Ко мне подошли двое в черных одеждах. Под капюшонами виднелись традиционные для Черной Церкви символы – треснувшие серебряные пентаграммы. Странно, что металл, губительный для Тьмы, так привлекает её служителей. В лучах пентаграммы заключены простые мистические знаки, складывающиеся в шестой символ – одновременно заклинание и одно из Неназываемых Имен.
– Что привело тебя к нам, брат мой? – голос, донесшийся из-под капюшона, был ровным и холодным.
Ни участия, ни радости, ни желания помочь – исключительно деловые отношения.
– Поиск удовольствий? Желание утолить ненависть? Терзающая душу тоска? Страх, может быть?
– Исцеление плоти! Черная благодать! – выдохнул я.
– О, да. Ты страдаешь, брат мой. Тьма не приветствует муки, которые испытывает смертный. Он достоин наслаждения и земных благ, боль же и страдания – удел зверей. Наша церковь готова помочь тебе… но Герцоги ада не откликнутся на одни только мольбы. Нужна жертва.
Двери скрипнули, и внутрь настороженно вошел подручный торговца – невысокий, хлипкого вида паренек, держащий на руках белого ягненка.
– Твоя жертва радует глаз. А кровь её будет радовать духов Тьмы. Кому из идолов ты поклоняешься, брат мой?
– Это неважно. Любое из имен – лишь отзвук настоящего Имени. Мне нужна Черная благодать! И быстрее!
Фигура в черном молча направилась вглубь церкви. Следом пошел я. За мной – мальчишка с дрожащим ягненком.
Алтарь был накрыт блестящей алой тканью.
– Клади! – приказал я.
Служитель протянул жертвенный нож – с выщербленным лезвием из позеленевшей от времени бронзы. Нож походил на коготь исполинского зверя. Я неуклюже принял его, зажал как мог уцелевшими пальцами, и поднял над слабо барахтающимся ягненком.
Парнишка не сводил глаз с искривленного лезвия, готовый отпрыгнуть в любое мгновение. Наверняка ему случалось присутствовать и при человеческих жертвоприношениях. Закон законом, а демонов трудно удовлетворить одной лишь овечьей или бычьей кровью. Тем более что Черная Церковь принесение в жертву «белого козлика» только приветствует и никаким префектам, естественно, не докладывается. По закону – казнят тех, по чьему желанию человеческая жертва приносилась, и тех, кто непосредственно умерщвлял. Служители Церкви наказанию не подлежат. Они – под особым покровительством.
– …и одари меня Черной благодатью; верни силу рукам и ногам моим, дабы мог я воздать тебе; исцели мои хвори и раны, дабы мог я умножить число их, твоей милостью неся смерть и увечье… – нараспев гнусавил служитель, и я повторял за ним слово в слово.
Черная благодать исцеляет тело, но обрекает душу на вечные муки. Но мне было наплевать. Однажды заложив душу мастерам Сагаразат-Каддаха, я привык использовать её как разменную монету. Кому она достанется в конечном итоге… кто знает? Думать об этом было страшно, поэтому я и не думал.
Вслед за служителем назвав имя шестого Герцога ада, я опустил нож, попытавшись при этом задеть и руку мальчишки. Человеческая кровь, даже если ее мало, лишней не будет. Но гаденыш был начеку и ловко отпрыгнул в сторону. Не дожидаясь окончания ритуала, он выбежал прочь из храма.
Разумно. Зачем искушать судьбу?
Лезвие легко перерезало горло, ягненок задрыгал ножками. Кровь лилась на алое, но на ткани не оставалось и пятнышка. Вся кровь до капли уходила в материю и исчезала без следа. Агнец, наконец, затих.
Жертва принесена.
Я замер, ожидая ответа. Время тянулось медленно и тягуче, будто смола. Тьма может и отказать в благословении, тем более, что душу я продаю не в первый раз.
Сердце отбивало удар за ударом, ничего не происходило, только боль продолжала терзать тело. Кружилась голова, перед глазами прыгали пятна.
– Увы, Герцоги не видят в тебе достоинств, позволяющих заплатить за Черную благодать, брат мой, – развел руками служитель.
И осекся.
Сначала было липкое прикосновение к спине. Потом огненный столп, в который на мгновение превратился мой хребет. И невыносимая боль, с которой осколки костей начали двигаться в теле, складываясь один к другому, словно кусочки бесовской головоломки, разрывая на своем пути связки и мышцы, которые тут же срастались заново. Тело мялось и корчилось куском глины в пальцах гончара. Невидимые пальцы ухватили меня за сломанный нос и с силой дернули, вправляя хрящи. На глаза навернули слезы.
Судороги сотрясали меня, и я кричал, не стесняясь. Так должно быть. Черная Церковь на том и стоит – боль, страх и смерть.
Жар охватил меня, обжигающими пульсирующими волнами прокатился с головы до ног. Кровоподтеки исчезали, раны зарастали, шрамы рубцевались. В искалеченное тело возвращалась былая сила и жизнь.
– Да. Да! ДА!!!
Я подпрыгнул и закричал. Боль исчезла. Исчезла! Служитель одобрительно затряс капюшоном. Пентаграмма качалась на его тощей шее из стороны в сторону.
– Герцоги вняли твоим мольбам, брат мой. Но помни, ничто не достается даром. Боль и увечья, взятые у тебя, должны сегодня же вернуться. И посему ты обязан…
– О, да. – Я, не скрывая удовольствия, потянулся всем телом – как прежде сильным и гибким. И оскалился, точно леопард. – Боли будет много. И боли, и увечий…
Глава 5. БЕЛОЕ ПЕРО
(Генри)
…солнце.
Ходить я учился заново. Шаг левой, шаг правой. Любое усилие вызывало обильный пот, тяжесть в висках и тошноту. Иногда усталость становилась невыносимой – словно гору взвалил на плечи. Хаос подери! Расщелина в затылке. Мост.
Я дотащился до окна и упал в кресло.
Книга.
Что?
Моя книга. Лота. Письмо.
Голова болит немилосердно, перед глазами повисла белая пелена. Мысль о еде вызывает тошноту. Спать нельзя. Что же еще мне остается? Что меня тревожит?
Потом я понял.
К уже имеющимся бедам добавилась новая…
Моя книга пропала.
Трактат «О войне» в первой попавшейся книжной лавке не купишь. Это вам не «Черная магия» Федерико Гануччи. И не банальная «Некрономиконика», которая есть даже у самого последнего школяра…
Это редкость.
Книга о том, как победить Слотеров и ловить рыбу.
Я поднял руку и потрогал лицо.
Дорогой потерь. Тропой достижений.
Шея занемела. Над правым глазом – болевое пятно. У меня потемнело в глазах.
– Х-хаос п-по-ддер-ри, – сказал я. – Чувствую себя так, будто мне действительно оторвали голову.
Где Берни?
Мне нужна моя книга.
Спросить у Берни. Игги-и-ип-п.
Проклятое солнце! Такое ощущение, что у меня на затылке лежит широкая теплая ладонь. И ладонь эта время от времени сжимается.
Когда тяжелые пальцы легли на лоб, сминая его, как кусок глины – я закричал…
…и очнулся.
Ощущение было новым. Я стоял в коридоре (когда я вышел из комнаты? зачем?) и смотрел на две одинаковых двери. Из темного дерева, покрытого лаком, в медной окантовке, с бронзовыми круглыми ручками. Только одна дверь была справа, а другая – слева.
И какая из них моя?
Я посмотрел налево, затем направо.
Не помню.
«В незнакомом месте, – прозвучал голос. – Всегда держись левой стороны, мальчик».
Маран?!
Я оглянулся. Никого. Только белый туман клубится вокруг…
Я подошел и взялся за ручку. Повернул.
Дверь отворилась без малейшего скрипа.
Комната – в точности как моя… нет.
В кресле у окна сидел человек и читал книгу в переплете коричневой кожи.
Медленно, как во сне, я переступил порог.
Я уже видел это лицо. Точно видел. Но – где?
Крючковатый нос, черные усы, впалые щеки – и тонкий вертикальный шрам под глазом. Словно человек фехтовал на рапирах без защитной маски и пропустил неуклюжий замах.
На столе лежала шляпа с широкими полями. На шляпе…
Человек поднял голову – мне стало холодно. Взгляд у черноусого оказался – пронзительный, как укол из третьей позиции…
– Что угодно, мессир? – спросил человек.
И, после недолгого молчания:
– А-а, это вы…
На шляпе было уже знакомое мне белое перо.
Наверное, я везучий сукин сын. Вместо того чтобы вышибить мне мозги на месте – и пистолет, и шпагу я благополучно забыл у кровати – Белое Перо вдруг завел беседу:
– Как вас зовут?
– Г-генри, – заикался я, – Уильямс. Чужое имя норовило застрять в глотке. – Т-тассел. Граф.
– Приятно познакомиться, – сказал Белое Перо. – А я – Дэрек Джекоби. Не граф, – с иронией уточнил он. Даже не надейтесь…
Из широкого рукава на меня равнодушно смотрел маленький дорожный пистолет.
– Вижу, вам тоже очень приятно, – сказал Дэрек.
И я понял: в отличие от меня, «не граф» он – самый настоящий.
– Н-ничего н-не п-п… – выдавил я.
Проклятье, заикаюсь все мучительнее! Как бы не надорваться.
Дэрек молча указал на бумагу и «вечное» перо.
«Зачем останавливать поезд? – написал я. Буквы выходили кривые и крупные, словно перебравшие крепкого вина. – Только не говорите мне про денежные затруднения. Какому-нибудь вконец разорившемуся дворянину я бы поверил. Но вам…»
Дэрек пожал плечами.
– Думайте что угодно, – сказал он негромко. – Впрочем, это не тайна. Кроме денежных затруднений, бывают еще затруднения… э-э, со временем… Когда время – вопрос жизни и смерти… Понимаете?
Еще бы.
– П-по… – начал было я, но быстро исправился и кивнул. Да.
– Я получил некое известие. Очень важное для меня. Пришлось действовать быстро. Мне действительно жаль, что с вами приключилось… такое, – сказал Дэрек. – И мне жаль беднягу-проводника…
Проводника? Берни?
– Приношу свои извинения, Генри. Надеюсь, это скоро пройдет.
Я тоже надеюсь.
Трудновато будет общаться с Лотой… вот так.
– В-вы, – начал было я и замолчал. Потому что Дэрек меня не слушал.
Дэрек смотрел на мои руки, лежащие на столе. Что его так заинтересовало… хаос подери!
– На вашем месте, Генри, – сказал Дэрек мягко, – я бы нанял телохранителя.
Я спрятал руки под стол. Проклятье, проклятье, проклятье! На глазах превращаюсь в развалину. И что самое страшное, я этого даже не замечаю. Я попытался улыбнуться… Попытка не удалась.
Я представил, как берусь за пистолет. А он у меня в руках – ходуном ходит. Я даже курок взвести не могу… От этой картины меня прошиб пот.
– Генри?
Я поднял голову и посмотрел на Дэрека. И понял, что ненавижу в нем и этот шрам, и это ледяное спокойствие. И эту дурацкую, уверенную правоту человека, который держал – и держит! – меня на прицеле. И который прекрасно понимает, о чем я сейчас думаю.
– Генри, я серьезно, – сказал Дэрек. – Найдите какого-нибудь варвара позверообразнее. Чтобы молчал все время, и только иногда жутко и многозначительно улыбался. Варвары это умеют. В Наоле… вы же туда направляетесь? Там сейчас сложно.
– В-война? – в горле пересохло, губы – точно растрескавшаяся земля.
– Скажем так: неспокойно. Когда в тридцати лигах друг от друга стоят две армии, мародеров и всякой вооруженной швали становится ох как много. И дальше будет только хуже. Поверьте. – Дэрек говорил просто, без пафоса или надрыва – поэтому ему верилось сразу и до конца. – А еще лучше, не нанимайте слугу, Генри… Самое лучшее – на следующей станции пересядьте на поезд в обратную сторону.
Я удивился.
– Д-даже т-так?
Дэрек внимательно посмотрел на меня. Словно раздумывая.
– Я знаю много больше вашего, Генри, – сказал Дэрек наконец. – И вы мне почему-то симпатичны.
– А в-вы мне – н-н-нет!
Никогда не думал, что заикам так сложно говорить дерзости.
Но Дэрек лишь улыбнулся.
– Справедливо.
– Туи-и-и-ип! – гудок.
Поезд начал торможение. За окном появилась и плавно остановилась станция. Люди вдруг стронулись с места и забегали, засуетились, принялись что-то делать – словно ожила картина, висящая на стене.
– Кажется, это ваше, – сказал Дэрек. Пододвинул ко мне книгу в коричневом переплете.
Трактат «О войне» великого Эмберли вернулся к законному хозяину…
У меня почему-то вдруг заледенели пальцы.
Мне почему-то показалось, что пока я разглядывал оживающую станцию, этот человек, сидя напротив и улыбаясь одними губами, решал мою судьбу.
Хаос! Я становлюсь мнительным.
– С вашего позволения. – Дэрек встал. Убрал за пояс длинноствольный пистолет с колесцовым замком. – Было приятно познакомиться. Я сойду здесь. Будете в Китаре, навестите меня.
Это даже не звучало как издевка. Просто спокойная вежливость уверенного в себе человека.
– В-взаимно, – сказал я. – Ж-жаль, что у нас получился т-такой р-ра…
– Разговор? – Дэрек усмехнулся. Покачал головой. – Разговор у нас как раз не получился, Генри… мессир Уильямс. Или правильнее сказать, – он сделал паузу, внимательно посмотрел мне в глаза, – лорд Малиган?
Я сжал зубы. Как Дэрек догадался? Или просто – знает? Тогда это уже не совпадение.
– Л-лучше Ришье Малиган, – ответил я медленно. Не хватало еще сказать: «Р-Ришье». – А еще лучше: Ришье Лисий Хвост.
Дэрек поднял брови.
– Тот самый?
– Т-тот с-самый. – Надо же, и в этой глуши обо мне знают! Что бы там Лота ни говорила о «достоин большего», все равно чертовски приятно. – Я-я…
– Никогда не слышал этого имени, – сказал Дэрек насмешливо. – Никогда.
Глава 6. ПОПУТЧИКИ
(Паук)
По тому, как человек стучит в дверь, можно определить не только, кто пришел, но и с чем пришел. Стук может быть просительным – робким и ненавязчивым. Может быть требовательным – тяжелые, постепенно ускоряющиеся удары. Может быть яростным – барабанная дробь кулаков…
…я постучался страшно.
Дверь слетела с петель, грохнулась об пол, взметнув тучи пыли и песка, и посетители борделя оторопели. На миг повисла такая тишина, что, казалось, было слышно, как песчинки стучат по половицам. А потом я шагнул внутрь, и сразу стало шумно. Очень шумно.
Черная благодать требует жертв. Крови и боли должно быть много…
Тучный громила с кольцом в ухе, с толстым шрамом поперек носа, крякнул, сложился пополам и осел у стены. Я почувствовал, как сломались его ребра под моим ударом. И не могу сказать, что мне это не понравилось!
В моей груди набух жаркий ком ярости. Кровожадной, чужой ярости. Прикосновение Тьмы пачкает душу, заражает стремлением к убийству и разрушению. Я знал это, когда полумертвый, избитый и изломанный, шел к Черной церкви… еще не то будет, когда мастера Тотемов начнут делить мою душу с Герцогами. Но это все потом, потом! А сейчас…
Слева распахнулась засаленная ширма, чья-то рука взлетела в воздух, отсвечивая клинком узкого ножа. В следующее мгновение один из четырех избивших меня ублюдков звучно поздоровался со стеной. Не знаю, что громче треснуло – доска, к которой он приложился, или его переносица.
Визг резал уши, полуголые шлюхи и посетители метались, словно крысы в предчувствии потопа. Я шел сквозь этот хаос – страшный и неумолимый, как рок. Им еще повезло, что я нес только боль, но не смерть!
– Ах ты!.. – полуголый тип замахнулся было шпагой, но я коротко ударил его ребром ладони по челюсти, и он присел, собирая в пригоршню зубы.
– Убивают! Убивают!!
– Пожар!!
– Помогите! Стра-ажа!!!
Два смуглых варвара-варвака, похожие друг на друга, словно отражение в зеркале – низкорослые, сбитые, с ритуальными шрамами на щеках – бросились на меня, действуя на редкость слаженно. Мы столкнулись возле лестницы на второй этаж. У одного был бронзовый нож, второй держал в руках короткую дубинку с каменным набалдашником. Варваки исключительно ловко пользуются таким примитивным оружием в рукопашной. Но сейчас им это не помогло.
Сначала с глиняным стуком, точно два обмотанных тряпками горшка, столкнулись бритые головы. Затем грохнуло об пол оружие.
Я начал подниматься по лестнице. Мимо с визгом прошмыгнула девица, не прикрытая ничем, кроме гривы тяжелых черных волос. Следом спускалась другая, но рядом со мной страх объял её так, что ноги у бедняги подкосились.
Я перешагнул через обмякшее тело и встретился лицом к лицу со вторым из четырех ублюдков!
Я – Паук, и вокруг меня – мухи.
Он тупо уставился на обломок кости, вышедший чуть выше локтя, и завыл. Вой перешел в булькающие звуки, когда я ткнул его в горло сомкнутыми пальцами.
Паника. Крики. Стоны. Вопли. Треск сокрушаемых костей.
Как много может один человек, когда он в ярости!