– Здравствуйте! – вежливо произнес он, оглядываясь. – Простите, юная леди, но нет ли дома кого-нибудь из взрослых?
– Ма! – закричала Сара-Джейн и вышла в сад, оставив гостя потерянно топтаться на пороге: ишь, взрослых ему подавай! А она, значит, в свои четырнадцать недостаточно взрослая?
– Может быть, у них с Долли котятки будут, – показав на кошку и Муфа, заговорщицки сообщила Мина старшей сестре.
– Вот и славно, – рассеянно проговорила Сара-Джейн, перегибаясь через подоконник кухни, чтобы вытащить миску с начинкой.
Она бросила в рот орешек, прожевала и прислушалась к доносящимся из гостиной голосам: мама беседовала с мистером Смитом.
– Нет, мы не видели никаких метеоритов, – слегка раздраженно, а потому громко отвечала мама на глупые вопросы гостя. – Ну что вы, что же может быть необычного в наших местах! Какие-такие аномалии?
Сара-Джейн хмыкнула, посмотрела на сестрицу: маминой любимой щеткой Мина причесывала Муфа, вполголоса пересказывая ему историю своего знакомства с Жу. Кот с редким терпением сносил экзекуцию и время от времени произносил целые предложения на своем странном языке, словно комментируя или отвечая на вопросы.
А вот интересно, кто-нибудь пытался понять, о чем говорят животные? Сара-Джейн тряхнула головой, машинально зачерпнула изюма и задумалась. Хм, а ведь интересная задачка!
Пожалуй, для начала следовало бы составить простой словарик…
2002 год, Россия, город Екатеринодар
Весна случилась неудачная: все время было ветрено и холодно, как будто не на Кубани, а в какой-нибудь Скандинавии. Пальто и куртки к концу мая надоели до чертиков, очень хотелось зимние одежки с себя снять и отправить в вечную ссылку на антресоли.
Поразмыслив, я сотворила себе у знакомой модистки обновку под названием «палантин», он же «пончо»: нечто шерстяное, больше всего похожее на просторное черное одеяло с разрезом посередине. Будучи изящно накинутым на высокую стройную фигуру, одеяние смотрелось потрясающе стильно и дивно подчеркивало ноги.
– Это что? – опасливо спросил простодушный Колян, впервые увидев, как я пакуюсь в обнову.
Тоха радостно подпрыгивал у моих ног, пытаясь ухватить когтями косо свисающий угол полотнища.
– Это пончо, – доброжелательно ответила я, мягко отпихивая разыгравшегося кота: черный шерстяной балахон и белый, тоже натурально шерстяной кот, пребывающий в периоде линьки, сочетаются плохо.
– Пончо, значит. Понятно, – осторожно сказал Колян. – Послушай, а где же у него пуговицы?
– Какие еще пуговицы? – Я начала нервничать. – Где это ты видел на пончо пуговицы?
– Нигде не видел, – согласился Колян, обходя меня кругом. – Но я вообще мало видел пончо.
– Пончо – редкое природное явление в наших широтах, – философски заметила я, пытаясь забросить край полотнища подальше за спину.
– Помочь? – спросил Колян и, не дожидаясь ответа, потянул за край черного одеяльца.
Я моментально превратилась в кокон.
– Ой! – испуганно воскликнул Колян, оборвав мое возмущенное сопение. – А где рукава?!
– У жилетки! – рявкнула я, разматываясь. – Какие рукава, ты в своем уме? Это же пончо!
– Я понял, понял. Компренде, – сказал Колян, поднимая руки и пятясь. – Это пончо. Буэнос диас, синьорита. А что, шляпы к нему нет? Такой, знаешь, с широкими полями?
О Мадре Диос! Каррамба!
– Шляпы нет! – закричала я. – Шляпа, гитара, текила и кактусы приобретаются отдельно! И не вздумай меня спрашивать, почему нет карманов! Их просто нет – и все тут!
– Какое-то неправильное пончо, – негромко проворчал Колян, отступая от меня в прихожую.
Оттуда раздался короткий мяв, кот выпустил из пасти шнурки кроссовок и влетел в комнату, но я ловко увернулась, уведя пончо от соприкосновения с обильно линяющим персидским зверем. Тоха прогалопировал к стене, развернулся и застыл в полуприсяде, нервно подергивая хвостом.
– Торро! – шепотом подсказал ему из прихожей Колян, показывая пальцем на меня.
Я глянула на него с укором. Потом придирчиво осмотрела себя в зеркало и снова повернулась к мужу:
– Ну? Что скажешь?
– Санчо Пончо, – одобрительно сказал Колян. – В смысле полная каррамба! Ой! Не надо драться! Человек человеку – амиго!
Он обнял меня, не позволяя размахнуться, посмотрел на себя в зеркало и грустно сказал:
– А вот я у нас какой-то беспончовый!
– Но все же больше, чем я, похож на мачо, – заметила я.
Сообщу мимоходом, что у меня роскошный муж: рост сто девяносто пять сантиметров, широкие плечи, узкие бедра, мужественное скуластое лицо, как правило, слегка небритое, густые русые волосы, обычно стянутые в длинный «хвост», и чуть раскосые синие глаза – доказательство того, что монголотатарское иго на Руси было. Вообще-то Колян киевлянин.
– Ты находишь? – Чувствовалось, что супруг польщен.
– Ага!
Я вывернулась из мужних объятий, чмокнула благоверного в колючую щеку и помчалась на работу. Мои часы показывали половину десятого, стало быть, можно не сомневаться, что опоздаю я как минимум на полтора часа. Я не особенно беспокоилась: частенько так опаздываю! Если, конечно, с утра нет съемок или записи в студии.
Возле Нового рынка мне нужно было пересесть с маршрутки на трамвай, перейдя неширокую улицу с довольно оживленным движением. Ни светофора, ни пешеходной «зебры» в этом месте отродясь не бывало, но понимающие водители всегда заранее притормаживали. Встречаются, однако, совершенно ненормальные типы, которым и права-то давать нельзя! Один такой автопсих перепутал тормоз с газом как раз тогда, когда я перебегала ему дорогу. Даже не посигналил мне, уно кретино!
Выскочить из-под колес я успела, но краешек моего чудесного пончо зацепился за правое зеркальце машины, меня сильно рвануло, закрутило, и, не удержавшись на ногах, я шлепнулась на асфальт. Моя красивая обновка, едва успев изобразить собой развевающееся анархистское знамя, тяжелой тряпкой свалилась в лужу у тротуара!
– Что творять, антихристы! Среди бела дня людей давять! – возмущенно плюнув на тротуар, воскликнула какая-то старушка с кошелкой, полной отборного молодого картофеля.
– А разве темной ночью было бы лучше? – сердито возразила я, ощупывая себя на предмет повреждений и с неудовольствием косясь на собирающихся вокруг меня зевак. – Но и впрямь антихрист, я из-за него в грязи извалялась, новый чулок порвала и колено разбила. Про пончо и говорить нечего… А вы, бабушка, почем картошку брали?
– Чулок жалко, он больших денег стоит. А картошечку я по пятнадцать продавать буду. Возьмешь?
Пятнадцать рублей за кило молодой картошечки – вполне гуманная цена! В окружающей толпе началось движение, к старушке потянулись руки с пакетами. Я огляделась, отыскивая безвременно утраченное пончо, выудила его из лужи и задумчиво осмотрела: ладно, воду я выжму, грязь отстираю, а вытянувшийся угол обратно втянется или нет?
– Пропустите, пропустите меня! – Сквозь толпу ко мне энергично пробрался незнакомый мужчина с крайне озабоченной физиономией. Лет сорока, лысоватый, но вполне бодрый, румяный, упитанный. Да и как не быть упитанным, когда он даже на ходу что-то жует!
– Автографов не даю, – нелюбезно предупредила я.
– Куда без очереди? – прикрикнула бабка.
– Да я, бабушка, не к вам, я к девушке, – отмахнулся мужчина объедком шоколадного батончика. – Девушка! Вы в порядке?
– А похоже? – свирепо огрызнулась я, кое-как скручивая экс-пончо на манер шинели-скатки.
– Простите, ради бога! Давайте, я вам помогу. – Незнакомец засуетился вокруг меня: помог подняться, поддержал под локоток, снял с плеча пушинку и замер, глядя на нее с непонятным выражением.
Чего уставился? Я посмотрела: маленький клочок белого пуха, обычный привет от Тохи.
– Эй, что с вами?
Незнакомец очнулся, бросил в рот остатки шоколадки и решительно потянул меня на проезжую часть.
– Куда вы меня тащите?
– К машине, я вас отвезу куда скажете, – добрый самаритянин заботливо усаживал меня в автомобиль.
А, в самом-то деле, пусть подвезет: с паршивой овцы, как говорится, хоть шерсти клок! Тьфу, что-то меня на шерсти заклинило…
Я уселась в автомобиль и принюхалась:
– Ох, а чем это у вас тут пахнет? Полиролем, что ли?
Признаться, я ненавижу благоухание бытовой химии! Да и вообще к сильным запахам, если это не природные ароматы, отношусь без особого восторга – хотя какая-нибудь свежая бобровая струя тоже не лучший парфюм… В общем, на мой взгляд, лучший запах – это отсутствие всякого запаха. Впрочем, машина новая, понятно желание счастливого владельца щедро натирать ее всякой патентованной дрянью снаружи и внутри. Через сияющее лобовое стекло я уставилась на блестящий ультрамариновый капот: красивая синяя «десятка»…
Синяя «десятка»?!
– Секундочку! – с некоторым опозданием сообразила я. – Это разве не вы меня только что сбили?
– Простите, я не хотел. – Незнакомец потянулся ко мне с носовым платком. – Позвольте, у вас тут лицо испачкано…
– Еще бы не испачкаться! Ладно, вытирайте. – Зажмурившись, я подставила физиономию, и в следующее мгновение влажная вонючая ткань плотно прижалась к моему лицу, закрыв нос и рот.
Я дернулась, глубоко вдохнула резкий запах и отключилась.
– Совести у тебя нет, Тоха! – укоризненно сказал Колян, в хорошем темпе домывая оставшуюся после завтрака посуду. – Целыми днями дома сидишь, а пользы от тебя – ноль целых ноль десятых. КПД меньше, чем даже у паровоза братьев Черепановых! Ладно, положим, пылесоса ты боишься, стиральной машины тоже, газовую плиту включать не умеешь, и вообще, спички – кошкам не игрушка, но посуду-то мыть мог бы научиться, правда? Вон какие у тебя прекрасные меховые лапы, никакая мочалка не нужна!
– Мяу! – обиженно сказал кот из-под стола.
– Сам такой! – отозвался Колян, протягивая руку к завопившему телефону. – Слушаю.
– Доброго вам утречка! – ласково произнес незнакомый мужской голос с легкими старческими хрипами. – Мон ами, ради бога, извините за беспокойство, я только хотел бы узнать, вы котика не продаете?
– Миль пардон, самим мало, – любезно, в тон звонившему, ответил Колян.
Вежливый старичок тихонько кашлянул.
– Простите великодушно, мон шер, но вы совершенно уверены, что не хотели бы продать вашего зверька? Я предложил бы вам за него сотню американских долларов!
– Да вы что, сто долларов за Тоху?! Наглость какая, – искренне возмутился Колян, моментально утратив светский лоск. – Да он на развес дороже стоит! Мех, мясо! Шкварок нажарить!
– Милый юноша, вы только соблаговолите сказать свою цену, – ласково предложил собеседник.
– Не продается, – подытожил Колян и положил трубку.
Кот вопросительно мявкнул.
– Правда ведь, хамство, – продолжал громко негодовать Колян. – Сто баксов за кота! Персидского, с паспортом, с родословной! Да за него нужно брать сто баксов в час!
Тут он живо вообразил себя в роли кошачьего сутенера: на панели у «Интуриста», с толпой разномастных котов и кошек на сворке. Картинка вырисовывалась живописная, но домыслить ее Колян не успел, потому как телефон опять настойчиво зазвонил.
– Ну-ка! – Колян решительно взял трубку. – Ага, это опять вы? Знаете что, мон шер, вы мне своими фантазиями весь бон жур портите! Я своего кота никому не продам! – громко заявил он, косясь на Тоху. – И не только за сто, а даже за тысячу долларов! Ву компрене, мон ами?
– Тыща сто, мон шер! – еще громче сказала трубка.
Колян поперхнулся словом.
– Тыща двести! – вкрадчиво сообщил звонивший, расценив затянувшуюся паузу по-своему.
Колян надолго замолчал, глядя на кота как-то по-новому: отстраненно, оценивающе.
– Пардон, месье, но, по-моему, торг здесь неуместен! – кашлянув, заявил он наконец. – Зверь у нас непродажный, и на этом закончим! Шерше ля кот где-нибудь в другом месте!
Он снова положил трубку и вернулся к мойке. Выплескивая свое раздражение, энергично вытер тарелки.
– М-ма? – опасливо поинтересовался Тоха.
Колян обернулся и посмотрел на кота, прищурив глаза.
Тоха забеспокоился, прижал уши, невнятно буркнул и на всякий случай скрылся под диваном.
– А вот если кошачью ферму завести? – задумчиво обронил Колян, мечтательно глядя вослед Тохе. – Что, если размножать таких милых животинок и продавать задешево, по демпинговой цене – баксов по пятьсот за морду? Это какой же капитал можно сколотить?
Он аккуратно поставил в сушку последнюю тарелку и решил вечером поднять на семейном совете вопрос о размножении Тохи. Вполне совершеннолетний кот, а у него никакой личной жизни!
– Очень мило, – саркастически произнесла я, оглядевшись.
И тут же оглушительно чихнула: у меня аллергия на пыльцу растений, иногда распространяющаяся и на бытовую пыль, а пол, на котором я лежала, был преизрядно грязен. Плюс к тому же осыпающаяся известковая побелка на стенах, плюс роскошная паутина под потолком и по углам – в самом деле, премилое местечко!
Я села, потянулась рукой к гудящей голове и тут же влипла в монументальное творение паука, способного посрамить брабантских кружевниц. Спугнутый членистоногий автор поспешно удалился к потолку, украшенному тусклой лампочкой. Интересно, зачем мне оставили свет, если я все равно валялась без сознания?
Сбоку от меня что-то зашуршало, в испуге я подпрыгнула сидя: мало мне пауков, может, тут и змеи водятся?!
– Спокойствие, все остаются на местах, – сказала я сама себе: говорят, змеи нападают, как только потенциальная жертва шевельнется. Фигушки, не дождетесь, замру как истукан.
А может, это мыши? Мышей я не боюсь, даже люблю, они такие милые и потешные! Не поворачивая головы, я скосила глаза влево. Ага, вот и дверь обнаружилась! Запертая, конечно, иначе зачем кому-то просовывать бумажку в щелочку у пола.
Я машинально ухватила вползающий в каморку лист бумаги, вытянула его, потом встала на четвереньки и попыталась одним глазом заглянуть в узкую щель под дверью. Выскочившая оттуда шариковая авторучка едва не превратила меня в циклопа.
– Сдурели, что ли! – возмутилась я, перехватывая стило в миллиметре от своего глаза.
– Вы уже проснулись? Очень хорошо! – искренне обрадовался человек за дверью.
– Не уверена, – проворчала я. – Итак, я проснулась, и что дальше? Завтрак, кофе в постель?
– Завтрак вы проспали, – с укором сообщил мне мой собеседник. Подумал немного и добавил: – И обед тоже.
– Экономите на питании узников? А как же Женевская конвенция? – незлобиво попеняла я. – Ладно, бог с ним, с завтраком, будем считать, что у меня была сиеста. Теперь-то что?
– Теперь подпишите, пожалуйста, бумагу.
– Бумагу? Какую бумагу? – я огляделась, подобрала отложенный листок, посмотрела и нахмурилась: черным по белому в заголовке текста на полстранички было напечатано неприятное слово «завещание».
– Чтоб я сдохла! – ляпнула я, не подумав, и тут же прикусила язык: не ровен час накаркаю!
Ну-ка, почитаем… Вооружившись ручкой, я погрузилась в чтение, попутно машинально правя текст: не чье-нибудь завещание, мое собственное, стыдно будет, если останутся ошибки.
– Дорогой мой, у вас с пунктуацией проблемы, – закончив, злорадно заметила я. – Деепричастные обороты, чтоб вы знали, выделяются запятыми! А слово «шиншилла», между прочим, пишется с двумя «эль». Нет, такую безграмотную чушь я подписывать отказываюсь!
Я сунула исчерканный листок под дверь.
– Перепишу, – виновато сказал мой похититель.
Я прислушалась: шаги удалились прочь от моей тюрьмы и затихли. Так, сумка моя при мне или нет? Я огляделась: на полу вдоль стены сиротливо лежит сломанная швабра, длинной шеренгой стоят пустые винные и водочные бутылки, в углу каморки жалкой кучкой горбится несчастное пончо. Поворошив его, я обнаружила под ним свою сумку, мокрую и грязную. Ну-ка, ну-ка, где-то тут была у меня круглая стеклянная баночка от йогуртницы, а в ней котлетка на обед… Надо же, все цело!