– Леша, хватит! Я больше не могу об этом слышать. Ты произносишь «Крымов», а мне кажется, что сейчас откроется дверь и я увижу его… Он жив! Такие, как он, не исчезают просто так. Он не такой человек, чтобы его сбила машина или подстрелила шальная пуля. Он если и погиб, то только потому, что сунулся в опасное предприятие, где замешаны ну очень большие деньги…
– В жизни бывает все.
– Я могу рассчитывать на твою помощь в расследовании дела Бродягиной?
– Конечно.
– Вот и хорошо. А сейчас мне пора. Навещу еще раз Александру Ивановну и задам ей несколько вопросов…
Уже позже Юля вспомнила, что так и не поговорила с Лешей о машине.
* * *
– Почему вы не сказали мне, что ваша дочь была любовницей отца Кирилла, которого убили чуть раньше? Вы что же, думали, что такого рода информация не достигнет моих ушей или что это неважно для расследования? – обрушилась Юля на Александру Ивановну прямо с порога.
– Хотите чаю? – вместо ответа предложила та. – Не сердитесь на меня, но я же предупредила вас, что не знаю, с кем именно встречалась моя дочь. Это лишь догадки. Отец Кирилл бывал у нас, они подолгу беседовали с Мариной, но я понимала их общение как желание Мариночки очиститься от грехов…
– Вы шутите? Разве вам не известно, что фотографию обнаженной Марины нашли в доме отца Кирилла и что его жена Тамара об этом прекрасно знала…
– Это еще надо доказать. То, что такие фотографии существовали, я знала. Но не от Тамары и не от кого-нибудь постороннего, а просто знала, и все. Я наткнулась на них случайно, когда прибиралась в комнате Марины. Думаю, эти фотографии были причиной ее раздражения, когда она заставала меня в своей комнате.
– Вы не могли бы показать мне их?
– Но зачем?
– А вы не понимаете? Вы думаете, что мне доставляет удовольствие разглядывать голых женщин? По этим фото можно определить, где именно производилась съемка – на чьей квартире…
– Понимаю… – Бродягина принесла черный пакет и высыпала оттуда снимки.
Это была коллекция, содержавшая фотографии самого разного происхождения: были здесь и профессиональные, классные работы, выполненные в цвете отличной аппаратурой и на дорогой бумаге, а были и любительские, черно-белые, напоминающие дешевую порнографию. Но что бросалось в глаза – это грустное и одухотворенное лицо Марины Бродягиной, какие бы бесстыдные позы она ни принимала. Очевидно, ее красивое гибкое тело настолько привлекало внимание окружающих мужчин, что они просто считали своим долгом запечатлеть эти восхитительные формы на фотобумаге, чтобы впоследствии оставить их себе на память. Своеобразный элемент собственничества, присущий всем мужчинам без исключения…
– Какое несоответствие лица и тела! – вырвалось у Юли, и ей даже стало неловко от своих слов.
– Я вот тоже думаю: зачем ей все это было нужно? С таким лицом следовало бы позировать иконописцам, а не бесстыжим фотографам-бабникам… И я не думаю, что она зарабатывала деньги, снимаясь голышом. Не те деньги, – прозвучала эта преисполненная практицизма фраза матери.
– Может, вы мне все-таки расскажете, зачем к вам приходил отец Кирилл?
– Они беседовали, – тихо ответила Бродягина, стараясь не смотреть Юле в глаза.
– А когда вас не было дома?
– Я однажды пришла – их уже не было, но когда вошла в комнату, то увидела, что постель смята, на подушке длинный черный с проседью волос, он бросился в глаза… А на столе, среди этих дурацких коробок… золотой крест… ЕГО крест, понимаете?
– Выходит, он забыл его?
– Забыл, конечно. Потому что уже на следующий день он пришел к нам вечером и крест был на нем… И тогда я догадалась, что он раздевался, а крест ему мешал. Раздевался, как же иначе… Но ведь это был человек достойный, хорошо известный не только в нашем городе. Бес его попутал…
– Не бес, а ваша дочь. И я даже не удивлюсь, если окажется, что человек, убивший отца Кирилла, убил и Марину. А причина одна – ревность. И мне кажется, что я сумею это доказать, мне бы только очертить круг ее знакомых. И начну я с фирмы, где она работала. А вы, Александра Ивановна, на будущее – не скрывайте от меня ничего, что может пригодиться в работе. Мне было неприятно узнавать о связи вашей дочери с отцом Кириллом не от вас. Мы должны помогать друг другу, не так ли? Тем более что цель у нас, по-моему, общая.
От Бродягиной Юля поехала на станцию техобслуживания – ту самую, на территории которой обнаружили тело Марины. Разыскала человека, первым увидевшего труп. Это был автослесарь по фамилии Михалев. Маленький, глазастый, в промасленном комбинезоне, он охотно отвечал на вопросы Юли, представившейся адвокатом матери потерпевшей. Будь он поумнее, он бы задал себе вопрос, а при чем здесь, собственно, адвокат, если речь идет о том, в каком именно месте лежал труп и в какое время он был обнаружен, но автослесарь дружил в основном с железками, поэтому весь выложился, чтобы поразить своим остроумием понравившуюся ему молоденькую адвокатессу. Он с подробностями рассказывал (а точнее, пересказывал, как заученную байку) о том, какого страха он натерпелся в то утро, второго марта, когда на пригорке позади гаража наткнулся на труп девушки, «хорошо и богато одетой, да к тому же еще и увешанной, как новогодняя елка, золотыми побрякушками». Михалев упивался сознанием своей честности – ведь не пропало ни одного колечка, ни одной сережечки с трупа несчастной… Больше того, рядом с телом лежала сумочка, в которой было кольцо, но только большое, мужское, и деньги…
– Много денег?
– Много, конечно, сто баксов и около тысячи рублей плюс…
– … плюс портмоне из телячьей кожи, в котором было что?.. – Юля действовала наобум, предполагая, что у такой состоятельной дамочки, какой была Бродягина, деньги наверняка хранились в приличном кошельке, стоимость которого, возможно, превышала количество находящихся в нем денег. И если не пропали деньги (а Михалев мог просто-напросто побояться присвоить их в силу своего характера и, возможно даже, порядочности; почему бы и нет?), то уж позариться на красивую вещицу, о которой никто и никогда не вспомнит, он мог запросто – не деньги же.
– Вам и это известно? – Михалев густо покраснел. – Но ведь я отдал все деньги до копеечки, а портмоне, действительно, оставил себе… – он перешел на шепот. – Вы уж никому не говорите, а, не позорьте меня… Но денег я не брал.
– В портмоне была фотография?
– Да, была, но откуда вам это известно?
– Я бы на вашем месте не задавала подобных вопросов. Где снимок?
– С собой… Я ребятам показывал… красивая девушка… – И в руке автослесаря появилась маленькая фотография с изображением обнаженной Марины.
– Да уж, хорошая работа… – Юля и сама не без интереса рассматривала снимок, где фоном служил натянутый за спиной девушки сине-желтый павлово-посадский роскошный платок с золотистыми кистями. – Где же так хорошо снимают?
– Да я уже не первую девушку вижу на фоне этого платка, – осмелев, сообщил Михалев. – Думаю, это на проспекте Ленина в мастерской ребята работают.
– А почему именно там? Ты знаком с фотографами?
– Да потому что, во-первых, это самая лучшая фотомастерская, а во-вторых, платки эти дорогие, а у них через стенку магазин «Сувениры», где вся витрина этими платками увешана…
– Резонно. Так где портмоне?
– Жене отдал.
– Понятно. А что вы, Михалев, собственно, делали за гаражом в столь ранний час? Может, это вы девушку и… того…
Но автослесарь не оценил ее черный юмор. Перепуганный насмерть, он поклялся вернуть в милицию портмоне и во всем сознаться. Однако разговор закончился самым неожиданным образом: за Юлино молчание Михалев взялся привести ее машину в порядок, причем до завтрашнего утра, к тому же работать обещал для удобства хозяйки прямо в ее гараже, куда он сам же с ней и отправился на такси, прихватив все необходимые инструменты.
– Так что вы делали за гаражом? – повторила она свой вопрос уже в машине. – Да еще и в такой ранний час?
Он ответил ей на ухо.
«Так я и думала…»
* * *
Доверив Михалеву свою машину, Юля позвонила Чайкину и успокоила его, сказав, что нашла слесаря, а он может и дальше потрошить трупы.
– Вот как приведет в порядок, так сразу же и поеду в коттедж к Крымову, – сказала она скорее даже для себя, чем для Чайкина.
– Меня с собой возьмешь?
– Если у тебя найдется свободная минутка.
– А сейчас куда?
– Надо заняться телефоном, мне без мобильника не справиться. Пусть это займет какое-то время, но мне будет проще… Сейчас заеду на станцию, оформлю документы, а пока они будут трудиться в этом направлении, навещу одну фирмочку, где работала Бродягина.
Фирма «Фарма-Инвест» располагалась неподалеку от цирка, в центре города, и представляла собой большой офис в отреставрированном старинном особнячке, напоминавшем внешним видом – башенками, купеческими архитектурными излишествами, припахивающими безвкусицей, – шоколадный торт.
Ее остановили уже на крыльце. Бритоголовое животное, запакованное в камуфляжную форму, прорычало что-то о пропуске. Разозлившись на весь мир за то, что город наводнили такие мордовороты, Юля вдруг поняла, что за эти пару дней в своем родном городе стала как будто сильнее.
– Я адвокат Земцова, занимаюсь расследованием убийства вашей бывшей сотрудницы Марины Бродягиной, – она сунула под нос зеленому чудовищу с низким лбом и маленькими глазками свое адвокатское удостоверение (показывать удостоверение частного детектива крымовского агентства она не рискнула, поскольку самого агентства как будто не существовало) и едва не обозвала его так и рвавшимся наружу грязным и унизительным словцом – настолько он был ей неприятен.
Охранник, продолжением руки которого оказался телефон, позвонил и доложил своему шефу о визите адвоката, после чего Юля беспрепятственно прошла внутрь здания и оказалась в тихом, заставленном кадками с тропическими растениями просторном холле с дверями, на которых сверкали новенькие таблички с золотыми буквами «Приемная», «Заместитель генерального директора»…
В приемной за столом сидела девочка-секретарша – хрупкое создание с хорошими внешними данными, тянущими на «Мисс Губернию», и приветливым милым личиком. Узнав, кто перед ней, Лариса, так звали секретаршу, даже встала, чтобы встретить адвоката, занимающегося «расследованием убийства Марины».
Мало кто знает, что адвокаты в нашей стране не занимаются расследованием убийств, нет у них на это прав и соответствующих разрешений, с помощью которых они могли бы проникать туда, куда позволено входить следователям прокуратуры, оперуполномоченным уголовного розыска или даже обычным милиционерам. Лишенные права действовать в полной мере в интересах своих клиентов, адвокаты ограничиваются лишь изучением дела (документы даются им для работы строго в отведенных для этого местах и лишь в присутствии представителя правоохранительных органов, чтобы адвокат мог сделать необходимые ему выписки), на основании которого и строят впоследствии свою защиту.
– Лариса, я понимаю, что у вас уже были представители прокуратуры, люди из уголовного розыска…
– Да, это правда, были, все расспрашивали, но ведь убийцу так и не нашли?
– Не нашли. Вы не могли бы мне ответить на несколько вопросов, даже если они покажутся вам странными?..
– Не знаю… Смотря о чем вы хотите со мной поговорить, – вышколенная секретарша, видимо, очень боялась потерять свое место, если говорила с такой осторожностью.
– Чем занимается ваша фирма?
– Лекарствами.
– Ваш шеф молод?
– Андрей Викторович – молодой мужчина, ему примерно тридцать пять лет.
– Марина Бродягина работала переводчицей в вашей фирме. Скажите, а что она переводила?
Последовала пауза. Лариса оглянулась, словно проверяя, не подслушивают ли ее, после чего тихо ответила:
– Да ничего она не переводила. И очень странно, что меня об этом никто из приходивших сюда по ее душу людей не спрашивал…
– А чем же она здесь занималась?
– Ничем. Она вообще бывала здесь крайне редко. Иностранных делегаций у нас здесь отродясь не было, поэтому переводчицей ей здесь поработать все равно бы не пришлось, а что касается инструкций к лекарственным препаратам, так они все шли уже с готовым переводом на русский…
– Она была любовницей Андрея Викторовича?
– Все предполагают это, но никто ничего не знает конкретно. Она даже за зарплатой не приходила, хотя в штате числилась.
– Вы не могли бы описать хотя бы один день, когда она появлялась здесь. Что она делала, с кем общалась, о чем говорила?..
– Ни с кем не общалась, заходила лишь к Андрею Викторовичу, но они никогда не запирались, если вы это имеете в виду… Я сколько раз приходила к нему, приносила документы на подпись; войду: они сидят друг напротив друга и о чем-то тихо беседуют. Иногда она приходила с одним человеком, очень важным господином – Берестовым Игорем Николаевичем.
– Депутатом?..
– Да, он теперь в Думе, в Москве, но когда приезжает в С., всегда навещает нашего Андрея Викторовича.
– А какие у вас отношения были с Мариной Бродягиной? Что вы вообще можете рассказать о ней как о человеке?
– Она раздражала меня. Всем. Прежде всего своей высокомерностью и манерами, унижающими человека. Ко мне лично она относилась хуже, чем к уборщице…
– В чем это выражалось?
– Да один ее взгляд чего стоил! Когда она приходила, в офисе сразу же начинало пахнуть ее духами, все мужчины слетались на этот запах, никто не мог пройти мимо нее и остаться равнодушным, но вот чтобы ей кто-нибудь нравился – такого я не замечала, и думаю, что с Андреем Викторовичем у нее были просто деловые отношения, не больше.
– Откуда такая уверенность?
– Он сам мне об этом говорил, – Лариса покраснела и страшно смутилась своих же слов.
– У вас с ним… близкие отношения?
– А разве это имеет какое-то значение? Тем более что мы это почти и не скрываем, ведь я родила ему сына, мальчику уже два года… – это прозвучало как вызов.
– У вас сын? Вы так молодо выглядите… Честно признаться, я удивлена. Можно себе только представить, как вы ревновали его к Бродягиной… – Юле, для которой чувство ревности было сродни болезни, омрачившей всю ее жизнь, вдруг стало жаль эту совсем еще юную, но уже успевшую стать матерью секретаршу Ларису – любовницу своего шефа. Безусловно, такая беспринципная и этим опасная женщина, как Марина, не могла не вызвать в Ларисе острое чувство ненависти.
– А вы-то сами видели ее?
– Только на фотографиях…
– Вы бы увидели ее живую, яркую, красивую, надменную, знающую себе цену… Когда она приходила, мне казалось, что моя кожа тотчас покрывается струпьями, а тело перестает подчиняться мне. На ее фоне я превращалась в болезненно закомплексованную уродину и даже к Андрею в кабинет старалась входить лишь в случае крайней необходимости. Я, конечно же, боялась войти и увидеть нечто такое, чего мне не положено было видеть. Но они не запирались, а потому поводов для каких-то там разборок или вопросов у меня как будто бы не было, вы меня понимаете?
– Лариса, но вы должны же были хотя бы догадываться, что связывает Бродягину и вашего Андрея, кстати, как его фамилия?..
– Шалый.
– Шалый и Бродягина. Хорошая парочка.
– Не знаю, Андрей говорил, что она, то есть Марина, – подруга Берестова, но у Берестова молодая красивая жена, поэтому я ему не верила… Хотя, с другой стороны, разве можно понять мужчин?
Больше ничего существенного о Марине Лариса не рассказала. Выходило, что у Бродягиной с Шалым были какие-то дела, которые они время от времени обсуждали и которые могли иметь отношение к Берестову. В Москве он мог представлять интересы Шалого на более высоком уровне, помогая ему решать проблемы с налогами или же просто находить ему выгодные контракты с зарубежными партнерами и иметь от него за это реальные деньги. Но при чем здесь была Марина? Берестов – человек состоятельный и, безусловно, влиятельный, мог бы и сам содержать свою подружку Бродягину (если она таковой являлась), зачем ему было делать это с помощью Шалого? Значит, здесь дело в другом. Но в чем? И что надо было двум преуспевающим молодым людям от одной молодой и красивой женщины?