– Можно нам наполнить скорлупу? – спросил Джека молодой бликмен. На песке лежало несколько яиц пака – бледных пустых скорлупок. В этих сосудах бликмены переносили воду: уровень их технического развития был настолько низок, что у них не имелось даже глиняной посуды. «И тем не менее, – подумал Джек, – их предки создали великую систему каналов».
– Конечно. Сейчас прилетит еще один вертолет с водой. – Он вернулся к вертолету, взял свой ленч и передал его бликмену. – Еда, – объяснил он. Как будто они не знали. Старики уже вскочили на ноги и протягивали к нему руки.
За спиной Джека нарастал рев второго вертолета. Большая двухместная машина наконец опустилась, и вращение лопастей замедлилось.
– Я вам нужен? – крикнул пилот. – Если нет, полечу дальше.
– У меня не хватает для них воды, – ответил Джек.
– Ладно. – Пилот выключил пропеллер. Соскочив вниз, он вытащил большую пятигаллоновую канистру. – Пусть берут.
Вместе с пилотом Джек наблюдал, как бликмены наполняют свои скорлупы водой. Имущество их было скудным: колчан с отравленными стрелами, по звериной шкуре на каждого да ступки у женщин – единственная их ценность; женщина без ступки даже не считалась за женщину, в ступках бликмены готовили мясо и растирали зерна – все, что им удавалось добыть. Еще у них было несколько сигарет.
– Моему пассажиру не очень-то по душе такие распоряжения Объединенных Наций, – прошептал молодой пилот Джеку на ухо. – Он просто не понимает, что у них там наверху спутник, который регистрирует всех уклоняющихся от выполнения приказа. И штраф за это придется платить немалый.
Джек обернулся и посмотрел на вертолет. Внутри с самодовольным видом сидел плотный лысый мужчина. На хорошо упитанном лице было написано раздражение, и он не обращал никакого внимания на пятерых бликменов.
– Надо ладить с законом, – оправдывающимся тоном продолжил пилот. – Штраф-то наложат на меня!
Джек подошел к вертолету и обратился к лысому пассажиру:
– Вы разве не чувствуете удовлетворения, что спасли жизни пятерым людям?
– Вы хотели сказать – пятерым черномазым. – Лысый взглянул на него сверху вниз. – Я не называю это спасением людей. А вы?
– А я называю, – ответил Джек. – И буду называть впредь.
– Ну давай-давай. – Побагровев, лысый бросил взгляд на вертолет Джека и прочел название фирмы, которую тот представлял. – Посмотрим, к чему это тебя приведет.
– Человек, с которым вы разговариваете, – Арни, Арни Котт, – поспешно подойдя к Джеку, зашептал пилот. – Можем лететь дальше, Арни! – крикнул он.
Пилот исчез в кабине, и лопасти винта пришли в движение.
Вертолет поднялся в воздух, оставив Джека наедине с блик-менами. Они уже напились и теперь приступили к ленчу, который отдал им Джек. Пустая канистра валялась в стороне. Яичная скорлупа пака была наполнена доверху. Бликмены даже не взглянули на поднимавшийся вертолет. Впрочем, на Джека они тоже не обращали внимания, что-то бормоча между собой на своем диалекте.
– Куда вы направляетесь? – спросил Джек.
Молодой бликмен назвал оазис, находившийся далеко к югу.
– И вы надеетесь дойти до него? – поинтересовался Джек, указывая на стариков. – Они дойдут?
– Да, мистер, – ответил молодой бликмен. – Теперь, когда мы получили пищу и воду от вас и другого мистера, мы дойдем.
«Неужели им действительно это под силу? – подумал Джек. – Впрочем, они все равно не признаются, даже если сами понимают, что это невозможно. Расовая гордость».
– Мистер, – продолжил молодой бликмен, – мы хотим сделать вам подарок за то, что вы остановились. – И протянул что-то Джеку.
Пожитки их выглядели настолько бедными, что Джек был уверен – им нечего ему дать. Однако он протянул руку, и молодой бликмен вложил в нее маленький холодный предмет, что-то сморщенное и сухое, напоминавшее древесный корень.
– Это – водяная ведьма, – заметил бликмен. – Она принесет вам воду, источник жизни, мистер, в любое время, когда понадобится.
– А вам она помогла? – спросил Джек.
– Помогла, мистер, – хитро улыбнулся бликмен. – Она привела вас.
– А что же вы будете делать без нее? – поинтересовался Джек.
– У нас еще есть. Мы сами делаем водяных ведьм, мистер. – Бликмен кивнул на пожилую пару. – Они – не простые люди.
Рассмотрев водяную ведьму повнимательнее, Джек обнаружил у нее лицо и что-то отдаленно напоминающее конечности. Это была мумия какого-то живого существа: он разглядел скрюченные ножки, уши и… вздрогнул. Выражение лица чем-то напоминало человека, на нем застыла маска страдания, словно смерть застала существо, когда оно взывало о помощи.
– А как она действует? – спросил Джек.
– Раньше, когда человеку нужна была вода, он просто мочился на нее, и она оживала. Но теперь мы так не делаем; вы, мистеры, научили нас, что мочиться нехорошо. Так что теперь мы плюем на нее, и она откликается – открывает глаза, оглядывается, а потом открывает рот и призывает воду. Как призвала вас, мистер, и другого мистера, который сидел там и не вышел, большого мистера без волос на голове.
– Этот мистер – очень важный мистер, – заметил Джек. – Он глава поселения Союза водопроводчиков, ему принадлежит весь Льюистаун.
– Может быть, – откликнулся молодой бликмен. – Тогда мы не станем останавливаться в Льюистауне, потому что поняли: мы не понравились безволосому мистеру. Мы не дали ему водяную ведьму в благодарность за его воду, на самом деле он не хотел нам помочь: сердце его было не с ним, и руки его действовали не по доброй воле.
Джек попрощался с бликменами и вернулся в вертолет. Через мгновение он уже поднимался, а бликмены неторопливо махали ему снизу.
«Отдам водяную ведьму Дэвиду, – решил Джек. – Когда вернусь домой в конце недели. Пусть писает на нее или плюет, пусть делает с ней все, что угодно».
Глава 3
Норберт Стайнер считал себя достаточно независимым человеком, так как был сам себе начальником. В небольшом металлическом ангаре на окраинах Банчвуд-парка он производил диетическое питание, полностью изготовленное из земных растений и минералов без консервантов, химических препаратов и неорганических добавок. Фирма в Банчвуд-парке упаковывала продукцию в специальные ящики, коробки, бутылки и свертки, после чего Стайнер развозил их по Марсу, доставляя непосредственно покупателям.
Получаемая им прибыль была абсолютно честной, так как конкурентов у него не имелось: на Марсе он один занимался производством диетического питания.
Но, кроме этого, он занимался и побочным бизнесом, импортируя с Земли различные деликатесы для гурманов: трюфели, гусиный паштет, икру, суп из кенгуриных хвостов, датский голубой сыр, копченых кальмаров, перепелиные яйца, ром-бабы. Доставка всего этого на Марс была запрещена – Объединенные Нации добивались, чтобы колонии перешли на самообеспечение. Эксперты Объединенных Наций утверждали, что транспортировка пищи в космическом пространстве небезопасна из-за вредного проникающего облучения. Но Стайнер знал, что истинная причина запрета связана с опасениями за судьбу колоний в случае военного конфликта на Земле. Поставки продовольствия прекратятся, и, если колонии не смогут самостоятельно обеспечить себя, они просто погибнут от голода.
Восхищаясь их аргументацией, Стайнер совершенно не собирался прекращать свою деятельность. Несколько тайком вывезенных банок французских трюфелей не помешают фермерам производить молоко, разводить свиней, бычков и овец и бороться за то, чтобы их угодья приносили хоть какой-нибудь доход. Если в поселениях время от времени будут появляться стеклянные баночки икры по двадцать долларов за штуку, яблони, груши и абрикосовые деревья не прекратят выращивать, и это не повлияет на уход за ними и своевременную поливку.
Сейчас Стайнер находился на своем складе неподалеку от крохотной посадочной площадки в горах Франклина Рузвельта: он сам ее построил – при помощи бликменов. Стайнер инспектировал партию халвы, прибывшую накануне вечером на автоматическом корабле. Халва прекрасно расходилась, особенно в Новом Израиле, и сейчас, проверяя целость товара, Стайнер прикинул, что сможет запросить за каждую порцию не менее пяти долларов.
Арни Котт в Льюистауне покупал любые сладости, которые только мог предложить Стайнер, плюс сыры, всяческую консервированную рыбу, не говоря уже о канадском беконе и датской ветчине. Арни Котт вообще был его лучшим покупателем.
На незаконной посадочной площадке, где стоял прибывший накануне корабль, хлопотал техник Стайнера – сам Стайнер ничего не умел делать руками, – готовя его к обратному полету в Манилу. Небольшой – всего двадцать футов в высоту – корабль был сделан в Швейцарии и обладал достаточной надежностью.
В красноватом свете марсианского солнца вершины окружающих гор отбрасывали длинные тени, и Стайнер включил керосиновый обогреватель, чтобы согреть склад. Техник, заметив, что Стайнер выглядывает в окно, кивнул ему, давая знать, что ракету можно загружать. Стайнер временно оторвался от банок с халвой, взял ручки тележки и принялся проталкивать ее сквозь дверь наружу.
– Боюсь, потянет больше чем на сотню фунтов, – критически заметил техник при виде груженной коробками тележки.
– Нет, они очень легкие, – откликнулся Стайнер. В них была упакована высушенная трава, которая после обработки на Филиппинах очень напоминала гашиш. Ее смешивали с обычным вирджинским табаком и продавали в Соединенных Штатах за баснословные деньги. Сам Стайнер никогда не пробовал этой смеси – для него физическое и нравственное здоровье были одним целым, он верил в диетическое питание, никогда не пил и не курил.
Ракету загрузили и запечатали, после чего Отто включил часовой механизм автопилота. Через несколько дней Хосе Пескуито разгрузит корабль в Маниле и, ознакомившись со вложенным заказом, начнет собирать товары для обратного путешествия.
– Возьмешь меня с собой обратно? – спросил Отто.
– Сначала я лечу в Новый Израиль, – ответил Стайнер.
– Годится. У меня куча времени.
Некогда Отто Цитте имел свое дело на черном рынке: он занимался исключительно электронным оборудованием, хрупкими миниатюрными деталями, которые контрабандой перевозили с Земли. А еще раньше пытался импортировать такие дефицитные на черном рынке товары, как пишущие машинки, камеры, магнитофоны, меха и виски, но был изгнан конкурентами. Торговлю этими необходимыми предметами и оптовую продажу их в колонии захватили крупные профессиональные воротилы черного рынка, которые обладали не только огромными капиталами, но и собственной системой транспортировки. Да и все равно душа Отто не лежала к этому делу. Он хотел заниматься ремонтом, для этого и приехал на Марс, не зная еще, что все ремонтное дело монополизировано двумя-тремя фирмами, такими как компания И, на которую работал сосед Стайнера Джек Болен. Отто прошел профессиональное тестирование, но результаты его оказались недостаточно высокими. Поэтому по прошествии года он начал работать на Стайнера, заодно занимаясь своими операциями по импорту. Положение достаточно унизительное, но все же оно освобождало от необходимости заниматься физическим трудом в рабочих бригадах колонии, под палящим солнцем возделывавших пустыню.
– Лично я не переношу этих израильтян, хотя и приходится все время иметь с ними дело – заметил Стайнер по дороге к складу. – Вся их жизнь в этих бараках какая-то неестественная, и все время они сажают сады, апельсины, лимоны. У них перед нами огромные преимущества: они и на Земле жили почти так же, как мы здесь, – та же пустыня и никаких источников энергии.
– Верно, – откликнулся Отто. – Но чего у них не отнимешь, так это умения работать. Они не лентяи.
– И еще они – лицемеры по части еды. Обрати внимание, сколько банок свинины они у меня покупают! Никто из них не соблюдает своих законов!
– Если тебе не нравится, что они покупают у тебя копченых кальмаров, не продавай, – заметил Отто.
– Это их должно волновать, а не меня, – отрезал Стайнер.
Он ехал в Новый Израиль по другой причине, о которой Отто даже не догадывался. У Стайнера там жил сын – в особом лагере для тех, кто назывался «аномальными детьми». Этот термин относился к любому ребенку, который физически или психологически настолько отклонялся от нормы, что не мог получать образование в Общественной Школе. Сын Стайнера страдал аутизмом, и уже три года с ним в лагере работал воспитатель, пытаясь привить мальчику навыки общечеловеческой культуры. Рождение аутичного ребенка было особым позором, так как психологи считали, что это состояние вызывалось генетическим дефектом родителей и чаще всего связано с их шизоидным темпераментом. Манфред Стайнер за десять лет своей жизни ни разу не произнес ни слова. Он бегал на цыпочках, избегая людей, словно те были опасными острыми предметами. С физической точки зрения он являлся абсолютно здоровым крупным светловолосым ребенком, и первый год после рождения Стайнеры не могли на него нарадоваться. Однако сейчас даже воспитательница в Бен-Гурионе мало что обещала, а уж тамошние воспитатели всегда были оптимистами – это входит в их профессию.
– Возможно, мне придется провести в Новом Израиле целый день, – заметил Стайнер, загружая в вертолет банки с халвой. – Надо объехать все их чертовы кибуцы, на это уйдет не один час.
– Почему ты не хочешь взять меня с собой? – вспылил Отто.
Стайнер опустил голову и зашаркал ногой.
– Ты не понял, – с виноватым видом откликнулся он. – Я бы очень хотел, чтобы ты составил мне компанию, но… – На мгновение он даже подумал, не сказать ли Отто правду. – Я подброшу тебя к автобусному кольцу и высажу тебя там, ладно? – На него навалилась усталость.
Когда он приедет в Бен-Гурион, Манфред будет все в том же состоянии, будет бродить в одиночестве, избегая взглядов, больше похожий на настороженного, подозрительного звереныша, чем на ребенка… Какой смысл в этом визите? И все же он поедет.
Про себя Стайнер во всем винил жену: когда Манфред был совсем маленьким, она почти не разговаривала с ним и не проявляла к нему никаких чувств. По профессии она была химиком, обладала высокоразвитым интеллектом и деловыми способностями, совершенно бесполезными для материнства. Она кормила и купала ребенка с таким видом, словно малыш был лабораторным животным, какой-нибудь белой крысой. Она содержала его в чистоте и заботилась о его питании, но никогда не пела ему, не смеялась вместе с ним, никогда не обращалась к нему на простом человеческом языке. Ничего удивительного, что он стал аутичным. Стайнер мрачнел, размышляя об этом. Вот расплата за женитьбу на женщине с магистерской степенью. Ему вспоминался мальчик Боленов, живших по соседству, как он кричит и играет; стоит лишь взглянуть на Сильвию Болен – она-то прирожденная мать, энергичная, симпатичная женщина и главное – живая. Конечно, она властна и эгоистична… у нее хорошо развито чувство собственности. И все же он восхищался ею. Она не была сентиментальной, в ней чувствовалась сила. Например, случай с протечкой в баке, из-за которой они потеряли двухнедельный запас воды! Вспоминая об этом, Стайнер уныло улыбнулся. Сильвия Болен не поверила им даже на мгновение.
– Ладно, высади меня на автобусной остановке, – прервал его размышления Отто.
– Хорошо, – с облегчением ответил Стайнер. – И тебе не придется терпеть всех этих израильтян.