Хофру усмехнулся, погрозил девчонке пальцем, и она, тихо ойкнув, бойко зацокала каблучками по каменному полу. Жрец отвязал от пояса кошель – ритуальный, черного бархата – и вытряхнул на алтарь еще одного скорпиона.
– Благодарю тебя, мать серкт, за дарованную мне Силу. Осени милостью и Царицу нашу, отражение твое в зеркале бытия.
Вспышка – и скорпион исчез, принятый Селкирет. Осталась щепоть невесомого праха, которую тут же подхватил сквозняк.
Хофру, вполне удовлетворенный, пошел дальше – за алтарь, в темный зев коридора, который вел в личные апартаменты Говорящего с Царицей. Промозглый холод забирался за ворот, в широкие рукава. И отчего бы не быть в храме такому же сухому зною, как снаружи? Святилище народа серкт, все-таки… А холод и сырость словно в забытой гробнице…
Из омута глупых и совершенно несвоевременных мыслей Хофру выдернул скрипучий голос Говорящего – который, оказывается, шел навстречу.
– А, брат Хофру! Хорошо, что ты поспел к утренней молитве. Я уж начал беспокоиться, не приключилось ли беды…
Хофру откровенно не любил Говорящего-с-Царицей. Тот всем своим видом напоминал сухую щепку, на которую кое-как намотали черные тряпки – да и для прочих жрецов он был как здоровенная заноза в пятке. Находясь в храме, Говорящий умудрялся быть одновременно повсюду, высматривая, прислушиваясь, домысливая и карая тех, кто менее всего заслуживал наказания. Молить о прощении было бессмысленно – также, как было бы бессмысленно уговаривать обычную деревяшку. Пытаться всучить дорогой подарок и того хуже: Говорящий давным-давно отказался от благ телесных во имя духовной близости с богиней Селкирет.
Глядя в сутулую спину Говорящего, меж торчащих острых лопаток, Хофру думал о том, как наилучшим образом преподнести результаты своих похождений. И дело было даже не в семерых стражах, навсегда оставшихся в ледяном чреве пирамиды! Более всего жреца беспокоило то, что до Врат Ста Миров он так и не добрался, а это означало, что предстоит еще не один поход на север, в лютый холод, в ледяную пустыню… Хофру передернул плечами. Пропади все пропадом, возвращаться туда очень не хотелось.
Говорящий отворил дверь – не куда-нибудь, а в собственную «келью». Огромные залы – но большей частью пустые, из мебели только жесткие стулья, стол, кровать с жидким одеялом… И – пыль, паутина. Никто здесь не убирался – или Говорящий попросту не пускал сюда никого из прислуги.
«Да-а», – Хофру быстро огляделся, – «видать, и вправду из ума выживает наш Говорящий-с-Царицей».
– Ну вот, – миролюбиво проскрипел жрец, – здесь мы можем беседовать спокойно, подальше от чужих ушей. Садись, будь любезен…
Он отбросил за спину капюшон, и несмелый солнечный луч скользнул по черной и давно немытой шевелюре Говорящего. Только виски жреца припорошило сединой – и это в его-то годы!
Хофру послушно взял табурет, смахнул пыль и уселся ближе к столу. И тут же впились в лицо черные глазищи Говорящего, выпытывая, копаясь в сознании.
– Я сам все изложу, – быстро сказал Хофру, – впрочем, здесь и излагать особенно нечего. Да, я нашел то место, где сокрыты Врата…
Говорящий с громким хрипом втянул воздух и закашлялся. – «Вот еще, как бы не помер!»
– Тебе нехорошо, Говорящий? – пришлось вскочить на ноги и заботливо поддержать жреца под локоть, – ты садись, если тебе плохо, то я могу позвать кого-нибудь…
– Рассказывай дальше, Хофру, – желтые пальцы-деревяшки впились в рукав.
– Это была ледяная пирамида, – он снова уселся, теперь уже напротив Говорящего.
Длинное желтое лицо последнего застыло, словно изваянное из песчаника.
– Продолжай, Хофру.
– Но до Врат мы так и не добрались! – он развел руками, – пирамида, она… Я даже не знаю, как это объяснить. Там слишком много Силы, древней силы. И пирамида оказалась живой. Семь стражей погибло…
Хофру замолчал, переводя дыхание. Наверное, говорить о том, что он сам их туда отправил и пообещал золотишка, не стоило.
– Я тоже был в пирамиде, – негромко продолжил он, – она живая, эта пирамида. В самом деле живая! И, похоже, она поглощает каждого, кто посмеет в нее войти.
Говорящий молчал. Он откинулся на высокую спинку стула и пристально взирал на Хофру – словно сама Селкирет глядела сквозь злые щелки-глаза. Затем, пожевав тонкими губами, Говорящий спокойно поинтересовался:
– А что дала медитация?
– Врата действительно там. Я… видел их. Потом меня оттуда выбросило. Но они точно там! – Хофру тряхнул головой, отгоняя неприятные воспоминания.
– Великолепно.
Говорящий потер сухие ладони, снова подозрительно уставился на Хофру.
– Что ты видел, брат? Надписи, рисунки? Что-нибудь там было?
– Было.
– Вот и замечательно! – Говорящий рассмеялся, а Хофру вторично усомнился в здравости его рассудка, – Вот и замечательно! Если есть Врата, то мы обязательно найдем к ним дорогу. Ключ ведь тоже здесь… И нам не хватает какой-нибудь мелочи, чтобы попасть внутрь Пирамиды…
Внезапно Говорящий умолк, затем хлопнул ладонью по столешнице.
– Ты хорошо потрудился, брат Хофру! Сегодня же ты удостоишься великой чести, клянусь Селкирет… Я представлю тебя Царице. Ведь тот, кто нашел Врата, достоин узрить отражение Селкирет в нашем плане бытия.
Наверное, нужно было благодарить. Но у Хофру слова застряли в горле. Идти во Дворец? Но зачем? Поглядеть на зудящих, словно мухи, нобелей? Или – еще того хуже – толкаться среди огромных стражей?
– Мне бы хотелось побыть в храме, – смущенно пробормотал он, рисуя пальцем на пыльной столешнице, – я должен вознести благодарственные молитвы…
– Хофру-у-у, – насмешливо протянул Говорящий, – Териклес не отказывают, мне ли объяснять это? Не далее, как сегодняшней ночью она пожелала лицезреть того, кто собственными глазами мог увидеть Врата.
Будь Хофру простым послушником, он бы удивился – хотя бы тому, что Говорящий посещает божественную Териклес в ночное время. Но став жрецом, он узнал многое: например, то, что Говорящий-с-Царицей, и вовсе не должен отходить далеко от трона. На то он и нужен был, этот верховный жрец, Говорящий-с-Царицей – чтобы оберегать Териклес, чтобы принимать от нее саму жизнь – которая текла сквозь Говорящего к прочим жрецам… Смех, да и только: Териклес предпочитала давать жизнь глуповатым нобелям, а хранители таинств были вынуждены вымаливать ее, словно попрошайки…
Жрец Хофру знал многое. Впрочем, как и то, что мир несправедлив – а потому он покорно кивнул.
– Я буду во Дворце, Говорящий.
– Вот и славно, брат Хофру.
* * *
Дворец напоминал пожелтевшее кружево на фоне ярко-синего неба. Он возвышался над городом, бросая на кубические дома серкт резные тени. Он был сердцем города точно так же, как Царица – сердцем народа вечных странников, и потому был прекрасным ровно настолько, насколько хватило фантазии архитекторов и сил рабов.
Хофру задержался ненадолго, рассматривая ажурное плетение баллюстрад, крытых галерей, дремлющих и окутанных полуденным зноем – хотелось ощущать радостное волнение от предстоящей встречи с царицей вечных странников. В конце концов, мало кто удостаивается быть представленным лично! Нобели, конечно, то и дело снуют под носом божественной Териклес, но ведь то нобели, а жрецы и вовсе не бывают в верхней части Дворца – за исключением Говорящего и тех немногих счастливчиков, коих отрядили на поддержку стражей. Но на душе было тускло и серо, словно предстоящая встреча не значила ровным счетом ничего.
«Да ведь так оно и есть», – Хофру поправил капюшон нового одеяния, – «для тебя, хранитель таинств, все останется так, как было, а сама Царица забудет о тебе на следующий же день. Ведь ей ничего, кроме самих Врат не нужно…»
Жрец решительно двинулся к парадному входу, где стояла навытяжку четверка стражей.
Звяк! – алебарды угрожающе скрестились прямо перед носом Хофру, но жрец был готов к подобному повороту событий, спокойно откинул капюшон и пристально оглядел стражей. Один за другим мускулистые здоровяки опускали глаза, и это было приятно – ни один страж не в состоянии вынести взгляда хранителя таинств.
– Мне назначена аудиенция, – прошипел Хофру, – надеюсь, вы не будете меня вынуждать жаловаться Говорящему-с-Царицей?
– Твое имя Хофру Нечирет?
Он даже удивился – тому, что в крошечных мозгах стражей могла появиться хоть какая-то мысль.
– Да, это так.
Алебарды разошлись, и через несколько минут Хофру размашисто шагал по светлому и просторному холлу с замершими по периметру стражами. Мозаичный пол радостно играл на солнце золотыми искрами, и Хофру сердито подумал – как неразумно использовать столь дорогую слюду для отделки пола. Слюду, которую серкт вынуждены добывать почти у края этого мира, у подножия горного хребта на западе…
В холле начиналась широкая лестница, ведущая на следующий этаж Дворца. Поднимаясь, Хофру нос к носу столкнулся с парочкой молодых нобелей в белоснежных мантиях; те окинули его презрительно-боязливыми взглядами, и поспешили дальше. Хофру спиной ощущал их страх, и, положа руку на сердце, было чего опасаться этим юнцам: распространяемые вокруг жрецов слухи о страшных ритуалах, о приносимых жертвах и изготовлении новых тварей были слухами лишь отчасти.
Поднявшись по лестнице, Хофру вновь очутился в приветливом холле с высокими стрельчатыми окнами, где его и поджидал Говорящий.
– Брат Хофру.
– Да, Говорящий, – он чуть заметно поклонился, – надеюсь, я прибыл без опоздания?
– Ты точен, как всегда, – Говорящий растянул тонкие губы в подобии улыбки и жестом пригласил следовать за собой.
В полном молчании они добрались до огромных, в три роста серкт, двустворчатых дверей. Часовые наверняка хорошо знали Говорящего, потому как бросились отворять, непрерывно и подобострастно кланяясь.
– Пойдем же, брат Хофру, – кажется, в скрипучем голосе жреца прозвучала насмешка.
И Хофру шагнул в тронный зал, уже видя Царицу.
…Она сидела неподвижно, напряженно выпрямившись – золоченая статуэтка на деревянном троне, в тени бледно-лиловых драпировок, которыми были щедро украшены стены. Обнаженные руки, увитые золотыми спиралями, покоились на подлокотниках. Изящные ноги, обутые в открытые сандалии, опирались на парчовый пуфик. Простое белое платье было схвачено на плечах пряжками в форме скорпионов.
Хофру осторожно вскинул глаза на лицо правительницы серкт – память не обманула. Оно оказалось прекрасным и неподвижным, самых совершенных очертаний, какие только можно вообразить. Волосы – цвета меди – были уложены косами надо лбом, и эту естественную корону венчала черная диадема, выточенная из цельного куска обсидиана и формой напоминающая соединенные воедино скорпионьи жала. Бесконечная чернота диадемы плескалась и в глазах Царицы, огромных и широко распахнутых, внешними уголками приподнятых к вискам и тщательно подведенных блестящей изумрудной краской. А губы – бледно-золотые – были решительно сомкнуты, отрицая даже саму мысль о проявлении какой-нибудь случайной слабости.
– Божественная, позволь представить тебе твоего верного слугу, хранителя таинств Хофру.
Опомнившись, жрец быстро опустился на колени, но в душе медленно росло раздражение – мутное, неясное. Казалось бы, чего еще желать? Вот она Царица, а вот он, Хофру… Но жрецу все казалось, что и сама Царица должна быть не такой, и сама их первая встреча тоже могла бы произойти совсем иначе, не столь холодно, что ли? Он и сам не знал, и оттого злился все больше и больше.
– Поднимись, Хофру, – прозвучал звонкий девичий голос. Словно звякнул, разбившись, бокал.
И тут же последовал вопрос:
– Как выглядят Врата?
Хофру едва не рассмеялся. Все происходило именно так, как и следовало ожидать! Царицу не интересовала личность жреца, ей были нужны только Врата Ста миров.
– Божественная Териклес, – встрял Говорящий, – брат Хофру настолько поражен твоим величием, что не может сразу удовлетворить твое любопытство.
«Да что б ты провалился!» – в сердцах подумал Хофру, прочистил горло и сказал:
– К несчастью, мы так и не смогли к ним пробиться. Не так просто одолеть Пирамиду, и не так просто справиться с той силой, что ее хранит…
Лицо Териклес даже не дрогнуло.
– Я хочу, чтобы пирамиду стерли в порошок. Нам нужны эти Врата! Надеюсь, вы это понимаете. Ты, Говорящий, и ты… Хофру.
Говорящий поклонился.
– Божественная Териклес, мы получим Врата, чего бы это не стоило. К тому же, мать Селкирет явила мне видение, что ключ тоже находится под этими небесами…
– Но ключ – это ключ к самим Вратам, – капризно перебила Царица, при этом даже не шелохнувшись. – а ты, Говорящий, пока что не смог к ним даже пробиться. И ты, Хофру, тоже.
– Мы победим пирамиду, – поспешно заверил Говорящий.
Хофру молчал. Похоже, говорить с Царицей было не о чем – и незачем.
– Ну так извольте, – холодно сказала Териклес, и впервые за все время аудиенции ее рука шевельнулась, указывая на дверь.
«А чего можно ожидать от существа, сотворенного из куска золота и тысячи жертв?» – думал Хофру, торопливо шагая вслед за Говорящим.
– Врата должны быть нашими, – зло обронил жрец, – это будет твоей, Хофру, миссией.
– Я бы не торопился с выбором, Говорящий. Неужели во всем Храме нет жреца более могущественного, чем я?
– Ты жрец первой ступени. Селкирет благоволит к тебе.
«И чем это я перед тобой провинился?» – раздраженно подумал Хофру. И явно неудавшаяся аудиенция, и золоченая статуэтка на троне, и пожелания Говорящего – все слилось в один ком злости, которую, к сожалению, было некуда выплеснуть.
– Думай, Хофру, думай, – они свернули в коридор, который наверное был единственным коридором со сплошными стенами во всем дворце, – твое дело – добраться до Врат. А я займусь поисками ключа.
– Быть может, Селкирет явила тебе место, где он спрятан? – вяло поинтересовался Хофру.
– К сожалению, нет. Но я точно знаю, что ключ здесь… И точно также я уверен, что существует ключ от самой пирамиды, нужно только…
Говорящий-с-Царицей так и не завершил начатый монолог, потому что из-за поворота выскочил нобель. Хофру только и успел заметить, что его лицо скрыто под белым шарфом; а нобель, в два прыжка очутившись рядом с Говорящим, замахнулся на старого жреца узким и весьма удобным стилетом.
– Умри!
* * *
…Тело, закаленное в тренировках, оказалось быстрее мыслей.
Пальцы сомкнулись на светлом запястье нобеля, рванули его на себя. Захрустели кости, но убийца даже не пикнул: резко крутнувшись, он ухитрился выпустить из-под рукава свободной руки еще стилет, походя ткнул сталью в живот Хофру… Клинок царапнул черную броню, нобель взвыл – но уже валяясь на полу, обезоруженный и беззащитный.
И только потом Хофру удивился. Это было нечто новенькое – кидаться на Говорящего с ножом.
– Лежи, предатель! – прикрикнул он на извивающегося серкт.
Глянул на спасенного Говорящего – тот хранил привычное спокойствие деревяхи, словно и не его собирались прирезать.
– Ты отменный боец, брат Хофру.
– Я никогда не видел, чтобы на жрецов нападали, – усмешка далась ох как нелегко, – что случилось, Говорящий? Куда катится наш мир?
– Чтоб ты сдох, тварь! Верни мне мою дочь!.. Чтоб твои внутренности пожрала Селкирет! Чтоб в твоих глазах ползали черви!
Говорящий нахмурился, а затем быстро наклонился и умелым движением свернул нобелю шею.
«Все интереснее и интереснее», – подумал Хофру, но вслух ничего не сказал.
У Говорящего-с-Царицей, похоже, были кое-какие тайны – лезть в которые до поры до времени не следовало.
– Тело уберут стражи, – проскрежетал жрец, поправляя капюшон, – а ты помалкивай о случившемся, брат Хофру. Известно ведь, что молчание – золото.