Под воздействием силы неизвестной природы слой грунта у краев трещины затвердел настолько, что его не брал ни отбойный молоток, ни лазерный резак. Изучение окаменелой почвы на месте мало что дало. Единственное, в чем убедились геологи: грунт не подвергся высокотемпературному воздействию при выбросе газа, как показалось им сначала. Во-первых, анализ воздуха не выявил наличия в атмосфере посторонних примесей, а во-вторых, несмотря на сильное отвердевание склонов разлома, структура их грунта осталась неизменной. С той лишь разницей, что теперь он превратился в монолит, а все населяющие его насекомые, растения и микроорганизмы окаменели вместе с ним. Невероятно, но затвердевшие клетки тканей травы и насекомых остались ничуть не поврежденными, в то время как любая попытка оторвать такого жука от почвы или срезать стебель даже тоненькой травинки заканчивалась неудачей.
Укрепившая склоны подобно опалубке аномалия проникла в них на пять метров. Она же нагребла по обе стороны трещины земляные валы – вроде как раскрывшиеся створки ракушки раздвигают возле себя песок. Стены провала сходились под острым углом приблизительно на пятидесятиметровой глубине. Но сходились не до конца, а образовывали на дне узкую щель, в которую и канули бесследно два озера. Спущенный в провал исследовательский кибермодуль определил, что каменные пласты под грунтом тоже подверглись странному затвердеванию, а глубина щели не поддается зондированию. Ни акустическому, ни осуществленному посредством лазерного дальномера.
Последнее обстоятельство вогнало ученых в очередное замешательство. Согласно высокоточным измерительным приборам, провал являлся бездонным. Разве только сигналы сканеров искажались той глубинной аномалией, которая оставила свой отпечаток на склонах трещины. Эта невероятная теория, как ни странно, больше походила на правду, пусть и не имела в настоящий момент научного подтверждения.
Пока исследователи подготавливали к отправке в щель другой киберразведчик, способный проникать в более узкие разломы, пришло известие, что в Кудряшовском и прилегающих к нему районах резко понизился уровень грунтовых вод. Это явление уже вписывалось в рамки сегодняшнего катаклизма, хотя его причина продолжала оставаться загадкой. Сейсмические датчики не регистрировали новых подземных колебаний, но власти все равно распорядились от греха подальше эвакуировать жителей ближайших к трещине кварталов. Что и было сделано к вечеру этого же дня – фактической даты начала гибели Новосибирска, тогда еще не подозревающего, что ждет его уже через месяц.
Не прошло и минуты, как связь с отправленным в провал электронным разведчиком оборвалась безо всякой очевидной причины. Вдобавок автопилот «умного» кибермодуля не доставил его обратно, а снабдить на всякий случай автономную технику страховочным тросом никто не догадался. Стесненные из-за Кризиса в средствах ученые сибирского института Геологии и Геофизики взялись спорить, нужно ли рисковать еще одним кибермодулем, если потерю этого им компенсируют в лучшем случае только в будущем году. Спор разрешился в пользу тех, кто настаивал на продолжении исследований. Но, увы, правы в итоге оказались пессимисты. Судьба второго разведчика в точности повторила судьбу первого, несмотря на то, что теперь он был оснащен дополнительной страховкой. Как назло, при подъеме отказавшего оборудования оно зацепилось за стену разлома и трос попросту лопнул.
Единственным достигнутым ценою этих жертв результатом стали две короткие видеозаписи, которые кибермодули успели передать на операторский пульт. На них было зафиксировано, как на глубине около ста метров разведчики погружаются в облако густого тумана, после чего с каждым из них и пропала связь. Без сомнений, эта летучая субстанция и вызвала поломку оборудования. А, стало быть, имелись все основания считать ее агрессивной.
Дабы не жертвовать больше дорогостоящей техникой, ученые решили произвести забор непонятного газа по старинке: при помощи обычной помпы. Но и это не помогло. Опущенный в разлом длинный шланг качал вполне обычный для той среды воздух, без каких-либо вредоносных примесей, до тех пор, пока руководителю научной группы это не надоело и он не приказал выключить насос. В прикрепленном к шлангу для страховки воздухозаборном контейнере также не оказалось ничего интересного. А вот прицепленная к нему высокопрочная и упакованная в герметичный чехол миникамера подбросила исследователям новую пищу для ума.
Запечатлев погружение шланга в туман, камера моментально вышла из строя, чем уже никого не удивила. Однако, будучи поднятой на поверхность, оказалась ничуть не поврежденной, с полностью заряженными аккумуляторами. Разве что поначалу наотрез отказывалась работать, но примерно через полчаса как ни в чем не бывало включилась и больше не артачилась. Потерпев фиаско с образцами (никто из группы так и не дал внятного объяснения этому факту), ученые вознамерились повторить любопытный эксперимент с видеокамерой. Но тут обследующие края разлома геологи наткнулись на такое, что прочие их коллеги сразу отложили работу и примчались на место очередного открытия.
От нацеленного на соседний Марусинский район южного конца трещины со скоростью около двадцати метров в час двигалась по земле удивительная аномалия. Она представляла собой ежесекундно удлиняющуюся полосу шириной в десяток шагов. Все, что оказывалось в ее пределах – грунт, мелкий мусор и пожухлая трава, – каменело так же, как до этого окаменели берега провала. Причем если тот или иной объект выступал за границы этой полосы или был выше полуметра, он «черствел» лишь частично. Эта закономерность четко прослеживалась на деревьях, чьи стволы превратились в монолит лишь у корней.
На противоположной оконечности разлома, что характерно, ничего подобного не наблюдалось.
Окаменелая тропа являлась лишь верхушкой вертикальной монолитной жилы, уходящей в землю, очевидно, на глубину разверзнутого провала. Вдобавок ко всему аномалия еще и увеличивалась в размерах! Да так быстро, что, продолжай она расти с такой же скоростью, уже через трое суток эта полоса отвердевания грозила достичь Марусинского района!
И ладно, если этим все ограничится, что само по себе уже было чревато катастрофой. Ученые уповали на лучшее, но, как люди трезвомыслящие, почти не сомневались, что наблюдают образование нового разлома. Или, точнее, прогрессирование существующего. Гигантский замок-молния – вот что напоминала трещина и двигающаяся от нее аномальная полоса. Первая, соответственно, олицетворяла собой расстегнутые половины этого замка, а вторая – ту его часть, которой еще только предстояло расстегнуться.
Но что за неведомая сила формировала в земле монолитную жилу, которая раскалывалась вдоль и становилась крепчайшей опалубкой для стен колоссальной траншеи? Все происходящее на границе Кудряшовского и Марусинского районов больше напоминало не стихийный тектонический катаклизм, а систематизированный процесс, управляемый неким высшим разумом. Вот только цели его продолжали оставаться неясными.
Худшие прогнозы ученых полностью оправдались. Через неделю Тропа Горгоны (такое неофициальное название получила растущая аномалия) протянулась на юг почти на четыре километра, углубившись на территорию Марусинского района – на тот момент полностью эвакуированного. Все это время геологи работали в три смены, пытаясь если не остановить катаклизм, то хотя бы понять его природу. Много шуму наделал эксперимент, в ходе коего поставленная на пути Тропы клетка затвердела вместе с посаженными в нее крысами. Даже привыкшим к подобному жертвоприношению во имя науки ученым было жутко глядеть на то, как испуганно верещащие грызуны на глазах превращаются в натуральные окаменелости. Благо, смертельную угрозу представлял только постоянно движущийся край аномалии. Уже в сантиметре позади него начиналась вполне безопасная зона. Иных же причин для утешения в ближайшие дни у исследователей явно не намечалось.
Теперь образование разлома протекало на порядок сокрушительнее. Четырехкилометровая трещина с грохотом распахнула свой зев средь бела дня, изуродовав лик города чудовищным шрамом, сросшимся воедино с тем, что возник неделю назад севернее. Деревья, здания и опоры ЛЭП, через которые прошла Тропа, оказались уничтоженными, когда та раскололась. Соседствующие с ней объекты либо также разрушились, либо устояли, но были засыпаны земляным валом, вновь вздыбившимся по обе стороны трещины. Несмотря на то, что ее появления ждали, без жертв не обошлось. Группа чересчур самоуверенных геологов оказалась вблизи от аномалии при ее расколе и в полном составе упала в провал. Туда же отправился армейский бронетранспортер, экипаж которого патрулировал Тропу. Солдаты решили сфотографироваться на фоне плаката, запрещающего приближаться к ней, за что и поплатились, когда начертанное позади них предупреждение сбылось именно в эту минуту.
Однако не успел новый переполох сойти на нет, а Тропа Горгоны уже двигалась дальше, взяв курс на аэропорт Толмачево.
Ширина трещины оставалась неизменной, однако ее неуемный рост вызвал шумиху не только в Новосибирске и соседних регионах, но и за рубежом. В европейских и американских научных кругах также обсуждались приходящие из Сибири сводки. А скорость движения Тропы возрастала день ото дня. И когда она перечеркнула взлетно-посадочные полосы городского аэропорта и разверзлась в третий раз, о ней, наконец, заговорил весь мир. Двенадцатикилометровый новосибирский разлом стал одной из главных тем телевизионных новостей, подлив масла в огонь всеобщей неразберихи Третьего Кризиса.
К исходу второй недели по берегам провала раскинулись мобильные лагеря геологических институтов со всей России. Вот только проку от массированного научного десанта было чуть. Еще дюжина разведывательных модулей сгинула бесследно во мраке бездны. Опыты с выходящими из строя и вновь начинающими работать электроприборами заводили в тупик всех без исключения экспериментаторов. Мощнейшие помпы выкачивали из пропасти кубометры воздуха, но вопреки законам физики газообразная субстанция упрямо не желала подниматься на поверхность. Чтобы сдвинуть исследования с мертвой точки, требовался доброволец, готовый изучить странный туман в его естественной среде. Но поскольку не подверженные кризисному настроению геологи отнюдь не стремились к самоубийству, желающих соваться в разлом не было.
Дружное нежелание рискнуть жизнью ради науки подогревалось результатами опытов над животными. Их спускали вниз и окунали в туман как в обычных клетках, так и в герметичных контейнерах. Все без исключения подопытные – от крыс до шимпанзе, – поначалу впадали в панику, но прекращали беситься, едва достигали газообразной субстанции. В таком же спокойном состоянии мохнатые первопроходцы возвращались обратно независимо от того, сколько времени они проводили под землей: часы или считаные секунды. Однако что таилось за этим молчаливым спокойствием, выяснилось на примере первого же помещенного в карантин подопытного.
Забившаяся в угол контейнера, на вид совсем не агрессивная крыса увидела тянущуюся к ней руку лаборанта и, не издав ни звука, яростно набросилась на нее, словно вступив в бой с хищником. Несмотря на прочную защитную перчатку, незадачливый исследователь лишился трех пальцев, пока не сумел стряхнуть наземь озверелого лабораторного грызуна. И, вероятно, получил бы еще множество укусов, если бы сразу не растоптал крысу каблуком.
С остальными подопытными дела обстояли похожим образом. Не проявляя поначалу признаков агрессии, они хладнокровно выжидали момент, чтобы напасть на человека. И если им это удавалось, утихомирить взбесившееся животное можно было лишь нашпиговав его пулями. Электрошок и снотворное не помогали, потому что элементарно не действовали. Помимо молчаливой, но дикой ярости, «первопроходцы» демонстрировали также полную невосприимчивость к боли и поразительную живучесть. А умирая, испускали из себя, судя по всему, облачко той самой субстанции, за образцами которой геологи безуспешно охотились вот уже две недели.
Казалось бы, теперь, когда выяснилось, как извлечь искомое из земных недр, ученые должны были наконец-то заполучить необходимые материалы. Ан нет – покинув мертвые тела зараженных животных, туман тут же уходил в землю и растворялся в ней без остатка (в те дни Душа Антея еще не переселялась из погибшего носителя в живого, предпочитая возвращаться в свою колыбель; такие переселения стали нормой лишь после образования «Кальдеры»). Задержать утекающие буквально сквозь пальцы образцы не удавалось – они проникали даже сквозь стенки абсолютно герметичных контейнеров.
Исследователей отделял всего лишь шаг от значительного научного прорыва. Но как пройти это мизерное расстояние, не представляли даже лучшие ученые умы, собравшиеся возле новосибирского разлома.
А Тропа Горгоны между тем парализовала работу аэропорта, разрубила Омский тракт, западную железнодорожную магистраль и продолжала расти по полтора, а вскоре по два километра в сутки, постепенно отклоняясь к юго-востоку – в сторону Обского моря. Планомерная эвакуация населения с прилегающих к аномалии территорий не прекращалась. Через три недели более ста тысяч горожан лишились своих жилищ. Нанесенный городу материальный ущерб исчислялся колоссальными суммами, не говоря о моральной стороне этой неординарной проблемы.
Скрыть зловещую правду не удавалось при всем желании. Чем огромнее становился разлом, тем сильнее разрасталась вокруг него шумиха. Впервые со дня своего основания Новосибирск переживал столь масштабные геологические потрясения. И ладно бы они были давно изученной и поддающейся прогнозам сейсмической катастрофой! Слухи о том, что в каждодневно расширяющейся зоне оцепления происходит нечто сверхъестественное, расползались по Новосибирску один другого немыслимее. Мало кто верил официальным заявлениям антикризисного Комитета, что он держит ситуацию под контролем. Один лишь факт, что гигантский ненасытный червь продолжает вгрызаться в город, доказывал: ни у военных, ни у ученых нет оружия против такого чудовища…
Группа академика Ефремова прибыла в Новосибирск прямиком из Мурманской области, где Лев Карлович вот уже который год вел исследования на легендарной Кольской Сверхглубокой – буровой скважине, чей возраст исчисляется полутора столетиями. Правда, более века из них бурение там не велось. Но в две тысячи сто втором году Ефремов выкупил всеми забытую геологоразведочную станцию, очистил, выровнял и укрепил главный ствол скважины и возобновил буровые работы. Запатентовав в молодости несколько прогрессивных и коммерчески востребованных изобретений, к пятидесяти годам знаменитый ученый-геолог стал мультимиллионером. После чего и решил посвятить остаток жизни изучению глубинных недр нашей планеты – занятие во времена Кризисов, мягко говоря, непопулярное.
Сегодня, когда подобный энергоемкий труд целиком возложен на механические плечи кибермодулей, Льву Карловичу приходилось значительно проще, нежели его предшественникам, работавшим на станции в конце двадцатого века. Громоздкую многокилометровую колонну труб со вращающейся на конце буровой коронкой заменила слаженная команда роботов-проходчиков, способных проложить скважину идеально прямой конфигурации независимо от того, какой твердости порода попадется на пути. Однако если сто пятьдесят лет назад об успехах Кольской Сверхглубокой был наслышан весь мир (пробурить двенадцатикилометровую скважину для техники того времени являлось ошеломляющим достижением), то свои результаты Ефремов предпочитал держать в тайне. По крайней мере, широкого доступа к его научным трудам не было ни в Интернете, ни в других публичных информационных источниках.