– Ты не поверишь, но я отошла по нужде! – ответила я, упреждая следующую фразу. – А Барклай ходил со мной.
– Вы справляли нужду вместе? – Денис, как и обещал, сказанному не поверил. – Мочились на брудершафт?!
– Нет, Барклай стоял на шухере – охранял меня, пока я сидела под кустиком, – легко соврала я. – Тут ужасный район, ни одной общественной уборной!
– Сидела под кустиком? – ошеломленно повторил Денис.
– Согласись, это вполне сочетается с моим нынешним имиджем! – Я нарисовала в воздухе вертикаль, более или менее параллельную своему телу, облаченному в маскарадный костюм Леди Бомж.
– М-да, – вякнул милый.
– Ты замок-то купил? – спросила я, кивнув на витрину. – Кажется, здесь богатый ассортимент?
– Ха! Богатый ассортимент! – высокомерно хмыкнул эксперт-криминалист, залезая на водительское место. – Особенно широкий выбор деревянных щеколд и железных засовов времен царя Гороха!
– И чугунных шпингалетов, – пробормотала я, вспомнив известную миниатюру одного из наших комиков. – Самовывозом из Нижнего Тагила…
– Чего?! – Денис обернулся и посмотрел на меня с откровенным беспокойством.
– Не отвлекайся, едем домой, – попросила я. – Что-то у меня с головой не в порядке, наверное, от жары. Надо поскорее лечь в постель.
– Со мной? – быстро и с нескрываемой надеждой спросил мой любимый мент.
– С холодным компрессом! – возразила я.
Он фыркнул и придавил педаль газа. Через четверть часа мы уже выгружались из машины в родном дворе. Денис со мной не разговаривал – похоже, обиделся на то, что я предпочла горячему милицейскому парню холодный компресс. До двадцать первой квартиры мы дошли в напряженном молчании, но, когда увидели Алкину дверь, заговорили разом:
– Это еще что? – воскликнула я.
– Что за хрень? – продолжил Денис.
На двери, которая была закрыта кое-как – сбоку оставалась косая щель, – белела бумажная полоска с чернильным оттиском. Мне стало дурно: ноги задрожали, голова закружилась. В этот момент я и впрямь не отказалась бы от холодного компресса, желательно с нашатырем. Подобные бумажки я тысячу раз видела в кино: таким образом милиция опечатывает квартиры, в которых произошло убийство!
Подумав про милицию, я, конечно же, вспомнила, что эксперт-криминалист стоит рядом со мной, и перевела взгляд на Дениса. Его симпатичная физиономия сделалась непроницаемой, как дверца сейфа. Еще бы! Бравый капитан Кулебякин наверняка и не такое видел!
– Никогда такого не видел! – сказал между тем Денис, этим неожиданным заявлением спутав все мои мысли.
Он присел на корточки и приблизил свою бронированную физиономию к напугавшей меня бумажке. Поглазел на нее, непонятно цокая языком, а потом поддел полоску ногтем и бесцеремонно сорвал с двери.
– Как ты думаешь, что это?
Я никак не ожидала, что эксперт обратится с этим вопросом ко мне, и замешкалась с ответом. В руках у Дениса трепетала полоска бумаги, вырезанная из школьной тетрадки в клетку. На ней аккуратным ученическим почерком шариковой ручкой было выведено странное слово «апичатана», хвостик которого был придавлен отштампованным изображением гнусно ухмыляющегося черепа. Из его глазницы выглядывала кобра, судя по всему, молодая и энергичная. От раздутого капюшона до кончика хвоста, которым гадина игриво щекотала скрещенные под черепом берцовые кости, змея была полна самодовольства и скрытой угрозы.
– Я не поняла, это какого же ведомства печать? Минздрава, который катастрофически опоздал с предупреждениями? – глупо спросила я, не зная, что и думать.
Может, злокозненные гаитянские колдуны обиделись на Трошкину за то, что она их разлюбила и изменила пугающей магии Вуду с кротким природничеством, а потому взяли да и прислали Алке черную метку?
– Сейчас узнаем, – сквозь зубы сказал Денис и решительно постучал в соседнюю квартиру.
За дверью что-то грохнуло, шлепнуло, а затем послышался частый топот, затихший в глубине квартиры.
– Васька, – с уверенностью сказал Денис. – Подслушивал, заразёнок, под дверью!
– И подсматривал в глазок, – добавила я, угадав природу шума: сто процентов, это упала табуретка!
Алкин сосед Васька Кулешов по прозвищу Василиса Микулишна – на диво шустрый, но мелкорослый пацан неполных десяти лет. У пацана обманчивая наружность сказочной королевны – глазки-незабудки, ресницы веером, ротик бантиком, точеный носик в россыпи умильных веснушек и пышная копна золотистых локонов, которые Васькина мамаша Татьяна не стрижет из ностальгических соображений – видите ли, буйная грива сына напоминает ей собственную великолепную шевелюру, от которой только воспоминания и остались. Васькина маменька уже лет двадцать работает парикмахершей и за это время смелыми экспериментами над собственным волосяным покровом истребила таковой почти напрочь.
– Татьяна небось на работе еще, Василиса один дома сидит, – предположила я, видя, что никто не спешит нам открывать.
Денис бухнул в дверь кулаком и бармалейским голосом проревел:
– Откройте, уголовный розыск!
По линолеуму влажно зашлепали быстрые шаги, и дверь распахнулась настежь.
– Честно, не врете, уголовный розыск?! – захлебываясь от восторга, пропел Василиса.
Я с иронией покосилась на Дениса. Если он думал испугать пацана, то промахнулся! Василиса – один из самых преданных фанатов нашей мамули, он добровольно тестирует ее новые кошмарные произведения с пяти лет и развил у себя стойкий иммунитет к любым страхам и ужасам.
– Ее убили, да?! – Мелкорослый Василиса возбужденно подпрыгивал у наших ног, и его ясные голубые глаза светились, как ксеноновые лампы. – Я так сразу и подумал!
– Стоять смирно! – гаркнул Денис. – Твоя работа?
Пацан поглядел на бумажку с устрашающей печатью и согласно тряхнул кудрями:
– Ага, классно получилось, да?
– Где же ты взял такую печать? – я не удержалась от вопроса.
– Да это же не печать вовсе, теть Ин, вы че, совсем темная? – укорил меня Василиса. – Разбираться надо, это же временная татуировка, вроде переводной картинки!
– О картинках после поговорите, – строго сказал Денис. – Скажи лучше, с чего это тебе вздумалось чужую квартиру опечатывать?
– «Апичатывать»! – ехидно уточнила я.
Сказав, что я «темная», Василиса меня нешуточно обидел. Я не какая-нибудь сельская клуша, а вполне прогрессивная девушка, стремящаяся быть в курсе всего нового и интересного!
– А как же?! – Пацан одарил Дениса взглядом, который ясно говорил, что мой милый тоже безоговорочно причислен к темным массам. Я повеселела. – Когда теть Аллу увезли, дверь открытой осталась! Замок сломан, так не гвоздями же ее забивать? Вот я и придумал опечатать помещение, чтобы не лезли, кому не нужно!
– Погоди, Василиса, а кто увез Алку? – быстро спросила я, вновь начиная волноваться.
– Ну кто? – Василиса пожал плечами, и ниспадающие на них локоны зашевелились. – «Скорая», конечно!
– «Ско-орая»? – я потеряла дар речи.
Тогда за допрос малолетнего свидетеля взялся Денис, и вскоре мы уже знали следующее.
После школы хороший мальчик Василиса пошел на стадион «Юность» собирать на беговой дорожке гильзы от стартового пистолета, а потом весь вечер трудолюбиво набивал их серой, которую соскабливал со спичечных головок. Предвкушая, как чудесно будут взрываться эти самодельные хлопушки в костерке, разложенном дворничихой в палисаднике с пошлой целью кремации сухих листьев, Василиса излишне увлекся и остановился лишь тогда, когда в доме кончились спички. Только тут маленький террорист спохватился, что ему нечем зажечь газ и разогреть ужин, оставленный заботливой маменькой, не удастся. Между тем, за трудами неправедными Василиса проголодался. Почесав лохматый затылок, предприимчивый пацан побежал за спичками к соседке.
Дверь двадцать первой квартиры была открыта, а хозяйка где-то пряталась. Василиса с удовольствием поаукал, а когда перестал шуметь, то заметил, что в санузле горит свет, и из-за двери слышатся мучительные стоны и жалобные рыдания.
– Эй, теть Ал, тебе плохо? – спросил Василиса.
Стоны и рыдания стали громче и горше. Смышленый пацан принял это за утвердительный ответ и без колебаний вызвал «неотложку». «Скорая» приехала быстро, но отсмотреть шоу полностью Василисе не дали. Прибывший доктор крепко взял любопытного мальчишку за плечо и бесцеремонно выставил из чужой квартиры.
– Но когда ее выносили, я все-таки посмотрел, – похвастался Василиса. – Теть Алла на носилках скукожилась, простынкой по макушку укрылась и стонала жалобно, как котенок.
– Стонала – значит, еще живая была, – резюмировал Денис.
Это его «еще» мне совсем не понравилось!
– Боже, сделай так, чтобы она не умерла! – взмолилась я.
– Не причитай! – поморщился Денис. – Мы все выясним. Знать бы только, куда ее увезли…
– Бедная Алка! – я продолжала кручиниться.
Мысленным взором я видела худосочную Трошкину завалившейся в ямку на продавленной сетке больничной кровати. С тихим котеночьим писком к белому потолку отлетала Алкина душа…
Тут примерещившийся мне жалобный писк напрочь заглушил немелодичный скрежет, сопровождающий движение лифта. Подъемный механизм наконец-то ожил и натужно волок кого-то вверх. Кабинка пришвартовалась на пятом этаже, створки лифта разъехались, и из него вышла… Алка Трошкина, живая и невредимая!
– Ну, братцы, вас только за смертью посылать! – недовольно сказала она, протолкавшись мимо меня и опешившего Василисы к своей двери. – Ну, купили замок?
– Купили, – бесцветным голосом ответил Денис, поморщившись при упоминании о смерти.
– Трошкина, ты живая! – обрадовалась я.
– Я полуживая, – сердито возразила Алка. – Жрать хочу – спасу нет, а в холодильнике пусто, пришлось в магазин бежать, хоть и не хотелось квартиру бросать открытой. Спасибо, Пална согласилась присмотреть!
Не обращая внимания на наши удивленные лица, она толкнула перекошенную дверь, забросила в прихожую распухший от покупок пакет с логотипом супермаркета, после чего по-свойски рванула на себя дверь квартиры номер двадцать и проорала в щель, ширина которой равнялась длине дверной цепочки:
– Вера Пална! Я уже вернулась!
Ответа не последовало, но Алка его, видимо, и не ждала. Аккуратно прикрыв чужую дверь, она прошла в свою квартиру, на ходу неласково бросив через плечо:
– Не стойте как вкопанные, я не хочу ночевать с открытой дверью!
Мы с Денисом проводили ее изумленно-недоверчивыми взглядами, а потом, не сговариваясь, уставились на Василису.
– А я что? Я ничего! – опасливо пробормотал пацан, ретируясь в глубь своей квартиры.
– Андерсен маленький! – запоздало ругнулся Денис. – Сказочник юный! Начинающий сочинитель ужастиков!
– С кем поведешься, от того и наберешься, – пробормотала я, имея в виду свою мамулю – кого же еще! – Ну, ладно, ты занимайся замком, а я домой пойду, раз с Трошкиной все в порядке.
– Гау! – прощально взлаял мне вслед Барклай, врастяжку лежащий на прохладном бетоне лестничной площадки.
Надутый Денис ничего мне не ответил, а Алке велел тащить инструменты. Под треск раздираемого дерева и лязг металла я быстрым шагом поднялась на седьмой этаж и придавила кнопку звонка.
– Индюха, ты как раз вовремя! – обрадовался Зяма, открывший мне дверь. Братец был наглажен, напомажен и расфуфырен. – Топай в гостиную, папуля собрался сделать программное заявление. Да не копайся, я тороплюсь, мне уже уходить пора!
Подгоняемая братцем, я не стала копаться и прошла в гостиную, даже не сняв растерзанный пиджак. Папуля внимательно посмотрел на меня поверх очков, но от вопросов и комментариев удержался.
– Все, мы уже в сборе и готовы внимать! – глянув на часы, скороговоркой произнес Зяма.
Он нетерпеливо притопывал ногой, дожидаясь возможности сорваться с места и убежать.
– Наш Зяма, кажется, влюбился? – на мотив известной песни про Костю-моряка напела я.
– Кгх-м! Попрошу тишины! – веско сказал папуля. – Басенька, присоединись к нам, пожалуйста!
Мамуля вошла в комнату тихой поступью призрака. Судя по выражению лица и особенно – по зловещему сверканью глаз, призрак был отнюдь не безвредный и наверняка беспокойный, как полтергейст. Я поняла, что какого-то компромисса со своей редакторшей мамуля все-таки достигла, но это ее отнюдь не радует.
– Дорогие мои, я собрал нас всех, чтобы сообщить неприятное известие! – с суровой торжественностью возвестил папуля.
– К нам едет ревизор? – ляпнул Зяма.
Папа строго посмотрел на него. Братец пробормотал:
– Все, все, молчу! – и высоко поднял руки, как капитулирующий фриц в кино про войну.
– Дорогие мои, у нас проблема, – продолжил папуля. – Под угрозой оказались писательская популярность мамули и, как следствие, один из источников финансового благополучия нашей семьи. И хотя она достигла определенных договоренностей со своим издательством…
Зяма, не опустивший рук, сцепил их над головой в крепкий замок и победно потряс, безмолвно приветствуя достигнутые договоренности независимо от сути таковых.
– Но всем нам придется постараться, чтобы благополучно разрешить конфликтную ситуацию и пережить кризис, – заявил папуля.
– Ма, ты согласилась оживить Кузьму? – быстро спросила я, устав следить за нитью папулиного витиеватого повествования.
– Только через мой труп! – непримиримо вскричала она.
– Мама согласилась найти Кузьме достойную замену, – объяснил папуля. – К концу недели она должна предложить кандидатуру, которая полностью устроит издательство. В противном случае придется действительно оживить Кузьму.
– Только через трупы! – кровожадно оскалилась мамуля.
Я заметила, что она внесла в свою предыдущую реплику поправку на массовость.
– Я понял! – быстро сказал Зяма, распутав руки и между прочим поглядев на часы. – Нам надо придумать главного героя, который будет ничем не хуже Кузьмы!
– Объявляю всеобщую мобилизацию! – пафосно подтвердил папуля.
– Рад стараться! – Зяма козырнул, круто повернулся на каблуках и, звонко печатая шаг, вышел из комнаты.
Через пару секунд громко хлопнула входная дверь.
– Да чего там, придумаем что-нибудь! – я ободряюще улыбнулась папе и тоже покинула гостиную, мимоходом приобняв расстроенную мамулю.
Обещание помощи писательницу не сильно успокоило. Остаток вечера она была сердита, все ее раздражало. Я слышала, как она возмущается, перестилая в их с папулей комнате постель. Мама громогласно костерила недобросовестных производителей постельного белья, которые шьют пододеяльники на новый, упрощенный манер – не оставляя большого ромбовидного выреза. Яростно заталкивая сминающееся одеяло в узкую прорезь на боку, она призывала громы и молнии на головы работников швейной фабрики «Снежинка», которые, по ее мнению, должны были после смерти всем своим трудовым коллективом оказаться в десятом круге ада и там до скончания веков вдевать в микроскопические прорези собственных изделий просторные комкающиеся одеяла.
В нашей многоэтажной башне не очень хорошая звукоизоляция, и мне было неплохо слышно, как ярится мамуля, тяжело переносящая творческий кризис. Я посочувствовала ей, а потом – за компанию – и себе. У меня ведь нынче тоже тяжелый денек выдался, один испорченный костюм чего стоит! Маловероятно, что его удастся привести в божеский вид, хотя попробовать, конечно, надо…
Чтобы не предаваться бесплодному унынию, я пошла в ванную и затолкала испачканный костюм в стиральную машинку. Умный агрегат, оживленный нажатием кнопочек, принялся за дело, а я присела на бортик ванны и некоторое время тупо таращилась на коловращение за стеклянным иллюминатором, вяло радуясь, что шум машины заглушил мамулины экспрессивные речи. Потом меня вдруг осенило, что я отправила костюм на постирушку, не вывернув карманы! Вот дура-то! Там ведь остался листок, который я вынула из конверта, подобранного в Алкиной прихожей!