Назар Чистой, верхом, настигает их.
Назар. Не сметь! Никаких гонок! Дети малые. Поезжай себе с Богом, князь Никита.
Алексей (в санях). Ну вот, ничего мне нельзя.
Прозоровский (с печальной улыбкой). Зато жениться можешь, на ком захочешь.
Алексей. Мы вчера посчитали, во сколько этот «свадебный чин» обойдется, у меня глаза на лоб вылезли. (Прозоровский и Ванятка выразительно переглядываются.) А тут Богдан Хмельницкий денег требует!..
Прозоровский. Хмельницкому непременно помочь надо!
Алексей. Да что ты! Я ему больше пошлю, чем просит.
Прозоровский (тихо и твердо). А вот этого лучше не делать. Чем больше пошлешь, тем больше по дороге растрясется.
Алексей (вздыхая). Ну что, в кого ни кинь – все воруют?
Прозоровский. Не все. Вот Ванятка, к примеру, не ворует.
Ванятка. Я бы рад, батюшка, да нечего.
Алексей. Ладно, свадьбу сыграем, потом казной займемся.
Ванятка. А ты, батюшка, свадьбу за счет тестя справляй. Многие так делают. (Алексей и Прозоровский хохочут.) И вообще, чем искать самую красивую, лучше самую богатую. А потом взять отцовские сундуки, да и в казну опрокинуть, чтоб доверху наполнилась.
Прозоровский. Наш дурак умнее многих.
Алексей. Где бы найти такого богача?
Ванятка. Ой, я одного такого знаю. Да вот беда, дочки у него нет.
Алексей поджимает губы, гневно раздувает ноздри, но не находит, что ответить.
Ванятка (меняя тему). Батюшка, а мне жениться дозволишь?
Алексей. Дозволю, дозволю. Нельзя, чтоб дураки перевелись, без них скучно.
Ванятка. А давай на спор – что я себе жену найду красивей, чем ты?
Алексей. Это как же?
Ванятка. А вот так. У тебя-то выбор маленький. Ты, чай поди, ниже столбовой дворянки взять не можешь. А у меня выбор – во какой! (Показывает на толпящихся по сторонам дороги многочисленных горожан.) Бери, кого хошь!
Алексей (пинает Ванятку ногой). Я те покажу, на ком хошь. Ты дураком прикидывайся, да не забывай – ты дворянский сын, и звания своего позорить не смеешь.
Прозоровский. А ведь это не по-христиански.
Алексей. Именно по-христиански. Пятая заповедь – почитай отца твоего и матерь твою. Вот представь своего отца – и как ты ему скажешь, что на холопской дочери намерен жениться.
Прозоровский (с невеселым смехом). Нет, я не собираюсь ему такого говорить. Я не хочу жениться на холопской дочери.
Алексей. То-то же.
Прозоровский. Но ведь сказано же: во Христе нет ни иудея, ни язычника, ни раба, ни свободного.
Алексей (насмешливо). И где это сказано?
Прозоровский. Ну-у… в Евангелии…
Алексей. Святого апостола Павла Послание к Галатам. (Снисходительно улыбается.) А сказано там вот как: во Христе Иисусе нет иудея ни язычника, нет раба ни свободнаго, нет мужескаго пола ни женскаго. Понятно? Это к Царствию Небесному относится. А мы пока еще не там… – Вот, видал? (Указывает на двое перевернувшихся саней на обочине.) Это не Царствие Небесное. А там, может быть, все и равны.
Прозоровский. В Царствие Небесное мало кто попадет. Вот в пламени адском – другое дело. И там уж точно все равны.
Алексей. Это только Господь ведает, кто куда попадет. И в этом мире каждый в том звании родится, какое Господь определил.
Ванятка (подмигивая). А иначе все бы родились немецкими пирожниками.
Алексей. «Каждый в звании, в немже призван бысть, в том да пребывает». Святаго апостола Павла к Коринфянам первое Послание.
Прозоровский (восхищенно, Ванятке). Ну и царь у нас!
Ванятка (потирая коленку). Да-а, а зачем маленьких бьет?
Алексей. Так-то. (Зло) А если из Святого Писания дергать, да передергивать, то в один прекрасный день окажемся не в Царствии Небесном, а в Аглицком королевстве. (Смотрит выразительно на Прозоровского.)
Прозоровский. Вроде бы сегодня купцы ожидались?
Алексей. Скоро узнаем.
Царское крыльцо.
Подъезжают сани. Морозов сбегает с крыльца, бросается к царю.
Морозов. Наконец-то. А руки-то, руки какие холодные! Где рукавицы-то?
Алексей. Да вот они.
Морозов (Прозоровскому и Ванятке). А вы куда смотрите?
Прозоровский. Не холодно было, Борис Иваныч. Мы тоже без рукавиц.
Все идут внутрь.
Морозов. Сейчас меду горячего. Тебе нельзя простужаться. Ты не Ванятка какой, на тебе царство держится.
Алексей. Да будет тебе! – Говори скорей, что из Англии?
Морозов (берет из рук подоспевшей Федоры чарку с медом). Вот выпей ради Бога!
Алексей (топает ногой). Говори скорей!
Морозов. Ну что говорить? Нового ничего. – Судят Карлу. И еще долго будут судить. Они это дело страсть как любят, суды да пересуды. Потому что не по-Божьему живут, а по своим з-законам. Теперь все грехи на него навешают, с Адама начиная.
Алексей. Ни одна подлюга на помощь не идет!
Морозов (вздыхая). У всех свои заботы, свои беды.
Алексей. Будь я туда поближе, будь у меня силы, я бы ему помог.
Морозов. Голубчик ты мой родной. – Тебе сейчас о своем думать надо. За стол садись скорее. Отец протопоп сегодня с нами обедает.
За столом.
Морозов, Алексей, Стефан Вонифатьев.
Алексей (за обедом). Иваныч, я что-то не пойму насчет детей Карловых. Старшие в Голландии, а самые маленькие с ним остались. А это не опасно?
Морозов (Стефану). Ну какое сердце! Ему о своей свадьбе думать, а он чужой болью болеет.
Стефан. Будем за них молиться. И будем молиться, чтобы злые ереси своего семени у нас не посеяли, чтобы святая Русь в тишине и покое пребывала. (Выразительно смотрит на Морозова.)
Морозов (досадливо морщится). Всенепременно, отче протопоп, сил не пожалеем.
Алексей (весело). Вот, ты меня жениться заставляешь, я, уж так и быть, женюсь, чтоб тебя не огорчать. А после свадьбы… (Покачивает головой в такт своим мыслям.) Многими делами займемся. – Ну а ты, отче Стефан, что мне скажешь? Кто у нас на Москве всех красивее?
Стефан. Это ты решать будешь, кто там кого красивее. Я своих духовных чад по красоте души различаю. И уж если говорить о московских невестах, то никого равного Маше Милославской даже вспомнить не могу. И умна, и ангел кротости.
Морозов. И первая красавица. У него ведь две дочки на выданье, у Ильи Милославского. И обе чудо как хороши. И все равно младшая старшей не чета. Мария Ильинична еще лучше.
Алексей. Да, прямо чудо какое-то. Аж заслушаешься. Если б ей еще город Киев в приданое давали, я бы на других и смотреть не стал.
Морозов. Ничего, Киев сами возьмем.
Кабинет Морозова.
Кузьма за столом, заваленным бумагами. Стефан Вонифатьев прохаживается по комнате.
Стефан. Ну что, Кузьма Кузьмич? Выходит, у тебя в доме Прозоровских нет верных людей?
Кузьма (сквозь зубы). Это еще понять надо, кому они верные. Этот Трофим хитрый как черт. Он к себе на службу абы кого не берет. Как он того малого, что на него донес, проглядел, – до сих пор удивляюсь.
Стефан. А ты его вот так и отпустил. Ты хоть знаешь, где его искать?
Кузьма. Знаю. Но искать не стану. Мы с него и так уже всё получили. Теперь надо только переждать царскую свадьбу. А там посмотрим, кто хитрее.
Глава четвертая
1. Касимов.
Всеволожский входит в прихожую воеводы. Всеволожский и подьячий.
Всеволожский. Доложи воеводе, что с ним желает говорить касимовский дворянин Иван Всеволожский.
Подьячий (полупьяный и ехидный). А-а-а. Наконец-то, дождались, пожаловал. – А за каким делом, дозволь спросить?
Всеволожский (раздувает ноздри, сжимает кулаки, но сдерживается). У меня к нему важное дело.
Подьячий. А господин воевода только важными делами и занимается. Вот и сейчас занимается, занят очень. Подождать придется.
Всеволожский садится, ждет, глядя в потолок. Идет время.
В город Касимов въезжают два богатых возка, запряженных богато убранными конями.
Возничий. Эй! Как проехать к дому воеводы?
Двое людей берутся объяснять.
Возничий (одному из них). Полезай-ка сюда. (Тот залезает на облучок.) Дорогу! Едет царский окольничий боярин Пушкин!
Всеволожский томится в прихожей. Входят двое молодых людей развязного вида.
Первый посетитель (на ходу, подьячему). Здорово, Пахомыч. (Оба проходят внутрь.)
Всеволожский (возмущенно). Это как же так?
Подьячий. Все заранее договорено. Об исполненном поручении докладывают.
Боярин Пушкин едет по Касимову.
Всеволожский прохаживается по прихожей. Молодые люди выходят.
Первый посетитель (подьячему). Бывай здоров, Пахомыч.
Подьячий продолжает не обращать никакого внимания на Всеволожского.
Всеволожский (подходя к подьячему). Иди, доложи обо мне, не то я тебя задушу.
У воеводы.
Подьячий (входя). Батюшка Степан Васильич, он меня задушить грозится.
Воевода. Ладно, зови этого козла. – Козел настоящий, ни шерсти с него, ни молока.
Входит Всеволожский.
Воевода. Ну, с чем пожаловал?
Боярин Пушкин из окна возка смотрит на Касимов.
Пушкин (своим спутникам). Па-асмотрим, какие тут для нас цветы вырастили. – Да, эта служба мне по душе. Другой раз в жизни такого веселья не будет.
Двое его спутников, старый и молодой, смеются.
У воеводы.
Воевода. Да мало ли что твоим мужикам с пьяных глаз привиделось? Яков Осина почтенный человек, его честность всем известна. – Да не будь он таким, поставил бы его князь Сонцев своим имением управлять? Али ты князю не веришь? Мужикам своим веришь, а князю Сонцеву не веришь? – Да я слушать ничего не желаю. Это все поклеп, злостный поклеп.
Всеволожский. Это не поклеп, и тебе это не хуже моего известно. Говорю тебе в последний раз, ежели ты, аки воевода, не вступишься в мое дело и не накажешь Осину примерным образом, я этого так не оставлю, я и до царя дойду.
Воевода. Ты что, стращать меня вздумал? Так вот послушай, ты, дворянин столбовой. Осину ради твоего удовольствия и в потакание твоим ябедам я не трону, а за твои речи дерзкие и нахальные сам на Москву отпишу, и ты туда не своей волей поедешь, а силком тебя поволокут!..
Возки боярина Пушкина останавливаются у крыльца воеводы. Первый спутник (молодой человек, Артемий) взбегает по крыльцу, входит в прихожую.
Артемий (подьячему). Ступай доложи воеводе, что прибыл из Москвы царский окольничий боярин Григорий Гаврилович Пушкин с государевым указом.
На улице.
Пушкин и его второй спутник, князь Тенишев, дожидаются, сидя в возке. Из дома воеводы выбегает Всеволожский и, ни на кого не глядя, быстрым шагом идет прочь.
Пушкин (глядя ему вслед). Хорошо бы узнать, что здесь творится.
Тенишев. То же, что и всюду, Григорий Гаврилович.
Пушкин. Нет, про этот Касимов особливые чудеса рассказывают. Ну, у нас сейчас дела поважнее.
Воевода выбегает встречать Пушкина.
Воевода. Батюшка Григорий Гаврилович! Отец родимый! Какая честь! Какая радость! (Ватага прислужников окружает возки.) Лошадушек распрячь, напоить, накормить. (Кланяется при каждом слове.) Отдохни, батюшка, откушай. Такой путь проделали, шутка ли сказать.
У воеводы.
Пушкин и его спутники за трапезой.
Пушкин (кидая ложку). Такие вот дела, Степан Васильевич. Времени терять не имею права. Давай мне грамотных людей, вот им списки с указа, пусть сейчас же отправляются. И пусть заходят в каждый дом и указ оглашают. Чтоб сегодня же вечером все девицы были здесь, а уж мы с тобой (подмигивает) посмотрим, кого не стыдно царю показать.
Воевода. А… А ежели кто уже просватан?
Пушкин. Нет, кто по чину просватан, при свидетелях, как положено, этих не надо, это все равно как замужние. – А мне вот еще что нужно. Нужно непременно переговорить с кем-нибудь из духовных лиц. Ты в Касимове человек новый, и твое дело (усмехается) – государева служба. А попы всегда знают, что в семьях делается. И вообще, даже если слух какой про кого идет, и это знать надо. В таком важном деле лучше перестараться, чем наоборот.
Воевода. Соборный протопоп отец Никола. Лучше него никого не найдешь. Он всех касимовцев до десятого колена знает, а попадья его сама наипервейшая сваха, она за каждой девицей с рождения примечает.
Пушкин (кивая). Вот-вот, это мне и надо.
Воевода. Послать за ним?
Пушкин. Сам поеду. (К младшему спутнику) Поехали со мной, Артемий Лукич. А князь Михал Михалыч пусть отдохнет, с хозяином побеседует.
Пушкин и Артемий усаживаются в сани, устланные ковром. Сани трогаются.
Пушкин (тихо, Артемию). Лучше по морозцу прокатиться, чем с этим … сидеть.
Сани подъезжают к церкви.
Отец Никола, в армячке поверх рясы, занимается починкой ограды.
Артемий (кричит). Эй ты, сходи за отцом Николой! Важные гости к нему!
Провожатый. Да это он сам и есть, отец Никола.
Отец Никола, вытирая руки, неспешно подходит к саням.
Отец Никола едет вместе с Пушкиным.
Пушкин. Значит, говоришь, красавица, какие только в сказках бывают?
Никола (усмехаясь). Да что говорить, сам посмотришь. Никто за тебя глядеть не станет.
Пушкин. А как, говоришь, они прозываются? Всеволожские? (Отец Никола кивает.) Это ведь что-то такое… такое?..
Никола. Род их старинный. Были некогда боярами, но охудали. Пращур их с государем Василием Темным не поладил, и через то всех званий лишился. С тех пор они уже боярами не писались.
Пушкин. Такое бывало, бывало. Многие так и боярства лишались, и головы тоже. – А ежели ее не царю, а еще кому сосватать, за ней что-нибудь дадут?
Никола (кивая). Дадут, дадут.
В доме отца Николы.
Всеволожский заперся в комнате. Глафира и Евдокия в панике возле дверей.
Глафира (стучит). Иван Родионыч, голубчик, да отворись ты. Покушать тебе надобно. С раннего утра маковой росинки во рту не было.
Евдокия. Ох, матушка, ты не то говоришь. Может, он в обмороке, может, ему помощь нужна. (Стучит.) Ваня, миленький, что с тобой? Не убивай меня. (Рыдает.) Так я и знала, погубил нас этот воевода.
Ой, матушка, зови Фимку, может, он ей откликнется. (Глафира бегом уходит.) И где этого Андрюшку носит! Ни капли сострадания к родителям.
Глафира вбегает в комнату, где нянька причесывает Фиму.
Глафира. Фимушка, скорей, скорей!
У дверей комнаты, где заперся Всеволожский.
Фима (стучит к отцу). Батюшка, родименький, ты только отзовись, мы больше тебя трогать не станем.
Голос Всеволожского. Отстаньте от меня! Коли будет надобно, так сам выйду.
Евдокия (хватаясь за сердце). Ой, Господи, благодарю Тебя! Пойдемте, пойдемте отсюда, пусть один побудет, как ему хочется.
Все спускаются вниз. Фима с распущенными волосами.
Входят отец Никола, Пушкин и Артемий.
Никола. Вот она, боярин, во всей красе.
Фима закрывает лицо руками. Отец Никола отводит ей руки.
Пушкин смотрит на нее, открыв рот.
Отец Никола стучит к Всеволожскому.
Никола. Иван, отворяй немедля. Тут дело поважнее твоей тяжбы. Отворяй, слышишь! Тебя царский окольничий боярин Пушкин требует.
Всеволожский открывает в изумлении.
Там же.
Фима, одетая и причесанная, стоит в полный рост перед Пушкиным.
Пушкин. Ну что, Артемий Лукич! Открывай список. Первая у нас Евфимия, дщерь Ивана Родионова Всеволожского, города Касимова столбового дворянина. – Первая-первейшая.
2. В доме отца Николы.
Все без Фимы.
Евдокия. Ну вот, теперь у нас Фимка есть отказывается.
Настасья (с горящими глазами). Ничего, пусть чуток проголодается. Потом еще лучше будет есть.
Фима одна в светелке. Уже темнеет. Фима сидит, уставившись в одну точку.
Андрей подходит к дому отца Николы.
Фима в свей светелке. Андрей вбегает к ней.
Андрей. Фима! Ну что? Едем в Москву?!
Фима еле-еле кивает.
Андрей. Да ты чего, совсем перепугалась, бедненькая? Ты думай про то, как поедем, как тетю Грушу увидишь, свою любимую, Афанасия Петровича. А в Москве столько чудес всяких, ты ведь маленькая там была, небось все позабыла.
Ну Фимушка, это же всё так, все эти выборы, – это же потехи ради. Да станет ли царь жениться неизвестно на ком? Боярин Морозов наверняка давно уже присмотрел будущую царицу. Иначе быть не может, это же дело государственной важности.
Фима (неожиданно). А почему же он сразу его на своей дочке не женит?
Андрей. У Морозова дочек нет. Он вдовый, сирый, только о царе и печется. А смотрины невест… – ну, обычай такой. Всех соберут, а ту, какую надо, объявят самой-самой. Красоту же на весах не взвесишь, и аршином не измеришь. Да и вообще, разве ж можно с погляденья жениться? Вдруг она дурой окажется и таких же дураков нарожает? – Фим, да ты что? Ну нельзя же так.