Аня слушала его речь с полнейшим равнодушием, а вот Ярослава Викторовна раскрыла книгу и послушно провела пальцами по толстому пористому листу, прислушиваясь к ощущениям.
– Шершавая, – улыбнулась она.
Снежко выразительно фыркнул:
– Уникальная бумага! Причем, явно привозная. В Лондоне, где печатался сборник, такую не делали. – Он еще бросил оценивающий взгляд на раскрытую книгу. – Возможно, испанская, но точно утверждать не берусь. Очень похоже, что бумага сделана на заказ, маленькой партией.
– А это почему? – поинтересовалась Яся.
– Главным образом, из-за водяных знаков. Вот, посмотрите на свет. – Он осторожно поднял книгу напротив окна и показал поочередно несколько страниц. – Их тут несколько вариантов. Некоторые я встречал и раньше, но два-три определенно вижу впервые. Например, вот этот.
Анна инстинктивно посмотрела на проступивший сквозь бумажные волокна силуэт восходящего солнца.
– Хорошо, что не профиль Ленина, – пробормотала она. – А что, водяные знаки – большая редкость?
– Да нет, тогда это было принято, и даже модно. Кроме того, в шестнадцатом веке книги приравнивались к предметам роскоши и были редкостью. То, что печаталось, печаталось на совесть. Книги стоили так дорого, что их хранили, берегли и даже передавали по наследству, упоминая в завещании.
– Это что, шутка? – вскинула брови Анна.
– Нет, он не шутит. – Яся покачала головой и добавила с оттенком разочарования в голосе: – Жаль, что тут не за что зацепиться.
– Вы меня не так поняли! – рассердился Снежко. – Водяные знаки в самом деле не редкость, а скорее правило, но это смотря какие! Звезда, солнце, сетка – мотивы совершенно обычные. Но Голубя я никогда не видел. И уж совсем необычно выглядит единорог. Он попросту уникален.
– В любом случае это всего лишь картинки, – перебила Анна сердито. – Нурия в этом не разбиралась и изучение бумаги не поможет нам понять, куда она пропала и почему. Может, займемся, наконец, содержанием книги? Кстати, мне все меньше нравится слово «жертва» в ее заглавии.
– Спокойно, малышка, это всего лишь метафора, – подмигнул ей Саша. Он позаимствовал третий стул, плюхнулся на него, пододвинул сборник поближе и открыл его на нужной странице. – Вот она, ваша поэма «Феникс и Голубка». – Он ткнул пальцем в заглавие, набранное витиеватым жирным шрифтом. – Страницы 170-172. Прошу любить и жаловать. Прочтете сами или перевести?
– Обойдемся, – отрезала девушка, уткнувшись в книгу. – Черт знает что! – воскликнула она через несколько минут.
– Ты чего ругаешься? – зашикала на нее Яся.
– Ты была права. При дословном переводе смысл поэмы совершенно меняется. Вот, – она достала из сумочки слегка помятый листок, вырванный из тетради, исписанный мелким почерком, – если хотите, сравните сами. Я на всякий случай переписала текст в переводе Левика.
Яся и Саша склонились над книгой. Некоторое время царило молчание, потом Яся сказала:
– Наверное, нужно записать и второй вариант. Так будет легче сравнивать.
Анна кивнула и быстро разорвала тетрадный лист пополам. Исписанную часть отложила, а чистую положила перед собой. Снежко подал ей ручку. Противники заключили временный пакт о ненападении.
Первые три четверостишия девушка записала по памяти, они намертво врезались в ее мозг. Остальное они перевели совместными усилиями. Поставив последнюю строчку, Анна вполголоса зачитала полученное:
– А что означает слово «антифон»? – поинтересовалась Яся.
– Это когда церковный хор начинает петь по очереди, то одна половина, то другая, – снисходительно пояснил Снежко. Читай дальше.
На этот раз вопрос задала сама Анна:
– Что значит «никакого разделения»? Сиамские близнецы, что ли? Это уже просто извращение какое-то! – возмутилась она.
– Не извращение, а метафора. Это Шекспир, детка! Да вы лапоть, барышня, – съязвил Саша.
– Сам ты валенок! – отбрила Аня сердито. – А метафора эта – дурацкая.
Тем не менее она продолжила чтение перевода:
– Стоп, стоп, стоп! – замахал руками Саша. – Тут какая-то ошибка! Ты уверена, что правильно перевела?
– Ты вроде бы тоже в этом участвовал, – парировала Анна. – А в чем дело?
– В том, что у Левика Голубка – женского рода. Мужчина – Феникс, а у тебя все наоборот.
– Ничего не наоборот! – Анна сверилась с нужной строкой в книге. – Сам смотри. У твоего великого Шекспира Голубь является кавалером, а Феникс – его дамой. Цитирую дословно: «Twixt the turtle and his queen». Слово «Queen» тебе переведет даже пятиклассник сельской школы. Оно обозначает «Королева». А это, сам понимаешь, женщина.
– Действительно, – почесал в затылке Саша. – Как же раньше никто не заметил?
Анна выразительно хмыкнула, но воздержалась от комментариев. Успех вдохновил ее, и она продолжала читать уже бодрее.
– Обыватели всегда приходят в ужас по любому поводу, – не удержался от комментария Саша, – но воспитанный Левик почему-то об этом скромно умолчал.
Аня закончила строфу, игнорируя его замечание:
– Дальше идет собственно Плач, который имеет столь же мало общего с вариантом господина Левика, как и все остальное, – автоматически пояснила Анна.
– Знаете, почему-то в дословном переводе вся эта история совсем не похожа на – как ты сказал? – метафору, – призналась Анна. – По-моему, это самый настоящий некролог, где настоящие имена скрыты под птичьими масками.
– Это абсолютно бездоказательно! – возмутился Снежко. – С чего ты взяла?
– Фу, какое занудство! – сморщила носик Анна. – Я догадалась.
– Она догадалась! – по-бабьи всплеснул руками Саша. – Как мило! Ей не нужны доказательства, мотивы, причины. В этом вся беда! Женщина не ищет доказательств. Она догадывается!
– А большой и сильный мужчина обязан приложить для того же самого титанические усилия своего ума, да?
– Естественно.
– По-моему, Аня не так уж далека от истины, – не дала разгореться драке Ярослава Викторовна. – Очень похоже, что Шекспир имел в виду совершенно конкретную супружескую пару…
– Которая жила в сознательно-целомудренном браке и одновременно отошла в мир иной, сгорев на костре? – закончил за нее Саша. – Вы правда в это верите? Я лично – нет!
– Ну и дурак, – просто сказала Анна. – Твой великолепный сарказм основан на столь же великолепном самомнении. Как же, великий специалист снизошел до того, чтобы согласиться с простым смертным, да еще и с женщиной! Позор! Знаешь, Саша, я никак не могу решить для себя: ты кто? Гений или полный тупица?
Глаза парня начали наливаться кровью, но Яся и в этот раз не дала им перейти в рукопашную.
– Давайте лучше попробуем подумать, какие ассоциации вызывают эти птичьи клички, – предложила она. – Вот, например, орел, почти в открытую назван королем. Давайте оставим это как версию. Лебедь, скорее всего, действительно священник – непременный участник погребальной церемонии того времени. Думаю, эту птицу выбрали из-за того, что по легенде лебедь, предчувствуя свою смерть, поет в первый и последний раз в жизни. В тексте поэмы об этом сказано прямо.
– А кто тогда Ворон? Или, того хуже, «визгливый посланец дьявола»? – мрачно спросил Саша. – Есть версии?
Аня и Яся молчали.
– Я и не говорила, что будет легко. Просто эти аналогии – наша единственная ниточка к пониманию действительной ценности поэмы, – пожала плечами Ярослава Викторовна. – Мы можем попытаться проследить связь птичьих имен с реальными историческими личностями и выяснить, о ком идет речь. Подбирая клички, Шекспир наверняка исходил из личных качеств тех, кто скрывался под маской. То, что лежит на поверхности, только подтверждает это.
– Если следовать вашей логике, – не желал сдаваться Снежко, – то имя Феникс вообще не имеет никакого смысла.