Мультиков у меня не было. Я задумалась, можно ли выдать за мультик «Криминальное чтиво»? В конце концов, Тарантино – большой ребенок. У него и образования-то три класса… Может, он Марье понравится? Во мне забрезжила хрупкая надежда.
– У меня нет мультиков, – призналась я, – зато у меня есть классный фильм.
Я включила магнитофон. Марья посмотрела на экран и разочарованно протянула:
– Фу… Я «Чтиво» раз сто смотрела…
Так. Пятилетнее дитя, оказывается, уже знакомо со взрослыми фильмами. Я почесала в затылке.
– Но я могу и в сто первый посмотреть, – милостиво позволила Марья. – А у тебя нет «Отчаянного»? Или «Дестини включает радио»?
Кошмар. Похоже, Мельников растит мне замену. Дитя умудрилось развить свой интеллект до умопомрачительных высот. Во всяком случае, в свои пять лет она переплюнула в развитии многих тридцатилетних.
– Нет, у меня этих фильмов нет.
– Ну, ничего. Скоро начнется «Черный Плащ»… А ты, папа говорил, работаешь «Черным Плащом». Да?
Однако какой же Мельников гад… Я, значит, работаю уткой… Ну, Андрюшенька, я тебе это припомню.
– Нет, – обиделась я, – я работаю сыщиком. Знаешь, что это такое?
Она кивнула и повторила:
– Черным Плащом… Я же говорю.
Препираться с Марьей было бесполезно. Пускай я работаю уткой. Я согласилась. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало.
Мы занялись своими делами. Я пила кофе, Марья тянула сок и расставляла в строгом порядке далматинов. Обе мы делали вид, что смотрим фильм. Нас обеих вполне устраивало, что мы предоставляем друг другу свободу. Оказывается, некоторые дети терпеть не могут, когда к ним пристают с дурацкими вопросами.
У меня улучшилось настроение. Два часа пролетели незаметно. Ирка позвонила через два этих часа и спросила:
– Тань, как там мое чудовище?
«Чудовище» в это время мирно поедало сосиски и ничего ужасного не творило. Я задумалась, как оно может себя чувствовать в момент потребления не очень здоровой, но весьма вкусной пищи, и решила, что «чудовище» выглядит весьма довольным, о чем и сообщила несчастной матери. Она облегченно вздохнула:
– Она тебя не замучила?
– Скорее я ее, – ответила я. Ирка опять вздохнула и сообщила:
– У нас тут кошмар… Приеду, расскажу… Сейчас не до этого. Тань, продержишься еще часок?
Я поняла, что ничего другого мне делать и не остается. У Ирки неприятности. Придется держаться.
* * *
Как я и предполагала, часок постепенно перерос в три. Около девяти в дверях возникла расстроенная Ирка и извиняющимся голосом пролепетала, что раньше вырваться не могла. Заброшенное родителями «чудовище» уже мирно посапывало на моем «сексодроме». Ирка поцеловала ее в лобик, отчего дочь поморщилась во сне, а ее мать приземлилась на табуретку в кухне с видом усталого путника, прошедшего пешком до Индии и обратно.
– Дай кофе, – попросила она. – Кстати, Андрюшка взял билеты на фестиваль…
– Взял?! – Я обрадовалась. Я уже лет сто не бывала в свете. Этак и засохнуть можно. А джаз всегда являлся предметом моей тайной, порочной страсти.
– Через неделю, – сообщила Ирка ответ на мой немой вопрос, когда же состоится радостное событие. Я была готова издать победное «yes!!!», но побоялась, что Марью уличат в дурном влиянии на тетю Таню Иванову. Поэтому промолчала. Сделала вид, что очень взрослая тетя Таня по-детски никогда не визжит.
Я налила Ирке кофе и спросила:
– Ну, и что у вас случилось? Ученики подожгли школу?
– Хуже, – махнула рукой Ирка. – Паренька убили. В школьном дворе. Утром нашли задушенным…
Я замолчала. Шутить как-то сразу расхотелось. Я представила мальчика, и мне стало совсем тошно.
– Как? – спросила я.
Ирка пожала плечами:
– Цепочкой, – ответила она, – задушили позолоченной цепью… Она валялась рядом. А на шее – следы от нее… – Она вздохнула, прикрыв ладонью глаза.
– Такой кошмар, Тань!
– Его ограбили? – спросила я.
– Ограбили.
– Что взяли?
– Деньги. Три тысячи.
– Откуда у школьника такие деньги? – присвистнула я удивленно.
– Он должен был расплатиться за компьютерные курсы. И нес туда деньги. Ровно три тысячи.
– Вечером?
– Ну, да… А что?
– Во сколько?
– Около девяти, – пожала она плечами.
– Какие же около девяти курсы?
Она не знала. Мысль об этом не приходила ей в голову. Да и я чего лезу? Не мое это дело… У меня выходной!
Ирка отхлебнула кофе и грустно посмотрела в окно. Конечно, настроение у нее было в полном апсайддауне… Я-то хоть мальчика не знала, а ей каково?
– Кошмар, – зажмурилась она, встряхнув головой, как человек, желающий проснуться.
Я попросила ее рассказать поподробнее. Она покачала головой:
– Да, в общем-то, ничего больше не известно. Менты понаехали, допросы проводят. Дети в полной растерянности. На Володиных родителей смотреть страшно… А кто это сделал? Почему? Так жестоко… Парень-то был чудо, Танечка… Добрый. Умница. Красивый.
Она опять вздохнула. Кажется, мои вопросы были лишними. Ей и так хотелось плакать. Я прекратила приставать к ней. Хотя дело не выходило у меня из головы. Почему-то мне казалось, что я непременно должна сунуть в него свой нос.
Хотя бы потому, что мне надоели полудурки, уверенные в собственной безнаказанности. Жажда убивать ради денег отвратительна. За тридцать сребреников или три тысячи деревянных… Какая разница?
Ирка разбудила Марью. Марья поворчала, но позволила себя одеть. Они собрались уходить.
– Ирин, ты дай родителям мальчика мой телефон, – попросила я ее на прощание, – может быть, я смогу им помочь.
Ирка кивнула:
– Хорошо. Я посоветую им обратиться к тебе за помощью. Хотя дело-то легкое. С ним и опер справится. Детский вопрос у нас решается быстро.
– Что-то я сомневаюсь, – сказала я, – опер найдет левого крайнего. И вряд ли этот левый будет существом, способным к самозащите.
– Да нет, – Ирка махнула рукой, – они уже собачников опрашивают. Тех, которые вечерами на школьном стадионе собак выгуливают. Должны же они были видеть что-то подозрительное…
Они ушли. Я осталась наконец-то в блаженном одиночестве. И поняла, что без Марьи грустно. Надо будет как-нибудь еще взять ее у родителей. Когда назначу себе следующий выходной…
Глава 2
Два дня я честно зарабатывала деньги, пытаясь выяснить, кто ходит в любовниках у жены крупного оптовика. К концу второго дня я уже могла с твердостью сообщить ему, что подозрения беспочвенны. Я с самого начала с трудом могла представить себе глупую толстушку со смазанным, бесформенным личиком в роли распутной гетеры. Такая домашняя тетечка, ей-богу, никаким образом не тянула на Клеопатру. А она уходила к подружке и честно просиживала там, не отлучаясь к младым красавцам ни на секунду. Предоставив лысенькому толстячку свой отчет и получив гонорар, я шла домой по проспекту и предвкушала отдых. Мысли о том, чтобы опять взять к себе Марью, потеряли актуальность. Я мечтала о покое, музыке и полном одиночестве. В моем теперешнем настроении возня с ребенком была бы не в радость. Даже с очаровательной умницей Марьей…
Я пришла домой и включила телевизор. Деньги были, самоудовлетворение тоже – поскольку, если бы не я, здоровая семья распалась бы. Ревнивый оптовик начисто отравлял бедняжке-жене существование.
Вечер обещал много приятного. Я даже зажмурилась от удовольствия.
В это время в мою дверь позвонили. Я никого не ждала так поздно. Осторожность не входила в манеру моего обычного поведения, но сейчас было десять вечера. Я подошла к двери и посмотрела в «глазок». Иногда мне непонятна его функция, ибо через него даже самая приличная физиономия смотрится как отвратительная бандитская рожа. Поэтому я плюнула на сие оборонительное средство и распахнула дверь настежь.
На пороге стоял приятный мужчина лет сорока пяти с ухоженной небольшой бородой и весьма симпатичным лицом.
– Ради бога, простите, что я так поздно, – сказал он. – Мне нужна Татьяна Иванова.
– Это я, – сообщила я новость, о которой он и сам, наверное, уже догадался.
– Меня к вам направила Ирина Сергеевна Мельникова, – робко произнес мой поздний гость, – меня зовут Александр Борисович Пономарев. Я – отец Володи…
Я все поняла. Вспомнила про Ирку, о происшествии в ее школе и пропустила гостя в дом:
– Проходите.
Похоже, выходного на сей раз опять не будет. Что же за проклятие тяготеет над моими выходными?
* * *
Александр Борисович выглядел нерешительным и смущенным. Конечно, он был раздавлен свалившимся на него горем, но, будучи человеком мужественным, успешно скрывал это, сохраняя достоинство. Мне он сразу понравился. В нем чувствовались доброта и интеллигентность, а эти качества в последнее время начали превращаться в своеобразный раритет. Скоро мы начнем гордиться последними, чудом уцелевшими образцами этой породы человечества.
Он присел на краешек кресла и нерешительно начал:
– Я бы никогда не решился побеспокоить вас, Танюша, но Ирина Сергеевна сказала, что вы сами попросили ее дать нам ваш номер телефона и адрес… Вы, кстати, извините, что я ворвался к вам без звонка. Не хочу, чтобы Люсенька знала, что я решил прибегнуть к вашей помощи…
Боже мой! Сколько извинений за поступок, который меня даже не обеспокоил! Поистине, этот добрый человек не заслужил свалившегося несчастья… Мне стало его жалко. Впрочем, я постаралась не показывать своих чувств. Таких людей жалость унижает. Поэтому я изобразила из себя великого циника и сказала:
– Я привычная, не беспокойтесь… Хотите кофе?
Он робко вскинул на меня растерянные глаза и кивнул:
– Не откажусь.
Я вышла в кухню. Заварила кофе и, пока он варился, привела свои чувства в порядок. Мне было его СЛИШКОМ жаль. В моей работе это непозволительно. Сколько раз клиент оказывался преступником. Но здесь я чувствовала великолепную мужественность и сдержанность. Не удивлюсь, если, зайдя в комнату неожиданно, я застану его плачущим. А он сделает вид, что это в глаз попало что-то. Таких людей я встречала нечасто…
Когда я вернулась с подносом в руках, он смотрел в окно. Я осторожно поставила поднос с изящными чашечками на журнальный столик и присела на край дивана. Он меня не замечал. Кажется, он ушел в то время, когда его сын был еще жив. Я не рисковала возвращать его. Зачем? Пусть побудет там еще немного…
Наконец он заметил мое присутствие и обернулся. Я указала подбородком на чашечки с кофе. Он поблагодарил меня и присел рядом.
– Знаете, Таня, никогда не думал, что меня постигнет такая судьба, – вздохнул он. – Каждому человеку отчего-то кажется, что беды и несчастья его обойдут стороной. Что неожиданная смерть может прийти к кому угодно: к соседу, к другу, – но не к тебе… А она приходит… Прямо к тебе, в твой дом. Да еще так жестоко вырывает тебя из мира собственных иллюзий. И что с этим поделать, не знаешь… Даже предложить ей обмен – свою жизнь в обмен на…
Он замолчал и судорожно глотнул воздух. Я положила на его руку свою ладонь. Мне хотелось помочь ему, но вернуть ребенка я не могла… Увы. Иногда мне и самой жалко, что я всего лишь Таня Иванова, а не Господь Бог…
– Расскажите о вашем мальчике, – попросила я.
– Так вы возьметесь за это? – посмотрел он на меня. Я кивнула:
– Конечно, возьмусь…
– А ваш гонорар…
– Двести в сутки, но для вас я могу уменьшить.
Зря я это сказала. Он поморщился. Он не хотел никаких снисхождений.
– Я в состоянии выплатить вам именно такую сумму. Последнее время я работаю в приличной фирме, и деньги перестали быть в нашей семье проблемой. А если учесть, что причиной гибели Володи стали именно они, я теперь ненавижу их. Поэтому давайте договоримся, что вы не станете делать мне поблажек…
Я кивнула. Он не нуждался в моем снисхождении. И это тоже было его несомненным плюсом.
– Подскажите, с чего мне начать? – Он посмотрел на меня глазами растерявшегося ребенка.
– Ну, во-первых, банальный вопрос – были ли у вашего сына враги? Как к нему относились одноклассники? Ровесники? Были ли друзья? Девушка? Он контактен? И кто знал, что в этот день он пойдет с деньгами?
– Недоброжелатели у него, конечно, были… Он был очень неординарный мальчик… Умный, добрый. И жил по каким-то своим законам. Для него, Таня, не существовало оракула в виде общественного мнения. Он был нонконформистом. Но я думаю, его недоброжелатели никогда не пошли бы на убийство… Это ведь подростки. Им всем только семнадцать…
Конечно, я могла бы рассказать ему о девочке этого возраста, нанявшей киллеров, чтобы убить собственную мамочку. Или о тех несовершеннолетних насильниках, делом которых приходилось недавно заниматься Андрюше Мельникову. Все они отличались примерным поведением в школе. Ангелочки, одним словом. Эти «ангелочки» убили девочку восьми лет. Им как раз стукнуло пятнадцать. Чей-то день рождения отмечали…
Но я предпочту оставить моего гостя в наивной уверенности, что дети чисты и невинны. Что они неспособны на убийство…
– А деньги, – продолжал он, – все знали, что он должен отдать за вечерние компьютерные курсы. Все одноклассники.
Так. Значит, начинать надо именно с одноклассников. Кто-то мог все-таки увлечься денежным вопросом. Сумма-то немаленькая для школьников. Сколько можно позволить себе лишних жвачек и сигарет! Ладно, Иванова, кончай свое старческое брюзжание! Сейчас пойдут воспоминания, какими мы были…
– Итак, весь класс был в курсе, что Володе нужно отдать деньги за курсы…
– Да, это так. Но никто из ребят не мог этого сделать, Таня! Милиция их проверяла. У всех было алиби. И потом – на них и подумать нельзя! Может быть, они немного сложные – спорить трудно… Но убить? Что вы, Танюша! Я и подумать об этом не могу…
Я тоже не могла об этом спокойно подумать. Но иногда жизни, реальной и беспощадной, абсолютно наплевать, сможем мы спокойно обдумать тот или иной парадокс, преподнесенный нам с ехидной улыбкой, или нет. Она просто его преподносит. А наше дело – осмелиться обдумать все.
– Александр Борисович, расскажите, что произошло в тот день. Желательно с подробностями.
Я понимала, что воспоминание о последнем дне жизни сына может превратиться в пытку для человека, только что потерявшего его. Но эти чертовы подробности бывают иногда необходимы. Можно зацепиться за кусочек фразы, брошенной невзначай, и вытащить на свет божий огромный скелетище… Поэтому приходится иногда заставлять человека мучиться…
Он задумался.
– С самого утра? – спросил он меня.
Я кивнула:
– Желательно.
– Утром… Мы позавтракали, потом он взял деньги, переговорил с Сашей по телефону…
– Кто такой Саша? – перебила я его.
– Саша – это его девушка.
– Понятно…
Пока мне, правда, ничего особо понятно не было. Но я продолжала слушать.
– Так вот, он поговорил с Сашей, они договорились, что он сейчас за ней зайдет… Потом он взял деньги, поцеловал мать на прощание, пообещал не задерживаться и вышел…
Он подумал немного и сказал:
– Кажется, ничего примечательного не было. Зацепиться вам ведь не за что?
– А вы не ищите специально, – попросила я, – просто рассказывайте… Например, что он сказал Саше.
– Я не слушал их разговор, – покачал он головой, – вам лучше поговорить с ней.
– Обязательно, – сказала я.
– Так вот, – продолжал мой посетитель, – ничего подозрительного в этот день не было… А вот накануне, я вспомнил… Он говорил с кем-то по телефону. Очень резко. Прозвучала такая фраза: «Ты хоть понимаешь, в какую гадость ты влип?»
Я посмотрела на него с интересом:
– И вы не поинтересовались, о чем он говорил?
– Мне тогда не пришло это в голову… Я даже не знаю, с кем он вел разговор…
Ладно, намотаем на ус. Кто-то из знакомых Володи вляпался в историю. Конечно, это может быть обычная подростковая неприятность, но сбрасывать со счетов все возможные варианты не следует.
– Ваши отношения с сыном были достаточно открытыми? – поинтересовалась я.
– В каком смысле? – Мой гость очень удивился моему вопросу. Наверное, вопрос откровенности в их семье не поднимался.