Забора перед домом на Школьной не было, только невысокая живая изгородь на западный манер. Ирка обошла этот зеленый барьерчик и по брусчатке узкой дорожки приблизилась к парадной двери, украшенной массивным кольцом-стучалкой.
– Руки у меня были заняты буклетами и проспектами, поэтому стучать и звонить было нечем, – сказала Ирка. – Я просто толкнула дверь задом, и она открылась. Думаю, это хорошо, потому что я не оставила там отпечатков своих пальцев.
Она на секунду замолчала, а потом опасливо спросила:
– Ты не знаешь, криминалисты снимают только следы рук?
– Ты хочешь знать, собирают ли они отпечатки задниц? – насмешливо хмыкнула я. – Думаю, нет. Хотя ментам, наверное, было бы интересно «откатывать» не пальчики, а попки, но на твою корму, извини, конечно, никакой штемпельной подушечки не хватит! К тому же ты была не голышом, стало быть, никаких идивидуальных следов типа папиллярных линий или целлюлитного рельефа не оставила. Вот если бы дверь была свежеокрашена, тогда стоило бы беспокоиться.
– Дверь была совершенно чистая и сухая, – подумав, сказала Ирка. – Зато сразу за ней было очень сыро!
Ковролин, покрывающий пол в холле, был насквозь мокрым и противно чавкал под ногами. Топчась по этому болоту, Ирка несколько раз громко позвала хозяев – в принципе, это следовало сделать, еще стоя на крыльце, но некультурно вопить во все горло вблизи цивильного особняка подруга постеснялась. Вопить внутри, по ее мнению, было не зазорно.
Никто не отзывался и не появлялся. Ирка внимательно всмотрелась в сумрак коридора, и ей показалось, что прямо за порожком тихо плещется вода. Это ее встревожило.
– Сама знаешь, центрального водоснабжения в нашем районе пока нет, и почти в каждом доме установлен свой бак, в который вода закачивается насосом из персональной артезианской скважины, – напомнила мне Ирка. – Относительно небольшой бак на три тысячи литров – это примерно десять стандартных ванн, наполненных до краев. Если вылить всю эту воду прямо в дом – такой, как этот, на Школьной, то стулья по комнатам плавать не будут, но ноги по щиколотку замочишь.
Подумав, что хозяева особняка скорее всего спокойно спят в не затронутых наводнением комнатах на втором этаже и знать не знают о ЧП, домовитая Ирка решила в одиночку бороться с паводком. Она резонно рассудила, что за оказанную услугу спасенные граждане будут ей благодарны и, стало быть, отнесутся к незваной гостье особенно внимательно. Не обращая внимания на то, что промочила и чулки, и туфли, подруга двинулась по коридору в поисках источника протечки.
В дальнем конце коридора темная вода была позолочена светом, сочащимся из-за неплотно прикрытой двери. Ирка просунула в щель руку с буклетами, распахнула дверь настежь, громко сказала:
– Тук, тук, тук! Кто не спрятался, я не виновата! – и, не дождавшись ответа, вошла в ванную комнату.
– И как вошла, так и вышла, потому что кое-кто там действительно спрятался – под водой, – сказала она, содрогнувшись. – Мне еще с порога было видно, что в ванне плавает труп, так что я даже не пыталась с ним разговаривать. Вернее, с ней: труп был женский.
– Ты это так сразу поняла? – не поверила я. – И то, что в ванне труп, и то, что он женский?
– Если из переполненной ванны подтопленной ивушкой торчит одинокая закостеневшая рука с дюймовыми накладными ногтями, что тут можно не понять? – огрызнулась Ирка. – Или, ты думаешь, мне нужно было подгрести поближе и пощупать пульс на запястье? Ну уж, дудки! По-моему, если баба вся, кроме одной-единственной руки, черт знает сколько времени спокойно лежит под водой, значит, она утонула!
– Значит, ты к ней не подошла? – уточнила я. – Так и вымелась из дома, никуда не заглянув?
– В ванну, правда, больше не заглядывала, – призналась Ирка. – А чего мне там было искать? Вода из крана уже не лилась, видно, бак опустел, так что пик наводнения прошел, и в спасателях здесь явно никто не нуждался. А в комнату, смежную с ванной, я все-таки зашла, но ничего интересного там не увидела.
Смежной с ванной комнатой оказалась спальня, красиво меблированная, с большим зеркалом во всю стену и встроенным платяным шкафом. На застеленной кровати лежало аккуратно расправленное платье, а туфли плавали в тихой заводи под гримировальным столиком.
– Платье было черное? – уточнила я.
– Точно! Как ты догадалась? – Подруга посмотрела на меня с некоторым испугом.
– Элементарно, Ватсон! – сказала я. – Ясно же, что эта утопленница была либо подругой, либо матерью или сестрой убитого Дмитрия Желтикова, а его как раз сегодня должны похоронить. Наверняка она собиралась на печальную церемонию, так что платье, разумеется, должно быть траурным.
– Мне казалось, что безутешные вдовы и матери обычно не наряжаются на похороны, как в оперу, – желчно заметила Ирка. – Видела бы ты это шелковое платье с декольте глубиной в Марианскую впадину! И туфли на двенадцатисантиметровой шпильке! А в ванну с ароматизированной пеной она за каким чертом полезла?!
– Ладно, давай не будем обсуждать незнакомого человека, – попросила я. – Тем более незнакомую покойницу!
Мы немного помолчали и сосредоточенно допили свои напитки: я – остывший кофе, а Ирка – выдохшуюся газировку.
– Ты на похороны Димы пойдешь? – спросила меня подруга.
– Вообще-то меня никто не звал, – задумчиво сказала я. – Наверное, пойти нужно, ведь этого парня убили в моем доме. Опять же на поминках можно было бы разузнать побольше о личности Желтикова, но как я объясню свое присутствие коллегам покойника? Они же не в курсе, что мы с усопшим были знакомы, я изображала в «Планиде» совершенно случайную тетку…
– О чем ты говоришь, я не понимаю, – досадливо сказала Ирка. – Какая «Планида»? Какие товарищи усопшего? Другие покойники, что ли?
– Типун тебе на язык!
Я вкратце пересказала Ирке события вчерашнего дня.
– Ну, и чего ты думаешь? В чем проблема-то? Ты же теперь член коллектива, в котором трудился покойный Желтиков! Более того, ты унаследовала его работу! Разве это не повод для того, чтобы проводить товарища в последний путь? – спросила подруга.
Я тут же с ней согласилась и, не вставая из-за столика, прозвонила с мобильника в телекомпанию, окна которой мне были прекрасно видны сквозь витринное стекло кафешки. Наташа, влекущая нынче тяжкую ношу обязанностей дежурного редактора, очень неохотно, но все же отпустила меня с работы пораньше. Каюсь, я соврала, будто у меня страшно разболелась голова и мне совершенно необходима прогулка на свежем воздухе.
– Это почти правда, – заметила Ирка, выходя со мной из кафешки на площадку, где стояла ее машина. – Городское кладбище находится под открытым небом, и свежего воздуха там навалом, дыши – не хочу!
Первой, кого я увидела в небольшой группе людей у открытой могилы, была давешняя дама из «Планиды», Наталья Степановна. В глухом черном платье она величественно стояла у самого гроба, принимая соболезнования.
– И вы здесь, милочка? – немного удивленно произнесла она, когда я подошла положить пару красных гвоздичек.
– А как же! – воскликнула я, тактично приглушив голос. – Я ведь теперь тоже член вашего дружного коллектива, и покойник приходился мне коллегой – как-никак тоже специалист по социальной инженерии. Искренне жалею, что уже не смогу у него поучиться, как нужно работать. Кажется, несмотря на свою молодость, Дмитрий был отличным специалистом!
– Да, у Димы многому можно было поучиться, – согласилась со мной начальница.
– Это был очень энергичный молодой человек с редкой способностью успешно трудиться под давлением времени и обстоятельств, изобретательный, артистичный и целеустремленный! В прошлом году он почти два месяца работал в вечернюю смену поваренком в китайском ресторане, где регулярно встречалась парочка, находящаяся у нас в разработке!
– Да, это подвиг, – убежденно кивнула я. – Я бы так не смогла! У меня вся эта азиатская кулинария вызывает стойкую неприязнь. Вы знаете, что утку по-пекински перед смертью бьют палкой, чтобы мясо стало мягче?
– В самом деле? – заинтересовалась Наталья Степановна. – А вы не знаете, с замороженным бройлером этот трюк не пройдет?
– С курицей? – Я задумалась. – Я лично ее палкой не бью, только молоточком для мяса и то уже после разделки, когда разрежу на куски ножом…
– Может быть, ты оставишь кровавые подробности на потом? – спросила меня в ухо Ирка.
– Поговорим об этом после, хорошо? – улыбнулась я начальнице. – Может быть, мне, как члену коллектива, надлежит принять какое-нибудь участие в организации процесса?
– Да-да, подойдите к Верочке, она даст вам повязку, – скороговоркой ответила Наталья Степановна, отворачиваясь от меня к очередному соболезнующему.
С Иркой на буксире я отплыла в сторонку, нашла неподалеку от группы мужиков с лопатами кенгуристую Верочку, получила траурную нарукавную повязку и спросила:
– А почему у гроба стоит наша начальница, а не родственники усопшего?
– Ой, это очень грустная история! – всплеснула руками Верочка, которой явно хотелось поговорить.
– Расскажите ее нам, – попросила я.
– Да-да, расскажите! – повторила Ирка, вытягивая ушки в трубочки.
В Верочкином изложении «очень грустная история» выглядела так. У Димы Желтикова на целом свете не было никаких родственников, кроме любящей мамы. Мать и взрослый сын жили вместе и очень трогательно заботились друг о друге: Димочка, если задерживался на работе, обязательно звонил мамочке и говорил, когда его ждать домой. Димина матушка не работала, имела приличный счет в солидном банке и решала все свои проблемы с помощью фирмы «Планида».
– Мы ведь и юридической деятельностью занимаемся, и сопровождением сделок, и услугами типа «разное», – Верочка выдала нам очень интересную информацию.
– Стало быть, похороны Димы организовала тоже «Планида»? – спросила Ирка.
– И похороны его матушки тоже проведем мы, – кивнула Верочка. – Вы знаете, что она умерла?
Мы с Иркой отрицательно замотали головами, всячески показывая, что ничего не знаем о смерти мадам Желтиковой.
– Она вовсе не Желтикова была, – поправила нас Верочка. – Эту фамилию носил Дима. А маму его звали по мужу – Аделаида Петровна Титоренко.
– И она умерла? – влезла нетерпеливая Ирка.
– Сегодня утром, в день похорон сына! Так трагично! – Верочка прижала руки к груди, помяв букет гвоздичек. – И обнаружил ее наш водитель! То есть водитель машины, которую «Планида» прислала за Аделаидой Петровной, чтобы везти ее на похороны сына.
– Как же она умерла? Неужто руки на себя наложила? – Ирка, затаив дыхание, ожидала ответа.
Мне не нужно было объяснять природу ее интереса.
– С ней случился сердечный приступ, – ответила Верочка. – Очень неудачно получилось, Аделаида Петровна как раз ванну принимала, ей стало плохо, и она захлебнулась…
– Ужас! – полным кровожадного удовлетворения голосом заявила Ирка.
Я поняла, что она радуется тому, что смерть Диминой матушки имела естественные причины.
– Ах, теперь у компании будет столько забот, – доверительно поведала мне болтушка Верочка. – Предстоит разбираться с волеизъявлением покойной, ведь завещание она оформляла тоже в нашей конторе. Впрочем, не знаю, кому усопшая отписала свое имущество. Если сыну, так он ведь уже умер! Придется поискать наследников.
– Это очень, очень интересно, – безразличным тоном припечатала Ирка, увлекая меня в сторону.
Я успела только мимоходом бросить комок земли в могилу, куда уже опустили заколоченный гроб, и кивнуть на прощание Наталье Степановне.
– Значит, у этой Аделаиды был инфаркт, и потом она утонула, – повторила Ирка, когда мы уже отъехали на порядочное расстояние от кладбища. – Это хорошо. Честно говоря, я очень боялась, что меня обвинят в ее смерти.
– Только потому, что ты первой нашла труп? Или у тебя были какие-нибудь причины для убийства этой тетки? Давай колись!
– Причин вроде не было, – неуверенно протянула подруга. – Но ты же знаешь ментов, они быстренько придумают мотив преступления, лишь бы кому-то его приписать!
– Точно! Возьмем, к примеру, Серегу Лазарчука! – Я с готовностью подхватила тему. – Наш дорогой капитан никогда не упустит возможности объявить меня асоциальной личностью, при более или менее деятельном участии которой совершается половина всех кровавых преступлений в городе!
Ирка посмотрела на меня с укором:
– Но ведь это в твоем доме вчера погиб человек!
– А рядом с твоим он погиб сегодня! – отбрила я.
– Один – один, – кивнула Ирка.
Я победно улыбнулась и всмотрелась в боковое окошко автомобиля. Мы как раз проезжали мимо парка, где в этот час должен был выгуливаться мой ребенок с няней.
– Останови возле «Чертова колеса», – попросила я подругу. – Кажется, я вижу на площадке с лошадками своего Масяньку. Точно, это он! В красной шапочке, рядом белый пони, смотри, он бьет…
– Копытом? – подсказала Ирка, притормаживая.
– Нет, лопаткой от набора для песочницы!
– Мася бьет лопаткой пони?! – ужаснулась Ирка. – Не может быть, он очень добрый мальчик!
– Мася бьет лопаткой по луже! И брызги летят во все стороны! – ответила я, выпрыгивая из машины и стартуя в направлении лошадиной стоянки.
Погода была прекрасная, и с вечерней прогулки мы с малышом вернулись домой уже в девятом часу. Мася погулял бы еще, на улице было пока светло, но я должна приготовить ужин к возвращению Коляна из спортивного зала. По вторникам он с приятелями-коллегами сразу после работы ходит играть в волейбол, мотивируя это необходимостью бороться за стройность фигуры, которой явно не на пользу сидячая работа за компьютером. Из спортзала муж приходит голодный, как тигр, и в один присест сметает такое количество еды, которого хватило бы на суточное пропитание населению небольшой вьетнамской деревушки. В этот момент необходимость борьбы за стройность фигуры отступает даже не на второй, а на третий план, потому что на втором оказывается потребность незамедлительно подкрепить подорванные силы здоровым сном.
В половине десятого Колян-большой и Колюшка-маленький завалились спать, оставив меня наедине с полной мойкой немытой посуды, скопившейся за целый день, начиная с завтрака. Я задумчиво смотрела на гору грязных тарелок, размышляя, помыть ли их прямо сейчас или подождать до завтра? Решила, что ничего страшного не случится, если я отложу процесс до утра, а сейчас тоже улягусь в кроватку. А то, может статься, малыш, уснувший раньше обычного, проснется с опережением графика, часиков в шесть…
В этот момент зазвенел телефон. Опасаясь, что звонок разбудит ребенка, я в два прыжка переместилась из кухни в прихожую, к висящему на стене телефонному аппарату, и сорвала с рычага трубку.
– Да! – вполголоса рявкнула я.
– Ленка! – рыдая, воскликнула Ирка. – Ленка, я ее убила!
– Кого убила? – Я понизила голос до шепота.
– Фаню!
Я немного помолчала, лихорадочно соображая, кто такая Фаня? Среди моих знакомых, кажется, нет никого с таким именем…
– Кто эта Фаня? – спросила я.
– Фаня-то? Да змея! – сердито сказала Ирка, шумно шмыгая носом.
– То есть она такая нехорошая, что заслужила, чтобы ее убили? – уточнила я, все еще ничего не понимая. – А лично тебе она чем помешала?
В голове моей одна за другой, как вагоны скорого поезда, проносились разные мысли. Может, Фаней звали тут бабу, которая жила на Школьной, восемь? Хотя нет, та была Аделаида. Или Фаня – это ее прозвище?
– Ничего себе, чем она мне помешала! – вскричала Ирка, явно недовольная тем, что не находит у меня сочувствия. – Да она выскочила прямо на меня, когда я ничего подобного не ожидала! Я испугалась просто до умопомрачения!
– Невменяемое состояние – это хорошо, на этом можно строить защиту, – заметила я.