Часть первая
Глава I. Приготовление к путешествию
Определение начальника экспедиции. – Покупка кораблей в Англии. – Назначение посольства в Японию. – Прибытие кораблей в Кронштадт. – Вооружение их. – Посещение его и. в. – Выход кораблей на рейд. – Роспись астрономических и физических инструментов. – Имена офицеров. – Посещение министром торговли и товарищем министра морских сил перед самым отходом кораблей. – Последовавшие перемены. – Именной список всех служителей
В 1802 г., августа 7-го дня, определен я был начальником над двумя кораблями, которые назначено было отправить в Камчатку и к северо-западным берегам Америки. Предполагаемо было отправить сию экспедицию в сем же году, чего, однако ж, произвести в действие было не можно. Быв уверен, что кораблей, на таковой конец годных, не только совсем не было, но и сыскать их в России нельзя, почитал я предприятие сие невозможным, хотя для отвращения сего препятствия думал послать грузы в Гамбург и там купить корабли; но как надлежало в таком случае весьма спешить и покупкою и нагрузкою кораблей и при всем том нельзя было отправиться прежде октября или ноября, то счел я за необходимо нужное представить о всех вредных следствиях, какие могут произойти от позднего отправления и поспешной покупки кораблей, от благонадежности которых должен зависеть успех экспедиции, тем более что я имел намерение идти около мыса Горна, к которому, по выходе из Гамбурга в октябре или ноябре месяцах, следовало прийти в самое худое время года. Представление сие было уважено, и отправление отложено до другого лета.
Адмирал Иван Фёдорович Крузенштерн (1770-1846)
Выбор начальника другого корабля предоставлен был моей воле. Я избрал капитан-лейтенанта Лисянского, отличного морского офицера, служившего со мною вместе во время последней войны в английском флоте и уже бывшего в Америке и Ост-Индии, почему я и имел случай узнать его. Путешествие наше долженствовало быть продолжительно, и для благополучного окончания оного требовалось общей ревности, всегдашнего единодушия, честных и беспристрастных поступков. Противное сему могло бы подвергнуть нас многим весьма неприятным, а может быть, и бедственным приключениям, тем более что вся экспедиция хотя и состояла из людей военных, однако была не совсем военною, но частию и коммерческою. Таковые причины налагали на меня обязанность избрать начальником другого корабля человека беспристрастного, послушного, усердного к общей пользе. Таковым признал я капитан-лейтенанта Лисянского, имевшего как о морях, по коим нам плыть надлежало, так и о морской астрономии в нынешнем усовершенствованном ее состоянии достаточные познания.
Капитан 1-го ранга Лисянский Юрий Федорович (1773 – 1837)
Счастливый исход путешествия зависел от верной на хорошие корабли надежды, почему необходимость требовала поступить при покупке оных с величайшей осторожностью. Для сего капитан-лейтенант Лисянский вместе с корабельным мастером Разумовым, молодым, знающим человеком, отправлены были в сентябре месяце в Гамбург в надежде найти там удобные для сего путешествия корабли, каковых, однако ж, они по прибытии в сей город отыскать не могли. Итак, не теряя времени, поспешили в Лондон, как такое место, в котором уже с достоверностью найти их уповали; но и там находили покупку сию не весьма легкой. Наконец получено в С.-Петербурге известие, что куплены ими в Лондоне два корабля, за которые заплачено 17 000, да за исправление их еще 5000 фунтов стерлингов; один в 450 т, трехлетний; другой в 370 т, пятнадцатимесячный. Первому дано имя «Надежда», второму – «Нева».
В январе 1803 г. оставил я Ревель, тогдашнее место моего пребывания, и отправился в С.-Петербург, дабы самому лично находиться для приготовления нужных вещей к путешествию. По прибытии моем в сей город узнал я о новом расположении. Его и. в. представлено было, что при сем путешествии может быть весьма удобным посольство в Японию. В 1792 г. во время царствования Екатерины II таковое же посольство было предприемлемо, но некоторые обстоятельства много намерению сему повредили. Во-первых, грамота к японскому императору написана была не от самой императрицы, но от сибирского ее наместника. Во-вторых, российское с посольством судно пришло тогда не прямо в Нагасаки, единственное место, определенное для кораблей иностранных, но остановилось в гавани острова Иессо.
Шлюп «Нева»
Шлюп «Надежда»
Сии два обстоятельства крайне огорчили высокомерного японского монарха. Сверх того, и выбор лица, которому препоручено было исполнение сего важного предприятия, оказался неудачным. Лаксман был человек мало способный к уловкам, могшим приобресть доверенность от державы завистливой и подозрительной. Но, невзирая на то, японцы приняли его хорошо, и он привез с собою письменное позволение, состоявшее в том, что один российский корабль может ежегодно приходить для торговли в Нагасаки, но только в одно сие место и притом в безоружном состоянии; в противном случае корабль и люди будут удержаны как пленные.
Десять лет прошло; но Россия не воспользовалась таким позволением. Ныне, когда особенно стали помышлять о распространении торговли, казалось, наступило удобное время испытать, не можно ли вступить в торговый союз с Японией. Для произведения сего в действие назначили посланником действительного статского советника Резанова. Собрание, бывшее по сему предмету[18], рассуждало, что отправляемое на сих судах посольство задержит возвращение оных целым годом долее, а чрез сие торговые выгоды понести могут немаловажный ущерб.
Государь, дабы не причинить коммерции сего убытка, принял один корабль на свое полное содержание с предоставлением притом компании права нагрузить оный товарами настолько, сколько удобность позволять будет. Сие благоволение монарха достаточно вознаградило предполагаемые Американскою компанией убытки. Выше сказано, что одному кораблю только позволено приходить в Нагасаки. Итак, положено кораблям разлучиться у острова Сандвича, откуда «Надежда» долженствовала идти прямо в Японию; по совершению же дел посольственных – на зимование или в Камчатку, или к острову Кадьяку; «Нева» же – прямо к берегам Америки, а оттуда на зимование к Кадьяку. Следующим потом летом оба корабля, соответственно первому предположению, нагрузясь товарами, должны были отправиться в Кантон, а из оного в Россию.
По распоряжении всего, таким образом, утвержден был Резанов в звании чрезвычайного к японскому двору посланника и пожалован камергером и орденом Св. Анны 1-й степени. Американская компания уполномочила его в учреждении лучшего управления селениями на островах и на берегу Америки и вообще к заведению, что к выгодам компании способствовать может. Для императора Японии и его вельмож готовились богатые подарки. Между тем, дабы более надеяться на хороший прием в Нагасаки, послали в Иркутск за теми японцами, которые, по претерпении кораблекрушения в 1793 г. у островов Алеутских, находились там с 1797 г.; к сему приглашены были из них только не принявшие христианской веры и желавшие возвратиться в свое отечество. Также, дабы придать посольству более блеска, позволено было посланнику взять с собою несколько молодых благовоспитанных особ в качестве кавалеров посольства.
По удовольствовании свитою, состоящею из молодых путешественников, любопытствующих видеть свет и отправляющихся на казенном содержании, оставалось пожелать и таких долговременно упражнявшихся в науках людей, которые могли бы в путешествии сем собрать более полезных примечаний. Сего ради представил я графу Румянцеву, чтобы пригласить к сему путешествию искусного астронома, который тем более нужен, что Южное полушарие редко посещаемо было астрономами и что там к усовершенствованию как сей науки, так и физики могут открыться важные предметы.
Сей министр, оказывающий всегда усердие к пользе и славе отечества, обрадовал меня скорым своим на то согласием и взялся немедленно доложить о том государю, которого отеческое попечение не позволяло уже мне в исполнении моего желания сомневаться. Скоро потом граф Румянцев написал к славному астроному Зеебергской обсерватории, от коего по кратком времени получил ответ, что ученик его астроном Горпер, уроженец швейцарский, решился предпринять с нами путешествие. Да позволено будет мне изъявить здесь благодарность достойному наставнику сего астронома, бывшего мне таким спутником, которого дружеством я могу хвалиться. Прошедшею осенью еще приглашен также был к сему путешествию естествоиспытатель, доктор Тилезиус из Лейпцига. Сверх того, назначили двух живописцев Академии художеств, из которых один, по недостатку на корабле места, должен был остаться.
В 5-й день июня 1803 г. прибыли купленные корабли из Англии в Кронштадт; я немедленно поспешил туда из С.-Петербурга для их осмотра и нашел оба как в рассуждении построения, так и внутреннего расположения их в хорошей исправности. Посланник Резанов желал находиться на моем корабле, и как он имел при себе немалую свиту, то и надлежало мне избрать для себя корабль «Надежду», превосходивший «Неву» величиною. По точнейшем осмотрении корабля моего нашел я нужным переменить на нем две мачты и весь такелаж, что стоило нам многих трудов и времени. Без ревностного содействия и пособия капитан-командора Мясоедова, бывшего тогда капитаном над портом, и помощника его, капитана Быченского, долго не мог бы я окончить сей работы. Обязанность требует изъявить им здесь мою благодарность.
Июля 6-го дня отдал я приказ вывести корабли на Кронштадтский рейд, в чаянии через несколько дней отправиться в путь; но прежде путешествия нашего имели мы счастье увидеть в Кронштадте государя императора, прибывшего туда с намерением обозреть те корабли, которые в первый раз понесут российский флаг около света. Такое происшествие, последовавшее через целое столетие от начала преобразования России, предоставлено было царствованию Александра I. Его величество изволил со шлюпки сойти прямо на корабли наши. Он обозрел все с величайшим вниманием и был доволен добротою как кораблей, так и разных вещей, привезенных для путешествия из Англии; благоволил разговаривать с корабельными начальниками и с удовольствием смотрел несколько времени на работу, которая тогда на кораблях производилась.
Я особенно почитаю себя счастливым, что имел удобный случай принести государю императору всеподданнейшую мою благодарность за оказанные мне милости; ибо незадолго пред сим благоволил он пожаловать жене моей на 12 лет с одной деревни доходы, составляющие ежегодно около 1500 рублей, чтобы, по собственному его величества изречению, обезопасить благосостояние жены моей во время продолжительного и неизвестности подверженного отсутствия ее мужа. Сие неожиданное благодеяние было столь для меня лестно, что я чувствовал цену оного более, нежели когда бы то пожаловано было собственно мне.
Капитан-лейтенант Лисянский, купивший, как выше сказано, корабли в Лондоне, привез с собой оттуда и все необходимо нужные для путешествия английские вещи. Между ними находились: знатный запас лучших противоцинготных средств, как то: похлебочный, солодовый и еловый экстракт, сушеные дрожжи и горчица; сверх того, лучшие лекарства, купленные по доставленной ему в Англию росписи, сделанной корабля моего доктором Эспенбергом…[19]
Не совсем почитаю я излишним сказать здесь нечто вообще о приготовлении кораблей наших к походу. Оно было первое такого рода России, а потому многое заслуживает быть известным, хотя и не для каждого читателя будет то равно стоящим внимания. Выбор всех для корабля моего офицеров и матросов был предоставлен мне совершенно; и так избраны мною: первым, лейтенант и кавалер Ратманов. Он служил в сем чине 13 лет, из коих 10 сам был начальником военного судна, и в последнюю войну против французов, за отличную храбрость и деятельность, награжден был орденом Св. Анны 2-й степени. Вторым, лейтенант Ромберг, служивший в 1801 г. под начальством моим на фрегате «Нарве», где и имел я случай узнать его достоинство. Третьим, лейтенант Головачев; сего назначил я, не знав его вовсе, а единственно потому, что похваляем был всеми.
Он был офицер весьма искусный, и я во все путешествие в выборе его не раскаивался, даже до того несчастного с ним приключения, которое последовало на возвратном пути нашем в бытность на острове Св. Елены. Четвертым, лейтенант Левенштерн, находившийся прежде шесть лет в Англии и Средиземном море под начальством адмиралов Ханыкова, Ушакова и Карцова. Он, по окончании войны, желая получить сведения о мореходстве чужих держав, вышел незадолго перед сим в отставку и отправился во Францию для вступления там в службу, откуда, услышав о моем путешествии, поспешил обратно в Россию и в Берлине нашел уже отправленное от меня к нему приглашение. Мичман Беллинсгаузен, которого избрал я, не знав его прежде лично, так же как и лейтенанта Головачева, но отзыв других о хороших его знаниях и искусстве в разных до мореплавания относящихся предметах был тому причиною.
Врачом для корабля моего избрал я доктора медицины Эспенберга, человека в науке своей весьма искусного, опытного и бывшего уже с давнего времени моим приятелем[20]. Известный Коцебу[21], желая, чтобы оба его сына, воспитавшиеся в Первом шляхетном кадетском корпусе, могли воспользоваться сим путешествием и чтобы они находились на моем корабле, просил о том высочайшего соизволения, в котором и не было ему отказано. Как ни прискорбно было Коцебу разлучиться со своими сыновьями столь молодых лет, но следствия разлуки с избытком вознаградили сие его пожертвование, ибо путешествие сие было для них весьма полезно; они возвратились благополучно к своим родителям, обогатив ум свой новыми познаниями.
Команда корабля моего состояла из 52 человек, между коими находилось 30 матросов, молодых, здоровых, явившихся ко мне охотою еще при начале предположенной экспедиции.
Пред самым отходом кораблей нашел, однако, я нужным двух из них оставить, потому что у одного оказались признаки цинги, другой же, за 4 месяца перед тем женившийся, сокрушаясь о предстоящей с женой разлукой, впал в глубокую задумчивость. Хотя и обеспечил я жену сего последнего, выдав ей наперед полное его годовое жалование, в 120 рублях состоявшее, и хотя он действительно был здоров, однако, невзирая на то, не хотел я взять с собою человека, в коем приметно было уныние, ибо думал, что спокойный и веселый дух в таком путешествии столько же нужен, как и здоровье, а потому и не следовало делать принуждения.
Каждый из матросов снабжен был достаточно бельем и платьем, выписанными большей частью из Англии; для каждого из них приказал я заготовить тюфяки, подушки, простыни и одеяла; сверх того, для большей благонадежности, еще запасное белье и платье. Корабельная провизия была вообще самая лучшая. Приготовленные в С.-Петербуге белые сухари не повредились через целых два года. Солонина взята была мною с. – петербургская и гамбургская; первая оказалась отменной доброты, так что чрез все время путешествия не повредилась нисколько. Поелику это был первый опыт, что мясо, посоленное российской солью, через три года пребывания во всех климатах осталось неповрежденным, то признательность требует, чтобы имя приготовлявшего оное было известно. Это был Обломков, санкт-петербургский купец третьей гильдии.