– Об этом мы даже не думали, – нахмурился Оленев, – конечно, такой вариант больше похож на правду. Но я не знаю, что вам сказать. Придется изучать личные дела каждого. Я даже не представляю, что мы скажем людям, когда будем изучать их связи или их семьи.
– Не обязательно говорить об этом всем сотрудникам, – возразил Дронго. – Я уже понял, что директор у вас достиг солидного возраста. Кто у вас еще находится в этом «нежном» возрасте?
– Старше шестидесяти? Ваш покорный слуга, Евгений Сидорин и Фуркат Низами. Два переводчика и консультант издательства. Собственно, так и должно быть. Остальные редакторы вместе с главным гораздо моложе.
– А Передергин?
– Ему сорок пять. Он молодой, энергичный, спортивный. Приехал из Якутска, работал там председателем леспромхоза. Очень деловой, инициативный. У нас было столько проблем до его появления. Он крепкий хозяйственник, хотя и невыдержанный человек. Столяров все время делает ему замечания, Передергин может грубо ответить, нахамить любому посетителю, даже нашим редакторам, часто вообще не считается с мнением остальных, даже с мнением директора издательства.
– Не очень лестная характеристика.
– Он у нас такой своевольный уездный князек. Но пока он работает неплохо, и мы его терпим. Хотя, конечно, было бы гораздо лучше, если бы он чуть меньше проявлял свой характер.
– Насколько я сумел понять, вы полностью исключаете возможность проникновения к вам постороннего лица, похитившего эти документы.
– Полностью, – кивнул Оленев, – я же говорю, что наши комнаты стоят на охране. И никто не смог бы туда проникнуть незамеченным.
– А если у возможного пособника вашего автора был запасной ключ? Вы же сами сказали, что почти у каждого из ваших сотрудников есть свой ключ. Ничего не стоит сделать запасной ключ и войти в ваши комнаты.
– Не совсем так, – возразил Валерий Петрович, – от общего входа ключи есть только у руководства. А самое главное – рядом дежурит сторож, который охраняет соседнее административное здание. Если бы у нашего здания появились незваные гости, он наверняка бы их увидел. Наше здание примыкает к административному корпусу. Это даже не здание, а всего лишь коридор и семь комнат. В одной сидит директор, в другой его заместитель, в третьей главный редактор. В большой комнате сидят редактора, а в другой большой комнате – технический отдел и консультанты. Еще две небольшие комнаты используются как помещение для Нины Константиновны, где хранятся различные документы, и кабинет главного бухгалтера Воеводова. Вот, собственно, и все.
– Рукописи хранились в отдельном помещении?
– Нет. В комнате редакторов. Там сделаны большие стеллажи на всю стену, куда они и складывали рукописи. Во всяком случае, свежие. Через год мы отправляем их на склад.
– Окна у вас зарешеченные?
– Конечно. И на окнах тоже есть охрана.
– А кассир? Почему у вас нет своего кассира?
– Мы не платим гонорары. Обычно зарплату выдает Нина Константиновна, а подписывают все документы Передергин и Воеводов. Если есть какие-то конкретные расчеты, то их проводим через бухгалтерию нашей типографии. Забыл сказать, что у нас есть два своих представителя в Астане и в Баку. Нурлан Уразалин и Парвиз Убайдуллаев. Но они обычно занимаются только высылкой нам рукописей.
– Может, кто-то из них автор подобных страшных историй?
– Мы им тоже звонили. Они ничего не знают. И потом, я тоже читал эти «исповеди». Первые две рукописи были довольно неряшливыми и небрежными. Затем стиль письма значительно поменялся. Во всяком случае, эти рукописи отправлял нам человек, для которого русский язык является родным. И он достаточно образован и начитан, в этом я почти уверен.
– Тринадцать человек, – задумался Дронго, – мне понадобится личное дело каждого. Они у вас есть?
– Конечно, нет. У нас в издательстве даже нет своего отдела кадров. Мы небольшое издательство, но все сотрудники, во всяком случае, все работники издательства, включая Нину Константиновну, являются сотрудниками Международного литературного фонда. Мы можем обратиться к Огневу, чтобы он помог нам и разрешил просмотреть личные дела каждого из сотрудников. Я думаю, в этом не будет большой проблемы. Или сразу к Сергею Михалкову, который является председателем Международного совета писательских союзов, это правопреемник Союза писателей СССР. Можно просмотреть личные дела каждого и там. Они наверняка имеются.
– Хорошо, – согласился Дронго, – я вам помогу. Хотя никогда не работал в подобной среде и с такими людьми. Давайте сразу договоримся, что вы ничего не будете от меня скрывать. Ни хороших, ни плохих новостей. И пусть Юрий Михайлович познакомит меня со своим другом-криминалистом. Возможно, мы понравимся друг другу. А может, мы уже знаем друг друга. И не забудьте показать мне завтра оставшуюся копию рукописи.
– Обязательно, – явно обрадовался Оленев, – я просто не знаю, как вас благодарить.
– Подарите мне новые книги вашего издательства, – предложил Дронго, – это будет самый лучший подарок для меня.
– Сделаем, – согласился Валерий Петрович, – с автографами всех наших писателей. Можете считать, что вы их уже получили. Вы даже не можете себе представить, какая у нас сейчас обстановка в издательстве. Женщины просто боятся выходить на работу.
– Представляю, – ответил Дронго. – Значит, будем искать сразу двоих. Возможного автора и его возможного знакомого в вашем издательстве. Интересная задача. Вы по-прежнему убеждены, что это не может быть одно и то же лицо? Вы так хорошо всех знаете?
Оленев испуганно взглянул на своего собеседника. Он даже открыл рот, чтобы снова возразить, но Дронго добродушно покачал головой.
– Ничего не нужно говорить. Я все понял по вашему выражению лица. Значит, завтра ждите меня в поселке. Я постараюсь не опаздывать.
Глава 3
Он не любил сидеть за рулем. Автомобильные пробки, особенно в Москве, его раздражали и отвлекали от собственных мыслей. Поэтому уже много лет он имел своих водителей во всех трех городах, в которых жил. Предупредив водителя, что за ним нужно заехать утром в десять, он перезвонил своему другу и напарнику – Эдгару Вейдеманису.
– У меня к тебе необычное дело, – попросил Дронго, – я хочу, чтобы ты проверил через информационный центр данные о происшедшем преступлении за последние полтора-два месяца. Погибла четырнадцатилетняя девушка. Никаких других подробностей я пока не знаю.
– Как погибла? Несчастный случай?
– Нет. Убийство. Очевидно, действует некий серийный маньяк, но ничего более конкретного сказать не могу. Мне нужны все данные. И проверь убийство в Саратове. Там убили тоже молодую девушку, но ей было восемнадцать. Возможно, на ней была желтая блузка.
– Постараюсь, – вздохнул Эдгар, – ты знаешь, как нашим друзьям в милиции не нравится, когда мы делаем подобные запросы. Они считают, что мы не должны заниматься делами подобного рода.
– А ты напомни, сколько раз мы им помогали, – посоветовал Дронго, – и скажи, что мы не просим предоставить нам оперативную информацию или разгласить какие-либо данные. Нам нужна только информация по уже случившимся преступлениям. Они дают подобную информацию любому журналисту, в ответ на их запросы.
– Буду стараться, – согласился Вейдеманис. – Если бы ты сказал, где произошло первое убийство, было бы гораздо легче.
– Это не первое, а второе, – поправил Дронго, – первое было в Саратове. Хотя вполне вероятно, что тоже не первое. В любом случае проверь, может, кто-то объединил эти два дела в одно. Если сумеешь найти.
– Завтра я тебе перезвоню, – пообещал Эдгар.
Дронго положил трубку и отправился в кабинет, чтобы просмотреть газеты за последние два месяца. Возможно, о подобных преступлениях было напечатано и в центральных газетах. В таком случае через Интернет и его поисковые системы можно было попытаться найти упоминания об этих преступлениях. Упоминаний было много, разных и трагических. Но ни в одной газете не было упомянуто преступление в Саратове. Разочарованный, он закончил поиски во втором часу ночи.
На следующей день он поехал в Переделкино. Созданный еще во времена Сталина писательский поселок был довольно известным местом не только в России, но и далеко за ее пределами. Здесь жили практически все классики советской литературы, которые вполне комфортно существовали в рамках Союза писателей СССР. Выделенные дачи, огромные писательские квартиры в центре города, некоторым предлагали даже особняки, невероятные гонорары, не зависящие от числа проданных книг, гарантированные поездки за рубеж с хорошо оплаченными командировочными, льготы на получение машин, путевок в дома отдыха, билетов, размещение в гостиницах. Награды, ордена, высокие звания, выдвижение в депутаты различных Верховных советов – все это было в порядке вещей. Союз писателей был не просто суперминистерством, он был одним из самых привилегированных министерств бывшей страны. От писателей требовалось лишь придерживаться генеральной линии Союза на социалистический реализм и всемерно поддерживать существующий строй. Что они с удовольствием и делали. Некоторым разрешалась и критика в дозволенных пределах.
Дачи в Переделкино выделялись писателям в порядке очереди, но выдавали их в основном бывшим функционерам и сотрудникам Союзов писателей. Деревянные дома нельзя было назвать особо комфортабельным жилищем, но после развала Союза все сразу изменилось. Цена на сотку в этом районе начала расти с головокружительной быстротой, и вскоре обладатели деревянных домиков стали владельцами участков, имеющих реальную стоимость в несколько сотен тысяч долларов, а иногда и миллионов. Разумеется, после этого в Литературном фонде начались склоки, интриги, аферы, которые вызывали все новые и новые скандалы среди писателей. Хотя, если говорить откровенно, писателей оставалось уже не так много. Борьбу вели уже родственники и знакомые писателей, чиновники и деляги, которые отвоевывали свои сотки у бывших хозяев этой земли.
Дронго приехал в Переделкино к одиннадцати часам и довольно быстро нашел издательство, рядом с которым стояли два автомобиля. Он вошел в здание, обратив внимание на железную входную дверь. Такую дверь практически невозможно было сломать или открыть. Он вошел в коридор. Слышались громкие голоса сотрудников. Пройдя по коридору, он остановился у таблички «Консультанты» и постучал в дверь.
– Войдите, – услышал он и вошел в кабинет.
За небольшими столиками сидели трое мужчин. Сидевший у окна был относительно молод. Ему было лет сорок пять. Грузный, достаточно плотный, мордастый, с копной черных волос и темными усами. Он недовольно взглянул на вошедшего и громко спросил:
– Вам кого?
– Извините, – сказал Дронго, – я пришел к Оленеву. Его здесь нет?
– Он сейчас придет, – кивнул незнакомец, – проходите, садитесь. Вы, наверно, тот самый эксперт, о котором нам говорил Валерий Петрович. Я Кроликов Георгий Сергеевич, руководитель технического отдела издательства. А это наши консультанты. Фуркат Низами, – показал он на седого невысокого мужчину с характерным азиатским лицом, – и Евгений Юрьевич Сидорин, – показал он в сторону второго.
Тот был кряжистый мужчина среднего роста, с круглым лицом и в очках. Он приветливо кивнул, с любопытством разглядывая гостя.
– Хорошо, что вы приехали, – сказал Кроликов, – а то у нас уже считают, что здесь водятся домовые или привидения. А я ни в какие привидения не верил и не поверю. Кто-то просто переложил эти рукописи в другое место, и мы их не можем найти. Обычный писательский бардак.
– Не стоит так говорить, – нахмурился Евгений Юрьевич, – никто эти рукописи не мог переложить. Они пропали, и нужно говорить об этом прямо и открыто. Кто-то их намеренно забрал. Не нужно выдавать желаемое за действительное.
– Я говорю о том, что не стоило сразу поднимать панику, – возразил Кроликов, – сначала нужно разобраться.
– Правильно, – вставил Фуркат Низами. У него был мягкий и певучий голос с сильным акцентом. – Не нужно никого обвинять. Будем разбираться.
– Но рукописи пропали, – напомнил Сидорин, – а это уже конкретный факт, с которым ничего не сделаешь.
В комнату вошел Оленев. Он был со своей неизменной палкой и тяжело шагал, опираясь на нее.
– Доброе утро, – протянул он руку гостю, – вас уже ждут. У Феодосия Эдмундовича собрались все наши руководители. Пойдемте туда. А потом они соберут весь наш коллектив.
Дронго пожал ему руку и последовал за ним.
– У нас такое руководство, – услышал он недовольный голос Кроликова, – сначала сами разговаривают с экспертом, дают ему свои руководящие указания, а уже потом собирают всех остальных.
Оленев обернулся, улыбнулся.
– У него такой характер, – примиряюще сказал он.
Они прошли по коридору, вошли в приемную. Из нее можно было попасть в кабинеты директора и главного редактора, расположенные напротив друг друга. В приемной находилась пожилая женщина с доброжелательным и мягким выражением лица.
– Здравствуйте, – приветливо сказала она, – проходите. Они вас ждут.
В просторном кабинете директора издательства находилось еще трое мужчин. Директор издательства сидел за своим столом. Феодосий Эдмундович был известный ученый, много лет проработавший в Институте мировой литературы и даже некоторое время возглавлявший Союз писателей Москвы. Ему было уже под восемьдесят. У него была строгая, седая борода, кустистые брови, мощное телосложение. Он напоминал купцов первой гильдии, которые знали цену и своему опыту, и своей прожитой жизни, и нажитым капиталам. С правой стороны расположился главный редактор Юрий Михайлович Светляков. Это был молодой, достаточно известный прозаик, уже давно тяготившийся своими обязанностями в этом издательстве. Высокого роста, с короткой бородкой, немного курчавыми волосами, похожий на повзрослевшего сатира, он насмешливо смотрел на входившего эксперта. Светляков, как умный и начитанный человек, был немного циником, поэтому он не придавал особого значения исчезнувшим рукописям, полагая, что они просто потеряны в издательстве. Но спорить со Столяровым ему не хотелось.
С левой стороны от директора сидел его заместитель. У него были резкие, словно вырубленные, черты лица, темные волосы, острый кадык, узкие лисьи глаза, характерные скулы, возможно, среди его предков были и азиаты. У него был скрипучий, неприятный голос, в отличие от Светлякова, у которого был мягкий тенор.
– Здравствуйте, – поднялся директор, протягивая руку, – спасибо, что нашли время к нам приехать. Валерий Петрович говорил, что мы можем обращаться к вам как к господину Дронго?
– Меня обычно так называют.
– Познакомьтесь. Иван Иванович Передергин и Юрий Михайлович Светляков.
Рукопожатие первого было сильным, волевым. У второго была расслабленная ладонь интеллектуала. Они расселись за столом для совещаний, куда прошел и Столяров.
– Очевидно, вы знаете, что у нас произошло, – начал Феодосий Эдмундович. – Сначала некий неизвестный автор присылал нам свои опусы, а потом мы случайно выясняем, что он пишет почти документальную прозу, если можно так сказать. Мы обратились в милицию, но нас там явно не поддержали и не поняли. Затем Юрий Михайлович решил обратиться в институт судебной экспертизы, к своему знакомому. И когда мы приняли решение отправить эти рукописи на экспертизу, они пропали. Разумеется, это неприятно и вызывает некоторые вопросы, которые мы хотим разрешить с вашей помощью, уважаемый господин… Простите, как вы сказали?
– Дронго…
– Да, господин Дронго.
– Возможно, не пропали, – заметил Светляков, – но мы их нигде не можем найти.
– Их унес какой-то вор, – жестко вставил Передергин. – Нужно найти этого человека, чтобы он больше не мог воровать у нас рукописи. Передать дело в милицию, и пусть они найдут вора.