Он мельком взглянул на меня и тут же отвернулся. Лицо его было искажено мукой. И вел он себя все подозрительнее. Я немного потоптался на месте и, чувствуя себя последним дураком, отошел в сторону. Мне нужно было понять, что затеял этот чертов хирург. Но он, похоже, сам не знал, что ему делать. Пройдя метров пятнадцать, он вдруг замедлил шаги и стиснул кулаки. Я наблюдал за ним, спрятавшись за уличным столбом. Хирург остановился вовсе, а потом повернулся и решительно зашагал к киоску. Там он быстро купил бутылку пива и, бросив направо-налево угрюмый взгляд, так же быстро высосал ее из горлышка.
После этого он словно бы чуть-чуть повеселел, распрямил спину и почти вприпрыжку устремился обратно в метро. Теперь мне пришлось снова догонять его. Наученный горьким опытом, я внимательно следил за его тощей спиной. Если бы ему вздумалось опять повернуть назад, я был наготове.
Но доктор теперь никуда не сворачивал – он исправно спустился до самого низа на эскалаторе, вышел на перрон и принялся ждать поезда. От нетерпения он слегка постукивал ногой. По его вытянутому лицу проносились тучи.
Я понятия не имел, в каком районе он живет, как его фамилия и есть ли у него семья. Мне впервые пришло в голову, что, не зная ничего о нем, я не сумею правильно оценить его поступки и пользы от моих наблюдений будет немного, если только подозрительный доктор не приведет меня прямиком на какую-нибудь свалку к закопанному там трупу.
Подошел поезд, и хирург, подхваченный людским водоворотом, втянулся в голубой вагон. Я немного замешкался и едва успел запрыгнуть вслед за ним, как двери захлопнулись.
Стиснутый со всех сторон пассажирами, я отчаянно вертел головой, пытаясь не упустить объект из виду. Наконец в противоположном конце вагона я углядел долговязую фигуру. Повиснув на поручне, хирург мрачным, отсутствующим взглядом таращился в окно и, кажется, не собирался в скором времени выходить.
Так мы проехали несколько остановок. Он по-прежнему смотрел в окно, совершенно не интересуясь тем, что происходит вокруг. Я осмелел и подобрался поближе. Дорого бы я сейчас дал, чтобы узнать, о чем размышляет этот мрачный тип. Наверняка на душе у него было совсем невесело. По крайней мере, вид у него был обреченный, точно этот поезд прямиком шел в ад.
Обманутый его неподвижностью, я едва не упустил момент, когда доктор вышел из вагона. По правде сказать, вышел он необычно – безучастно выслушал название очередной остановки, а потом в последний момент пулей вылетел наружу. Но я выглядел наверняка еще нелепее, потому что выскакивал уже через полузакрытые двери – под проклятия пассажиров.
Это была «Электрозаводская». С этой станцией у меня были связаны не самые лучшие воспоминания, хотя вообще-то я не часто бывал в этом районе, и, если бы моему объекту захотелось здесь затеряться, наверное, он сумел бы сделать это без особого труда. Впрочем, по поведению доктора трудно было поверить, что он оказался в родном районе. Поднимался он на поверхность как-то неуверенно, то и дело оглядываясь по сторонам, точно пытаясь отыскать знакомые ориентиры и не находя их.
Я держался шагах в десяти от него. Вряд ли доктор заметил меня на перроне, но я не был уверен в этом на сто процентов – слишком шумно я выходил из вагона. Впрочем, народу на станции было немало, и я надеялся, что не очень бросаюсь в глаза. На всякий случай я поднял воротник плаща и стал совсем похож на сыщика из третьеразрядного детектива.
Мой подопечный вышел из метро и страдающим взглядом окинул улицу. Я замер. Учитывая предыдущий опыт, можно было ожидать, что он сейчас бросится обратно в метро. Но я упустил из виду еще один пункт его программы.
Хирург размышлял недолго. Он увидел неподалеку киоск и немедленно устремился к нему. Затем последовало то, что я уже видел, – бутылка пива, кратковременное возбуждение и спуск в метро.
Проклиная все на свете, я опять побежал за ним. Разумеется, я предполагал, что преступник будет заметать следы, но что он между каждым следом будет выпивать по бутылке пива, было для меня откровением.
Мы снова сели в поезд и покатили дальше. Теперь я был внимательнее и старался не отходить от дверей. Думаю, что, если бы хирург задумал теперь выходить, я бы выскочил даже раньше его.
Но остановка следовала за остановкой, а мой объект будто забыл обо всем на свете. Мы уже приближались к «Смоленской», и я не на шутку занервничал. Мне показалось обидным проезжать собственную остановку, особенно на пустой желудок. Где же живет этот длинномерный? Неужели где-то в Крылатском?
Однако на «Смоленской» этот фрукт приготовился выходить. Я воспрянул духом. Если он живет где-то здесь, я провожу его до дома и удовлетворюсь этим. Не торчать же сутками возле его дверей!
Однако и теперь объект никуда не спешил. Выйдя из метро, он бесцельно побродил вокруг станции, глядя по сторонам то с отчаянием, то с какой-то мрачной решимостью. В этот момент он был ужасно подозрителен.
Я думал, что и на этот раз терзания закончатся бутылкой холодного пива. Но хирург пошел дальше. Он вдруг сорвался с места, точно пес, взявший след, и уверенно вышел на небольшое кафе в одном из ближайших переулков.
По случаю плохой погоды кафе было переполнено. Публика здесь собиралась довольно специфическая – в большинстве своем это были то ли старшеклассники, то ли первокурсники, а возможно, и просто шпана с соседних улиц – бледные тонкогубые парни с волосами до плеч, в коротких черных куртках, отливающих металлическим блеском. Они вели между собой нескончаемый пьяный разговор одинаковыми угрожающими голосами, время от времени оглядываясь по сторонам незрячими расширенными глазами.
Хирург вошел в кафе и озабоченно оглядел зал. Ему повезло – сразу две или три компании освободили столики и, покачиваясь, стали пробираться к выходу. Они громко матерились, но никого не задирали. В сущности, они, вероятно, были совсем не такими опасными, как казались.
Хирург уселся за первый подвернувшийся столик – он буквально плюхнулся на стул и с наслаждением вытянул длинные ноги. Кожаную кепку он снял и бросил перед собой на стол, словно не замечая того свинства, которое осталось после пиршества затянутых в кожу мальчиков. Он только поторопился окликнуть случившуюся поблизости официантку, и тут я впервые услышал его голос. Он был довольно низкий, как у многих долговязых мужчин, ровный и даже безразличный – однако я расслышал в нем отчетливую истерическую нотку.
– Послушайте! Принесите триста грамм водки, – сказал он безо всякого смущения. – Ну и лимон там, не знаю…
Усталая крашеная официантка безошибочно оценила клиента и немедленно приблизилась.
– Покушать чего-нибудь? – заботливо подсказала она.
– Да… чего-нибудь… – вяло согласился хирург.
Официантка кивнула и ушла. Я пристроился возле буфета и попросил сделать мне двойной кофе. Разумней было бы, пожалуй, поесть, но я не хотел садиться за столик.
Хирургу принесли, что он просил. Я тоже получил свой кофе и, потихоньку отхлебывая из чашки, наблюдал за поведением объекта.
Поведение его вряд ли можно было назвать образцовым. Начал он с того, что налил себе почти полный фужер водки и, покосившись по сторонам, выпил его разом, как лекарство. Потом он некоторое время неподвижно сидел, прислушиваясь к своим ощущениям, и, только убедившись, что все в порядке, лениво сжевал дольку лимона. К бифштексу с картошкой он даже не притронулся.
Мой желудок тем временем начал бунтовать. Видимо, запахи еды о чем-то ему напомнили. Вонючий жженый кофе его не удовлетворял. Он требовал бифштекса. Я уже был готов сдаться, но в этот момент хирург, выпивший еще одну дозу, рассеянно оглядел зал и увидел меня.
В первый момент в его лошадином лице ничего не изменилось. Но потом он взглянул на меня пристальнее, и в глазах его появился вопрос. Некоторое время он что-то мучительно вспоминал, но так ничего определенного не вспомнил и разочарованно отвернулся.
Однако беспокойство уже не покидало его, и я еще несколько раз ловил на себе его взгляд. Наконец он не выдержал, допил водку, расплатился и вышел. Проходя мимо меня, он усердно разглядывал носки своих ботинок.
Едва за ним захлопнулась дверь, я бросил на стойку деньги и выскочил на улицу. Хирург поспешно удалялся в сторону Смоленского переулка. Мне пришло в голову, что он действительно живет где-то неподалеку от меня.
Стараясь не слишком выделяться, я продолжил преследование, но теперь, кажется, неудачно. Хирург по пути то и дело оглядывался через плечо и наконец обнаружил меня. На лице его обозначилось беспокойство, и он прибавил шагу.
Поняв, что меня раскрыли, я совершенно уже перестал заботиться о конспирации и попросту топал за объектом, неизвестно на что надеясь. Мы уже почти бежали, инстинктивно сохраняя между собой дистанцию в пять-шесть метров. Мне это надоело, и я решил окликнуть хирурга, чтобы предложить ему переговоры.
Но в этот момент он нырнул в проходной двор. Я вбежал туда на несколько секунд позже и остановился. Хирург исчез.
Я внимательно осмотрел двор – это был каменный мешок, образованный большими домами старой постройки. На противоположной стороне виднелась арка, ведущая в соседний двор. Но туда мой подопечный не успел бы проскочить. Значит, он спрятался в одном из подъездов.
Мне показалось, что на пороге ближайшего подъезда я вижу свежий след мокрой подошвы. Поскольку ничего лучшего мне в голову не приходило, я решил заглянуть в этот подъезд.
Сразу за дверями на сухом бетонном полу след повторился – несомненно, это был отпечаток мокрой подошвы. По размеру он вполне мог соответствовать такому рослому господину, каким являлся мой объект.
Я в задумчивости остановился. Следов на ступенях, уходящих наверх, больше не было. Короткая лестница, ведущая в подвальное помещение, была погружена в полумрак и основательно затоптана. Но дверь в подвал была открыта, и этот факт меня заинтересовал.
Конечно, это могло быть чистой случайностью, совпадением. И хирург мог прятаться в любом другом подъезде, но я предпочел наиболее легкий путь – мне казалось, что и хирург не станет сейчас изощряться.
Стараясь ступать бесшумно, я спустился к подвальной двери и медленно отворил ее. Петли предательски скрипнули. Я проскользнул в сырую подвальную темноту, прижался спиной к стене и прислушался.
Постепенно глаза мои привыкли к темноте, и я различил очертания подвальных перегородок и тусклое пятно отдушины далеко впереди. Подождав еще немного, я медленно двинулся вдоль стенок, напряженно всматриваясь в полумрак. Потом мне показалось, что где-то рядом послышался легкий шорох, и я опять замер.
Противника я не увидел, а скорее учуял. Откуда-то сбоку на меня вдруг пахнуло свежим водочным перегаром, и я ощутил едва заметное движение воздуха на своих волосах. Почти интуитивно саданул кулаком в навалившуюся тень.
Я услышал сдавленный крик и звон упавшей на пол металлической трубы. Опоздай я на секунду, и эта труба прошлась бы по моей макушке. Однако передышки я не получил. С неожиданной яростью и силой невидимый соперник пихнул меня в грудь и бросился к выходу. Я ударился спиной в стену, оттолкнулся от нее и рванул вдогонку.
Теперь силуэт убегающего человека был хорошо виден на фоне дверного проема – я сразу узнал долговязую фигуру в кожаном пальто, полы которого сейчас смешно подпрыгивали и развевались. Я успел подставить ногу, прежде чем хирург выскочил из подвала, и он с проклятием растянулся на ступеньках заплеванной лестницы, больно ударившись локтем о каменное ребро.
Впрочем, алкоголь и здесь сыграл свою положительную роль – не обращая внимания на боль, хирург тут же сел, развернувшись ко мне лицом, и попытался пнуть меня ногой. Я легко увернулся от удара и, наклонившись, сгреб коллегу за грудки.
– Что тебе надо?! – отчаянно просипел он задушенным голосом. – Я милицию позову!
– Зови! – согласился я. – Только кричи громче, а то даже я тебя плохо слышу.
Он страдальчески посмотрел по сторонам и наверх в надежде, что кто-нибудь из жильцов появится на лестнице. Но ему не повезло – вокруг не было ни души. На лице доктора вдруг нарисовалась полная апатия и покорность судьбе.
– Если хотите грабить – бумажник во внутреннем кармане, – задыхаясь, пробормотал он. – Там еще есть пара сотен.
Признаться, я оторопел – я ожидал чего угодно, только не обвинения в разбое. Мои розыскные мероприятия оборачивались какой-то странной и опасной стороной. Невольно мои пальцы сами собой разжались, и освобожденный доктор обессиленно опустился опять на ступеньки, болезненно морщась и потирая шею ладонью. Я присел рядом с ним и бессильно опустил руки. Так мы сидели несколько долгих минут, не зная, что сказать друг другу. Впервые я пожалел о том, что не курю. В такой ситуации могла выручить только сигарета.
– Закурить есть? – спросил я безнадежно.
– Не курю! – мрачно буркнул хирург, покосившись на меня с опаской.
Мы еще немного помолчали.
– Кепку, черт, потерял! – с досадой вдруг сказал хирург.
– Можно спуститься поискать, – предложил я.
– Чего там искать! – зло откликнулся хирург. – Затоптали все! – Он плюнул на пол и ожесточенно растер плевок ногой.
Сейчас он уже не казался мне подозрительным – измученный, полупьяный человек, не понимающий, чего от него хотят. Я решил покончить со всем разом.
– Как вас зовут? – спросил я.
Хирург издал губами звук, напоминающий ржание.
– Ты гнался за мной, чтобы спросить, как меня зовут? – спросил он, вкладывая в ответ весь сарказм, на который был способен.
– Хорошо, сформулирую вопрос иначе, – со вздохом сказал я. – Где вы находились в момент убийства на территории больничной автостоянки?
Хирург раскрыл рот и беспомощно уставился на меня, глаза его косили – самую малость.
– Так ты из милиции… – устало пробормотал он.
Мне не хотелось возражать – забавно было почувствовать себя в шкуре полицейского. Но хирург, кажется, не разделял моих чувств. Он повесил голову и обреченно сказал, словно размышляя вслух:
– Вы, менты, окончательно обнаглели – ведете себя как отморозки из подворотни!
Мне стало обидно за милицию, и я сказал:
– Ага, а вы не обнаглели – лупить сотрудника по голове трубой! При исполнении! Это знаете чем пахнет?
– Я же не знал, – резонно заметил он. – Я думал, ты меня обчистить хочешь…
– Как фамилия? – требовательно спросил я.
– Груздев, – сказал он покорно. – Груздев Николай Петрович. Только я ни про какое убийство не знаю. А что, действительно кого-то убили?
Он даже не старался изображать удивления – ему было абсолютно безразлично. Я окончательно понял, что сел в лужу, но постарался выжать из ситуации все, что возможно.
– Назвались Груздевым, так уж полезайте в кузов! – грубовато скаламбурил я. – Вы дежурили в ночь убийства, но никто вас в клинике не видел. Более того, медсестра заявила, что вы не вышли на работу из-за болезни. И вдруг утром вы оказываетесь на месте. Как это можно объяснить?
Груздев отер лицо и украдкой взглянул на меня. В голосе его вдруг послышалась неуверенность.
– Медсестра – просто дура, – сказал он. – Я всю ночь был на работе. Но одной пациентке стало дурно…
– Это я слышал, – перебил я его. – Мы допросили эту пациентку. Думаю, правду установить будет нетрудно.
Груздев закашлялся, содрогаясь всем телом и судорожно вытягивая шею. На него было тяжело смотреть. Наконец он затих и махнул рукой.