании тепла.
Алиса села в машину, настежь открыла окна и поехала куда глаза глядят – ей не хотелось ни о чем думать, не хотелось планировать и решать куда податься, ей вот прямо сейчас хотелось просто жить, и она даже краем сознания поняла и Наташу, и подругу ее Леру, которые, наверное, в то время, когда они не проверяли по мобильной связи местонахождение их благоверных или не обсуждали какую-нибудь там Ляльку, от которой муж ушел, но она отобрала у него дом и счет в «Дойче Банке», – возможно, в эти мгновения были счастливы. Потому что их головы не занимали никакие сложные вопросы (кроме разве что дилеммы – броситься в «Вичини» за босоножками из новой коллекции или поживиться на распродаже в «Патрисии Пепе»).
Алиса ехала, машинально притормаживая на светофорах, и мечтала, как хорошо было бы просыпаться в полдень, валяться в кровати с чашкой кофе – и непременно в загородном доме, чтобы тишина и покой, а потом выходить на балкон и произносить какую-нибудь глупость вроде «Здравствуй, мир!», спускаться и завтракать – белым хлебом домашнего приготовления с черной икрой и салатом из креветок, гулять – много и долго, погружаться в какие-нибудь смешные девичьи фантазии, где роль Марка Дарси исполняет Леонардо ди Каприо, возвращаться, принимать бодрящую ванну с ароматическими маслами, а потом можно и отправиться в город – посмотреть кино, накупить всякой чепухи в «Лаш», заехать в гости к подруге и вернуться домой, чтобы провести вечер за чашкой чая и интересной книгой…
Вместо того чтобы вернуться на работу, Алиса позвонила и наврала секретарше, что у нее воспалилась десна и ей срочно нужно к стоматологу, приехала домой, вынула из холодильника вчерашнюю «Прагу» и съела половину, уставившись в «Дневники принцессы» – первая и вторая серии.
В восемь вспомнила о вечеринке и собралась без всякого вдохновения – надела платье от «Персонаж», которое купила позавчера, кое-как накрасилась, расчесала волосы и с мрачной физиономией спустилась вниз.
Лиля жила в Староконюшенном, в трехкомнатной квартире, переделанной из пятикомнатной. Наверху, на чердаке, правда, были еще три помещения – гостевая спальня, прачечная и гардеробная.
И если бы не домработница Лили, которая встретила ее в дверях, Алиса бы решила, что ошиблась адресом: квартира преобразилась. Видимо, здесь хорошо потрудился флорист – повсюду громоздились букеты с красными (всех оттенков) розами, появилась какая-то особенная подсветка, горели толстые, как дуб у лукоморья, свечи, пахшие мятой и апельсином, а на диваны и кресла были натянули бархатные темно-зеленые чехлы. Казалось, гостиная превратилась в ресторан – все было шикарное, но чужое.
– Ух ты… – прошептала Алиса на ухо двоюродной бабушке, которая вышла ее встречать. – Ну ты даешь!
Лиля, которая не любила жаргон, предпочла, чтобы Алиса выразилась более внятно: «Дорогая Лиля, ты превратила комнату в парадный зал, все так изысканно, с таким вкусом и вниманием к деталям!», закатила глаза, но не стала отвлекаться на поучения, лишь распахнула объятия и дважды поцеловала воздух – как всегда, яркая помада…
Лиля, надо сказать, выглядела роскошно – в красном платье от «Валентино», в серебряных туфельках и с шикарным белым норковым палантином – вечная классика. Остальные дамы тоже отличились – меха, драгоценности, прически, шпильки… Очень много шляпок, жемчуга и «Шанель». Алиса порадовалась, что надела все-таки шелковое платье от «Персонаж», а не трикотажное, как собиралась. Простое, в стиле шестидесятых – с широкой юбкой и высокой талией – оно было вечерним.
Да уж, это самый настоящий прием, а не вечеринка в пижамах…
Это значит, что и ей придется устраивать вот такие вечеринки? И держаться как на приеме в посольстве?
Лиля уже тащила ее в зал и знакомила – с дамой в шиншилловой горжетке, с дамой в пышном черном платье, с дамой в платье-футляре, с дамой в винтажном наряде от «Ланвен»…
И все они были гламурные, но какие-то правильные, слишком уж великосветские, хоть и с чертовщинкой, но только Алиса собралась заскучать и начать считать минуты до конца банкета, как две дамы в нарядах – одна из серебристой парчи слева и вторая из малиновой тафты справа, – расступились и она увидела Ее. Свою ровесницу. Девушку в странном наряде. Которой тоже было скучно.
– А! – воскликнула Лиля. – Лиза! Я рада, что ты пришла, – враждебно добавила она.
Алиса списала теткино недовольство на платье Лизы: юбку в рюшах пронзительно-розового цвета, черную водолазку с серебряной вышивкой «Любовь – это боль» во всю грудь, черные блестящие лосины и широченный замшевый пояс в заклепках. Ну, и такие военные боты – только на каблуке.
Объективно Лизу нельзя было назвать красавицей. Было в ее лице что-то порочное, признаки вырождения, что ли, но при этом от нее трудно было оторвать взгляд. Высокие скулы, широкая челюсть, немного более мясистые, чем нужно, черты лица. Нос прямой, глаза огромные, губы пухлые, как у Анджелины Джоли, но гладкие. Длинные ресницы, взгляд с поволокой, здоровый румянец. Длинные, ниже лопаток, блестящие, прямые коричневые волосы.
– Ты нас не представишь? – поинтересовалась Алиса.
Лиля, нимало не смутившись, повернулась к ней, закатила глаза, после чего махнула рукой – царственный такой жест получился:
– Это Лиза. А это моя внучка Алиса.
– Привет! – сказала Лиза.
– Привет, – ответила Алиса.
Прибыли новые гости, Лиля умчалась в прихожую, а Алиса глупо смотрела на Лизу и улыбалась. Не знала, как начать разговор.
– Не обращай внимания, – усмехнулась Лиза. – Твоя бабушка в свое время не поделила с моей сферы влияния. Ты ведь знаешь, что ведьмы злопамятны? Проклятия до седьмого колена?
– Ну… – Алиса замялась. – Ты только не подумай… Просто… Если она так к тебе относится, то как ты здесь очутилась?
Лиза пожала плечами и подняла бровь.
– Лично я перед ней ни в чем не провинилась. А привела меня Майя, – Лиза кивком указала на женщину лет пятидесяти в платье от «Вивьен Вествуд», от кутюр. – На таких приемах надо появляться время от времени – чтобы напомнить о себе. Хотя лично я собираюсь удрать.