Я удивленно посмотрела на Катерину. Странная какая-то пижонка, избирательная: одеваться согласна в рубище, а обуваться – только в модельные сапоги! Впрочем, выходя из дома, Катя надела поверх очередной скучной рясы хорошенькую бобровую шубку. Может, имидж сиротки-бродяжки у нее только для внутреннего пользования, для узкого круга родных и близких?
– Все, езжайте скорее, пока нога не распухла, а то потом придется сапог резать, чтобы разуться! – поторопила нас Ирка.
Она заботливо усадила болезненно охающую Катерину на заднее сиденье, я села за руль, и мы покатили в город, в травмпункт.
4
Катя меня удивила. Я-то думала, избалованная девчонка всю дорогу до травмпункта будет жалобно ныть и причитать, а то и вовсе хлопнется без чувств. А она не плакала от боли, не скулила, держалась молодцом. Морщилась, кривила губы, с преувеличенным интересом смотрела в окошко и оживленно рассказывала мне, что там такого интересного наблюдается – отвлекала и себя, и меня восторженными восклицаниями типа: «Ой, какой смешной драндулет!» или «Лен, ты только посмотри, какая шикарная тачка!».
Я, сознавая серьезность момента и важность своей задачи, на посторонние раздражители не отвлекалась. Дорога была скользкой, машина показывала характер, а я торопилась доставить пострадавшую к врачу. Шикарные тачки, смешные драндулеты и прочие участники дорожного движения интересовали меня только как потенциально опасные объекты, тесный контакт с которыми крайне нежелателен. Даже если бы по соседней полосе тянулся караван верблюдов, я не стала бы на него заглядываться.
Тактика была правильная, доехали мы быстро и без происшествий, но в травмпункте сразу же столкнулись с проблемой.
– Паспорт и медицинский полис давайте, – повелела хмурая тетка в регистратуре.
Я вопросительно посмотрела на Катерину. Она выразительно развела руками.
– Без паспорта и полиса не принимаем, – сказала на это регистраторша.
– Девушка, милая! У человека нога сломана, срочно нужна медицинская помощь, давайте не будем бюрократию разводить! – попросила я. – Ну, до бумажек ли нам сейчас?
Не смягченная комплиментом, «милая девушка» предпенсионного возраста вместо ответа со стуком закрыла фанеркой свою амбразуру в стеклянной стене.
Катерина удрученно вздохнула.
– Ничего страшного, не волнуйся, я найду подходящую бумажку, – успокоила ее я, доставая из кошелька сторублевку.
При виде денежной купюры тетка подобрела, закрыла глаза на отсутствие документов, выписала нам какой-то квиточек и послала не туда, куда могла бы, а к рентгенологу.
– Ты почему паспорт с собой не носишь? – попеняла я Катерине в коридоре. – В нашей стране очень вредно не иметь при себе удостоверения личности. Никогда не знаешь, в какой момент придется доказывать, что ты не верблюд.
Воображаемые верблюды привязались ко мне основательно.
– Паспорт мой дома лежит, у папы в кабинете, – виновато ответила девчонка.
– В сейфе? – я вспомнила, что строгий папа Катерины, по словам Ирки, стремится всячески ограничивать гражданские свободы взрослой дочери.
– Почему обязательно в сейфе? – удивилась Катька. – Просто в столе, с другими документами. Не в кармане же мне его носить? Потеряю.
– Почему обязательно в кармане? – очень похоже удивилась я. – Носи в сумочке.
– Сумочки я тоже теряю, – Катерина усмехнулась и тут же болезненно поморщилась.
Хотя я подставила плечо, шагала она медленно, приволакивая левую ногу. Видно было, что ступать на нее Катьке больно.
Мы подошли к облезлой двери с заляпанной белой краской табличкой «Рентгенологический кабинет». Над дверным проемом имелось примитивное световое табло. На нем слева зелеными буквами было написано: «Входить», а справа красными – «Не входить». Лампочка внутри короба не горела, так что было непонятно, можно нам вторгаться в кабинет или нельзя.
– Погоди, давай передохнем одну минуточку, – отдуваясь, попросила Катя.
– Отдохнешь в кабинете, – возразила я и потянулась к ручке двери.
– Не спеши! Я пить хочу, – пожаловалась Катерина. – Можно здесь что-нибудь попить?
– Здесь? – я огляделась.
По другую сторону коридора имелась каморка, дверь которой была открыта, что позволяло видеть допотопный жестяной умывальник. В помятую раковину из потемневшего латунного крана занудно капала вода. Видно, давненько капала, потому что на эмали образовалась некрасивая коричневая дорожка.
– Здесь лучше не пить, – рассудила я. – Козленочком станешь.
– Через дорогу я видела магазины, – продолжала зудеть капризная барышня. – Пожалуйста, сбегай туда, купи мне попить! А я пока на рентген схожу.
Страдалица жалобно хлопала ресничками. Я вздохнула и пошла добывать ей питье.
– Купи мне, пожалуйста, сок из маракуйи! – крикнула Катерина мне в спину.
Желания больных надо уважать, но сока из маракуйи в магазинах не нашлось. Чтобы выяснить это, мне пришлось одну за другой обойти четыре торговые точки: три ларька и один продовольственный магазин со странным названием «Агрепина». Мне помнилось, что редкое женское имя Агриппина пишется иначе. Может, надпись следует читать как ФИО владелицы, которую зовут А.Г. Репина? Засмотревшись на вывеску, я остановилась, но задержаться на ступеньках мне не позволили. Распахнувшаяся дверь едва не смахнула меня с крыльца, я очнулась от несвоевременных раздумий, пропустила какого-то торопыгу с полным пакетом продуктов и вошла в торговое заведение.
Спросила, естественно, сок из маракуйи. Продавщица с подозрением выслушала название тропического фрукта и предложила взять морковно-банановый нектар. Я сочла эту смесь достаточно оригинальной, чтобы удовлетворить запросы гурманши Катерины, и с бутылочкой серо-бурой жижи вернулась в травмпункт. С того момента, как мы с Катькой расстались, прошло минут десять.
У рентгенкабинета моей больной не было. Я вопросительно посмотрела на разрешительно-запретительное табло, но оно по-прежнему никак себя не проявляло. Я решила, что Катька вошла в кабинет, и минут пять ждала ее выхода, а потом не выдержала, толкнула дверь и вежливо спросила:
– Извините, можно?
– Можно, все можно, – добродушным басом отозвался кто-то из смежной комнаты, где было темно, так что говорящего я не разглядела.
Катьки я тоже нигде не увидела и поэтому спросила:
– Простите, а где девушка с ногой? Она была у вас или нет?
– Знаете, а ведь у меня все девушки были с ногами! Абсолютно все! – откровенно радуясь за себя, ответил басовитый невидимка. – Так уж вышло, что безногими я как-то никогда особенно не интересовался!
– Завидую! – сказала я, закрывая дверь.
Цепко оглядываясь по сторонам, я пробежалась по пустому коридору в регистратуру.
– Здравствуйте еще раз, вы мою подругу не видели? – быстро спросила я тетку, которая снова стала хмурой, как осенний день.
Благотворное действие сторублевки закончилось.
– Может, она к врачу пошла? Или на процедуры? – нервничая, я подсказывала сердитой тетке ответы. – Молодая девушка в бобровой шубке, с распущенными волосами?
– Хорошая девка, – подтолкнув меня в спину, одобрительно сказала старая бабка с рукой на перевязи из лохматого шерстяного платка. – Она на рентген меня без очереди пропустила, а сама с парнем ушла.
– С каким парнем?!
– Хороший парень, – убежденно сказала бабка. – Белый, чистый, бритый и перегаром не воняет.
Следующие полчаса я бегала по травмпункту и окрестностям, разыскивая хромоногую идиотку Катьку, которая ушла куда-то с чистым, бритым и трезвым парнем индоевропейского происхождения. Травмпункт располагался вблизи оживленной городской улицы, народу по ней шло немало, парни встречались во множестве, и под определение, данное бабкой, попадал каждый второй. То есть белыми и чистыми были практически все, бритыми многие, а дыхнуть для проверки трезвости я никого не просила – постеснялась.
Мороз обжигал щеки, однако я так забегалась, что вся взмокла и распахнула пальто. И Ирку тоже в жар бросило, когда она услышала об исчезновении ее подопечной.
– Как пропала? – ахнула она, когда я позвонила и сообщила пугающую новость. – Куда пропала?
– Ирка, если бы я знала, куда она пропала, я бы там ее и искала! – сердито рыкнула я. – Не тупи и не рассусоливай, звони ей, живо! Мобильник у нее с собой?
– Мобильник? Мобильник у нее: со мной! – убитым голосом ответила подружка.
Тут только я вспомнила, что Катькин папочка-тиран просил Ирку не подпускать его доченьку к телефону. К домашнему аппарату Ирка всякий раз сама подходила, а мобильник, значит, у Катерины просто конфисковала.
– И что же нам теперь делать? – растерялась я.
– А я почем знаю? – огрызнулась расстроенная Ирка. – Возвращайся, может, она тоже сама явится. Большая девочка, адрес знает, и деньги на такси у нее есть.
Однако большая девочка не явилась ни через час, ни через два, ни в Пионерский микрорайон к тете Ире, ни в отчий дом в центре города. Мы много раз звонили и на домашний телефон Катерины – там никто не брал трубку, и на сотовый Катькиному деспотическому папочке, но абонент был хронически недоступен.
– Что же это получается, тетя Ира? Потеряли вы чужого ребенка! – с укоризной заключил Колян.
Наш собственный ребенок мирно спал после обеда, а трое взрослых сидели, пригорюнившись, в гостиной и пили коньяк, чтобы удержать в узде нервы.
Ни удержать нервы, ни удержаться на месте самим не удалось. Распереживавшейся Ирке не сиделось, она бегала по всему дому и выглядывала в окна, словно у нее не родственница потерялась, а домашняя кошка. Только что «Кис-кис» не кричала! Я ходила за подругой с полной рюмкой успокоительного коньяку, Колян следовал за нами обеими с початой бутылкой, а освеженный послеобеденным сном Мася, радуясь непонятной суматохе, путался у взрослых под ногами.
– Куда же она подевалась? – с тоской в голосе в десятый раз вопросила Ирка, по пояс высунувшись в распахнутое окно Катькиной комнаты.
– Осторожно, вывалишься! – я испугалась и потянула подругу за пояс халата.
– Ничего, там должно быть мягко, – безразлично ответила Ирка, разгибая спину. – Снег пошел.
Действительно, в свете мощного электрического фонаря, подвешенного над крыльцом, замедленно кружились редкие крупные снежинки. Они были похожи на бабочек белой моли, очень голодных и ищущих корма.
– Не там ищут! – пробормотала я.
– А где надо? – Ирка проворно развернулась ко мне.
Я сообразила, что мысли подруги всецело заняты поисками пропавшей Катьки, решила, что ей не помешает немного отвлечься, и с готовностью объяснила:
– Снежинки похожи на бабочек моли, которые прилетели в поисках пищи к нам, хотя кормушку для них приготовили соседи!
С этими словами я махнула рукой в сторону близкого забора, разделяющего два домовладения. Там на веревке, протянутой между двумя яблонями, тяжело, со скрипом, как жестяной флюгер, покачивалось на ветру раздвоенное кумачовое полотнище.
– Это красное знамя, что ли? – прищурилась близорукая Ирка. – С чего это Александр Васильич флаг вывесил, разве нынче государственный праздник?
– Какого государства? СССР? – заинтересовалась я. – Вроде в Стране Советов в феврале месяце был только один народный праздник– День защитника Отечества, а он прошел на минувшей неделе. Или этот флаг с тех самым пор висит?
– Нет, вчера его не было, – уверенно сказала Ирка. – Вчера утром у Васильича постирушка была, он все веревки постельным бельем завесил. К вечеру простыни и пододеяльники прихватило морозом, и старик никак не мог сам их снять. У деда артрит, пальцы едва гнутся, где ему с прищепками сражаться. Громыхал замерзшими полотнищами, как досками! Я не выдержала и пошла ему помогать. Точно помню: мы все сняли, ни одной тряпки не оставили. Видно, этот алый стяг Васильич уже сегодня выбросил.
– Да никакой это не советский флаг, слепухи! – замеялся за нашими спинами зоркий Колян. – Это, дорогие мои, шикарные красные шорты для серфинга!
Мы с подругой переглянулись и не выдержали, расхохотались, вообразив себе тонконогого и пузатого пенсионера Александра Васильича в красных шортах серфингиста. Потом Ирка снова нахмурилась, пробормотала:
– Небось, забыл дед про свою спортивную форму! – и пошла в кухню, к телефону.
Мы с Коляном остались у окна и через минуту увидели Иркиного соседа Александра Васильевича. Старый склеротик вышел из дома во двор, проковылял к веревке между яблонями и с трудом отцепил с нее примерзший серфингистский «флаг». Штаны громко хрустели, упорно не гнулись и в целом выглядели так, словно их выпилили лобзиком из листа крашеной фанеры.
– Серфингистские штаны во все стороны равны! – продекламировал Колян.
Дед Васильич поворочал гремящие фанерные штаны в руках, приложил их к себе, недоуменно пожал плечами и ушел в дом, сунув примороженную одежку под мышку, как плоский пакет.
Ирка в кухне сердито гремела посудой. Колян и Масяня этими звуками живо заинтересовались и побежали на шум в надежде на внеплановый перекус. Ирка дала им по куску сыра и выпроводила с кухни, после чего обессиленно рухнула на табурет, подперла щеку кулаком и пригорюнилась. Я посмотрела на нее неодобрительно. Тоскливое ничегонеделание мне претит, я жаждала действий, только не знала, каких именно. Мне не хватало информации.
– Может, этот хороший парень, с которым ушла Катерина, какой-нибудь ее приятель? – спросила я. – Ты знаешь Катькиных друзей?
– Друзей не знаю, только с одной подружкой шапочно знакома, – ответила Ирка. – Зовут ее Дина, фамилия мне неизвестна. Хорошенькая синеглазая дурочка, Катькина однокурсница.
– А где Катерина учится? – полюбопытствовала я.
– В университете, – безразлично отозвалась подруга. – Она будущий химик-технолог.
– Химик? – я очень удивилась.
Мне казалось, что нездоровое увлечение экстрасенсорикой более пристало легкомысленной фантазерке с гуманитарным образованием. А химия – серьезная наука, точная. Странный выбор для девицы с завихрениями!
– И как она учится? – спросила я. – Плохо, наверное?
– Да нет, хорошо. Я видела ее зачетку, там за пять семестров ни одной тройки, – ответила Ирка, откровенно не понимая причины моего внезапного интереса к Катькиной успеваемости. – А почему ты спрашиваешь?
– Да просто так, из любопытства, – соврала я.
На самом деле в голове у меня уже вываривалась – медленно, как холодец из ушей и хвостов, – одна весьма любопытная мысль, я просто не хотела выдавать ее Ирке в полусыром виде.
А у подруги, оказывается, возникла своя версия событий.
– Ты знаешь, чего я боюсь? Что девчонку украли! – призналась она. – Катька единственная дочка богатенького папочки, за нее можно кучу денег заломить!
– А кто у Катьки папочка? – заинтересовалась я.
Прежде я не была знакома с этими родственниками Моржика – Андреем Петровичем Курихиным и его взрослой дочерью Катериной, да и не знала о них почти ничего. Познакомиться с Катькой толком за полдня я не успела. Мы и встретились-то случайно, потому что у Ирки вышла накладочка в расписании приема гостей. Наше семейство подруга, которой скучно было в отсутствие мужа, пригласила к себе на уик-энд, и мы приехали утром, а Катерину неожиданно привезли к тете вчера вечером. Девчонка общаться с нами не рвалась, то лежала с книжкой на диване в предоставленной ей комнате, то слонялась по коридорам. С закрытыми глазами, в балахоне, блеклая, как старое фамильное привидение.
– Андрей Петрович Курихин – владелец крупного винно-водочного производства, – ответила Ирка. – Вернее, он совладелец предприятия, там два хозяина, но оба очень богатые дяденьки! У Курихиных даже своя яхта есть.
– Ух ты! – восхитилась я. – Значит, киднеппинг имеет смысл. Однако бабка из травмпункта сказала, что Катька сама, по доброй воле ушла куда-то с «хорошим парнем».