Но тут мое движение резко прервалось глухим ударом. Тяжелая арбалетная стрела впилась в грудь с правой стороны. Снег посыпал еще гуще, сквозь его пелену алыми призраками плясал свет пламени, охватившего дома крестьян. Я замер. Будто все во мне перестало жить. Я не мог даже вздохнуть. Оказавшийся рядом офицер ударил мечом наискосок, от ключицы до груди. Белый мех шубы смягчил удар, но тем не менее кровь хлынула из раны, и ее тяжелые капли упали вниз, растекаясь в еще одно из алых пятен, так щедро окропивших снег. Боли не было. Только резкий запах железа, чуть кисловатый и едкий, и чувство какой-то утраты, потери, бессилия. Вторая стрела впилась в спину. Гулко, как в дерево с пустым стволом. Мир перед глазами качнулся. Я успел повернуться и посмотреть на стрелка. Это был Саул. Он возвратился, наверное, для того, чтобы убедиться в моей смерти, или он не доверял офицерам.
Я медленно опустился на одно колено, рукой уперся в землю. Голова не слушалась, и все время клонилась в сторону, становилась тяжелой.
Саул отбросил арбалет, не стал перезаряжать, выдернул из ножен меч и подошел ближе.
– Ты бы мог стать великим воином, Хаттар, но ты выбрал свой путь, и теперь платишь за это.
Я не мог ответить. Мне просто нечего было сказать. Я проиграл. И не важно, что вместе со мной в царство духов отправятся еще семь воинов, это все пустое. Будь их больше в десятки раз, не имеет значения. Я проиграл слишком давно, в тот самый миг, когда перестал играть в их игры. Раньше или позже, это должно было произойти. Жаль, что понял я это только сейчас.
– Привяжите его к столбу. Пусть он сдохнет как простолюдин, не достойный смерти большей, чем его грязный скот.
Меня схватили за руки и поволокли через всю деревню к площади, туда, где был камень совета и позорный столб. Мне было все равно. Дух смерти словно бы помиловал и избавил от мучений. Ни боли, ни страха я по-прежнему не чувствовал. Как вырывали из меня стрелы, как стягивали мокрыми веревками руки, как вздергивали на столбе – все это проходило мимо. В какой-то момент показалось, что я опять сплю и все это только снится, но сон и не думал кончаться. Сон смешивался с другим сном, в котором одинокий путник сидел в темной степи возле костра и смотрел на меня. Я чувствовал его взгляд. Спокойный и гордый. Взгляд, достойный скорее короля, нежели скитальца. Взгляд, который выражал больше, чем слова, сколько бы их сказано ни было.
Я видел себя, видел его. В моей голове, словно заклинания, текли строки из книги, и радость и тоска переполняли, как наивного ребенка. Какая-то чудесная гармония и легкость заменила боль и страдание. Мир укутывал в свои легенды. Мир пел колыбельные песни, провожал меня торжественным гимном, эхом, грохочущим камнепадом в горном ущелье.
Саул еще некоторое время смотрел мне в глаза, а потом приподнял забрало и сплюнул на снег. Я почти не обращал на него внимания. Мне было безразлично, что происходило вокруг. Все сон!
Пылали соломенные крыши. Дворы были залиты кровью и засыпаны серым пеплом. Тела убитых заносило снегом, где-то слышались еще стоны и крики, но все это было слишком далеко, не рядом со мной, не в этом мире.
Я закрыл глаза и словно соскользнул в бездонную пропасть. Видений уже не было, но я все еще помнил взгляд человека, сидящего у костра. Я знал о нем все. Но не мог это выразить. Вспомнил, кто он, но не мог назвать его имени. Даже знал, чем он связан со мной, но невидимая черта разделяла нас, как вода разделяет человека и его отражение, и стоит только попробовать прикоснуться, как все тут же теряет форму и растворяется, становится дымным и неясным.
Смерть оказалась благосклонна. Она предстала не в худшем своем обличии, и при встрече мне следует поблагодарить ее за такую щедрость. Не зря говорят, что духи отвечают взаимностью на хорошее отношение к ним. А может, они просто остались довольны той жертвой, которую я принес прежде, чем принесли в жертву меня. Те семеро несчастных, пытавшихся убить так рьяно, то ли по своей воле, то ли по приказу обезумевшего брата. Хотя безумцем-то как раз считали меня. Это я выпадал из стройной колонны их алчных идей. Это я говорил, что все надо решать миром и война это удел слабых и недалеких людей. Это я презирал дворцовые интриги и братоубийство, но сам стал жертвой этого зла. Наверное, подобный исход был неизбежен.
Какое это теперь имеет значение?
Я видел перевал. Тот, на котором меня нашел пастушонок. Хлесткий ветер гнал снежную колючую крупу почти параллельно земле. Стоял неуверенно и никак не мог понять, в какую же сторону мне следует идти. Справа нависала бурой тенью отвесная стена, слева пропасть с рычащей рекой в самом низу ущелья. Я видел себя со стороны. Словно был рядом. Я не помнил всего того, что происходило тогда, мне все виделось как вновь. Почему я потерял коня? Почему вовремя не успел покинуть узкую дорогу? Если заранее знал, что погода так быстро испортится. Я как ослепший бродил вдоль узкой тропинки, замерзая. Согнувшись от холода, ощупывая непослушными руками острые камни. Во мне, словно искорки, вспыхивали воспоминания. Что со мной происходило, был ли я болен, или причиной стал яд. Яд! Все вино, которое было в моем доме, привозил мне слуга Самата. Самат! Неужели ты смог променять нашу дружбу на призрачные посулы княжеского двора и знати! Что они тебе пообещали за мою голову?!
Снова позорный столб. Мое тело постороннее. Окоченевший кусок мяса. Рядом жарким пламенем полыхает крестьянский дом. Яркое пламя причудливо искажается в снежинках, застывших на ресницах. Человек в латах смотрит на меня. Тяжелый шлем прячет его лицо. Но я знаю, кто он. В руках обнаженный двуручный меч. Мало кто из опытных воинов может похвастать умением владеть подобным оружием. Да и фигуру отравителя не спутаешь.
Опять темно. Неужели Самат отправлял в мой дом вино, опасаясь только княжеской мести? Почему не предупредил? Почему не оставил шанса?
Заснеженный перевал. Я лежу возле павшего коня. Гнедой мертв, но его тело все еще теплое. Я пытаюсь согреться. Руки совсем не слушаются. Как холодно. Кровь замирает в жилах. Снежная буря не кажется мне сильной. Сквозь быстро бегущие облака проглядывает бледный диск солнца. Но я не могу пошевелиться. Все немощное человеческое существо протестует, хочет оставаться неподвижным. С огромным усилием я переворачиваюсь на бок и еще больше прижимаюсь к своему коню. Все тело трясет, ломает судорогами онемевшие конечности.
Мы встречаемся с ним взглядом. Он спокоен, и метель не может коснуться призрачного тела. Он смотрит на меня так, словно мы с ним давние знакомы и встретились после долгой разлуки. Я рад этой встрече, и даже мои непослушные губы чуть подергиваются, пытаясь изобразить улыбку. Он улыбается мне в ответ. Он мой господин, настоящий господин, которому я обязан всем своим существом. Он словно соткан из снежных хлопьев, истинный Господин Метель. Белая шуба с пушистым воротником соскальзывает с его плеча и ложится в руки. Он укрывает меня заботливо, словно мать укутывает свое дитя в колыбели. В его руках книга, та самая. Неторопливо садится возле меня прямо на ледяной утес и открывает первую страницу.
– Хаттар. Твой путь еще не окончен. У меня нет власти над тобой. Ты выше меня здесь. Я твой слуга. И теперь и всегда. Книга поможет стать истинным. Возьми. За тобой уже идут. Настанет время, и мы еще встретимся. Совсем скоро.
– Но кто ты?
– Я твой слуга, господин.
Глаза открывались тяжело. Словно под веками был песок и толченое стекло. Я чувствовал тепло, оно как раскаленное масло сочилось по венам, оно жгло, и это было неприятно и даже больно. Странно, я не чувствовал боли, когда принимал удар стрел, пущенных братом из тяжелого арбалета в упор, а сейчас по-настоящему больно. Но я стерпел эту обжигающую ломку. Свет был вокруг, я чувствовал его тонкой кожей век, какой-то неяркий, приглушенный. Попробовал встать, но увидел прямо перед собой широкую спину человека, которого сразу и не узнал.
– Ваша одежда пришлась мне очень кстати, господин. Она такая теплая и удобная…
– Син?!
– Я рад, что вы узнали меня, и мне очень жаль, что такое произошло. Быть преданным собственными братьями, это нелегко осознавать.
– Что со мной?
– Теперь все хорошо, вы в безопасности.
Я поднялся и сел, поджав под себя чуть отекшие ноги. Камни подо мной были шершавыми, холодными – отесанный гранит. Очень рельефный и выпуклый. Рядом стена с такой же грубой каменной кладкой. В щели между угловатых валунов торчал большой факел. Рядом, на треножнике, широкая чаша дровяного светильника. Когда глаза немного привыкли к свету, я смог рассмотреть небольшую пещеру, в которой находился. Она скорее походила на зал, но с низким потолком и совсем необжитая. Вокруг меня был очерчен углем неровный круг с причудливой вязью таинственных знаков. Вдоль стен сидели люди в измятых, частично разрушенных доспехах, залитых кровью.
– Син! Что происходит?
– Ах, это. – Странник махнул рукой. – Это те, кто пытался вас убить, там, в деревне. Или по-прежнему думаете, что это очередной сон, морок, видение. Теперь их жизнь принадлежит вам. Они приняли смерть от вашей руки, и жизненная сила, покидающая бренные тела, теперь течет к вам, питает, пополняет утраченное.
Я невольно распахнул рубашку и ощупал те места, где должны были остаться дыры и порез. Шрамы виднелись, но складывалось такое впечатление, что они были там всегда и очень давно зарубцевались.
– Мой господин. Силы вернулись к вам снова, и никто в этом мире не сможет остановить их течение. Вы хотели найти храм духа. Это место и есть храм. Сейчас мы находимся как раз в одном из его залов, из тех, что открыты.
– Кто ты, Син?
– Я странствующий дух. Дух смерти, если угодно. Я прихожу к тем, кого ждет скорая кончина, и говорю им об этом, вот только не всегда слышат.
– И ко мне ты пришел поэтому?
– Нет. Ты не в моей власти. И к тебе я пришел как к равному.
– Равному?! Дух смерти приходит ко мне как к равному!
– Моя внешность так же обманчива, как твердыня облаков. Я могу быть кем угодно.
Я попробовал встать. Словно ничего и не менялось. Действительно по-прежнему был полон сил. Жжение во всем теле немного беспокоило, но от него можно было отвлечься, не обращать внимания на такое мелкое неудобство. Син продолжал сидеть возле стены, глядя на то, как я осторожно ощупываю себя. Теперь в нем нельзя было узнать того нищего ученого, который причитал и вымаливал прощение, стоя на коленях в моем доме. Теперь он был полон достоинства и смотрел дружелюбно и спокойно. Так, словно мы были с ним давние друзья. Какой удивительно знакомый взгляд. В руках он держит книгу, ту самую. Книгу, которая перевернула всю мою жизнь так стремительно.
– Там, на перевале, это тоже был ты?
– Да, господин. Я всегда был рядом. И тот мрачный и молчаливый Ур – кузнец в доме твоего отца – это тоже был я. И глуховатый учитель фехтования, угрюмый ветеран. У меня множество лиц, я твой ангел-хранитель, твой поводырь и слуга.
– Дух смерти мой ангел-хранитель?!
– Каково это узнавать?
– Льстит.
– Мне тоже. Я так рад, что именно ты стал моим господином. Ты был достоин и никогда не гнал от себя все мои подсказки и поучения. Ты был мудр не в пример твоим братьям и друзьям. – Син встал и быстро прошел вдоль стены к одному из воинов. Ловким движением снял с него шлем. На меня смотрело остекленевшим взором мертвое лицо, искаженное смертью, но очень знакомое. – Самат дорого заплатил за свое предательство. И он и весь его род теперь будут помечены этим позором, пока кто-нибудь не сможет искупить вины согрешившего предка.
– Но я вроде бы помню, что видел его живым как раз в тот момент, когда меня привязали к позорному столбу.
– Твой клинок отравлен. Забыл?
– Забыл? Скорее «нет», чем «да». Все еще путаю сон и реальность. Отравлял клинок во сне или наяву – не уверен.
– Он умер от яда, в то время как сам пытался отравить вас. Подобное к подобному. Если это не справедливость, то что тогда? В драке вы только вскользь задели его за кисть клинком, и яд сделал свое дело.
Я наклонился, чтобы взглянуть в глаза Самата. Он был словно восковая фигура. Кукла, совершенно лишенная жизни. Весь осунувшийся, бледный. Если бы мне не сказали, что это мой бывший друг я бы так и не узнал в этом трупе Самата.
Син подошел к еще одному воину, прислоненному к каменной стене.
– Гурам. Гвардеец, еще один незаконнорожденный сын князя. Бесчестный ублюдок. Строил планы избавиться от вас всех, потомков чистых кровей, благородных дворян, и занять княжеский трон. Вел переписку со жрецами Марака. Очень скользкий тип. Его ты убил первым. Не знаю, как распознал в нем самого опасного из противников, но думаю, что мои уроки фехтования не прошли даром.
– Мне так сложно все это понять, Син. Все те видения, которые преследовали меня. Эта книга. События в городе, перевал.
– Тебе было очень тяжело. Я понимаю. Яд в крови убивал медленно, я мог избавить тебя от смертоносного действия, но от видений, которые он вызывает, – увы. Только своим присутствием, советами, подсказками.
– Так, значит, все, что происходило со мной в городе, это…
– Не больше чем видение, – подхватил Син. – Твое собственное воображение и мои умело расставленные декорации.
– А руны и легенды, магия, заключенная в книге?
– Страницы этого манускрипта пусты, мой господин. Они всегда были пусты и никто не смог вписать в них хоть строчку. Используя видения, я смог передать тебе те знания, которые необходимы в поиске храма. И вот ты здесь. Человек, не осознавший необходимости поиска, никогда не попадет в это место. Таково условие зова, приглашения.
Син переместился к следующему гвардейцу. У этого шлем был просто расколот на две неровные части. Гвардеец был стар. Лет шестидесяти, не меньше, его лицо показалось мне знакомым, но я не мог вспомнить.
– Неужели этого тоже я убил?
– Не совсем, свои же забили. Это тот несчастный, которого ты использовал в качестве живого щита. Ему не повезло больше всех, ты помнишь его?
– Его лицо было скрыто. Я и не видел даже.
– Нет, я не о том, это тоже твой родственник. Двоюродный брат отца.
– Камень-князь Андрей! – воскликнул я удивленно. – Я помню его совсем молодым! А этот уже старик.
– Нет. Это не Андрей.
– Антуан. Как, однако, время меняет людей. Он всегда был щедр и за любую услугу с легкостью награждал серебряной монетой. Щедрый был придворный.
– Виктор украл его дочь и спрятал в одном из своих замков на юге, но Антуану сказал, что это ты выкрал ее и увез к себе в горы.
– Наверное, стоило мне это сделать. Насколько я могу вспомнить, его дочь была милой.
– Ненавидя Виктора, бедная униженная девушка от горя выбросилась со словами проклятия из окна башни.
– Очень жаль и ее, и обманутого отца.
– Он не хотел тебя убивать, – продолжал рассказывать дух, медленно вышагивая вдоль круга. – Он просто недоумевал, почему ты выкрал ее словно дикарь, а не прислал сватов или еще как-то дал знать о своих намерениях. Он считал тебя человеком чести.
Теперь все это казалось мне далеким, чужим. И раньше не вызывало особых эмоций, а теперь и вовсе не интересовало. Вся прежняя жизнь казалась не больше чем дурным балаганом. Хотя в какой-то степени так оно и было.
– Как твое имя? Я имею в виду настоящее имя, а не то, которое обозначает одну из твоих масок.
– Ты действительно хочешь знать это?
– Да. Мне кажется, это даст возможность, надежду многое понять.
– Синасир-Дидар. Если угодно.
– …Бойся смертный приблизиться к указанному месту незваный, – процитировал я строки из книги. – Ибо встретишь ты там смерть свою или вовсе лишишься смерти. И имя ее будет моим именем.
– Ты даже запомнили то, о чем я предупреждал. Вот ты и встретился со мной, и лишился меня.
Я пристально изучал пространство вокруг. Надо сказать, что зал был довольно тесный, а низкий потолок делал его похожим на склеп. Тем не менее у дальней стены виднелись ворота. Широкие, окованные железом, с замысловатым узором на массивных петлях.