Макаров покачал головой и, протянув руку, смущенно смахнул с лица Дженни еще одну слезу.
– Франческо промолчал, а потом ответил, что он – тот самый священник, который скреплял наш с Антонио союз в церкви… Для того, чтобы я стала его женой, Антонио отрекся от сана. И во всей Англии не нашлось священника, который взялся бы нас соединить. Франческо – решился… Значит, Франческо тоже…
– Откуда-то оттуда? – помог Макаров.
– Именно… Но больше он ничего не помнит. Это вам ответ на вопрос, почему «когда-то в Америке»…
Только сейчас Макаров заметил, что Дженни держит бутылку с водой. Напившись, он протянул ее Гоше. Тот отказался, но потом вдруг принял. Глотнув пару раз, он хотел закрутить крышечку, но не удержал, и бутылка упала на пол. Смущенно чертыхнувшись, Гоша поднял ее и передал женщине. Хотел спросить о чем-то, но вдруг остановил свой взгляд на Макарове.
– Ты меня пугаешь. Жаль, нет зеркала, чтобы ты сейчас мог в него посмотреть.
А тот внезапно пришел в ярость.
– Дьявольщина!.. – взревел он, пугая Дженни. – Что-то происходит, а я не понимаю! Вот и опять что-то произошло, – тыча пальцем в лужу воды, повторял он, – и это снова прошло мимо меня!..
– Давайте выйдем на солнце, – предпринял очередную попытку выбраться из ангара Гоша. – Ну его к дьяволу… За минуту столько сказано… странного…
– Ничего странного, – прошептала Дженни. – Во всяком случае ничего из того, что кажется подозрительным Макарову… Странно другое. Что вы не видите очевидного – вот что странно.
Гоша поднял на нее глаза и, наткнувшись на выпирающую из блузки грудь, смущенно отвернулся.
– Будем рады, если вы нас просветите.
– Слон не умеет подпрыгивать на месте. Такова его физиология.
– Это все?
– Нет, не все. Утиное кряканье не вызывает эха ни при каких обстоятельствах.
– И это я тоже знаю. Мне также известно, что Венера – единственная из планет Солнечной системы, вращающаяся против Солнца, что ни один лист бумаги невозможно сложить пополам более семи раз и что корову можно заставить подняться по лестнице, но невозможно заставить спуститься. – Гоша обвел всех взглядом. – Это была что, викторина? Если так, в качестве суперприза хочу видеть пачку сигарет!
– Эхо, Гоша…
Тот попытался найти в растерянном лице Макарова объяснение. Его там не было.
– Эха – нет…
Обернувшись, Гоша стал смотреть по сторонам с таким вниманием, словно эхо было, его нужно было только разыскать, спрятавшееся.
Ни слова больше не говоря, Макаров подошел к лестнице, на которой всего десять минут назад сидел его приятель, и, оттянув от самолета, повалил на пол. Железный громкий грохот врезался в уши всех, Дженни вздрогнула, но, как ни пыталась она расслышать в огромном помещении хотя бы слабое повторение этого шума, у нее ничего не вышло.
– Эха нет! – со злорадным выражением прокричал Макаров, вскинув руки. – Куда делось эхо? Я помню, как закрывал уши руками, когда ты пару дней назад пытался подтянуть лестницу к самолету!
Но Гошу не нужно было убеждать, он помнил, как сотрясались его внутренности, когда он нечаянно сбросил торпеду почти под ноги доктору.
– Это невероятно… – прошептал он, шагая по нижней палубе. Посмотрев под потолок, он напрягся и изо всех сил крикнул: – Я здесь!..
Не дождавшись отзыва на свой пароль, он схватил пальцами подбородок и вернулся к Макарову и Дженни.
– Что мы знаем об эхе?..
– Жила-была на берегу лесного ручья нимфа по имени Эхо. Гера обозлилась на нее, уж не знаю за что, – говорил Макаров, усаживаясь на колесо «Эвенджера», – но без Зевса тут, скорее всего, не обошлось, и наказала. Теперь Эхо могла разговаривать, лишь повторяя последние слова собеседника. И вот как-то забрел в лес красавец Нарцисс, услышал шаги нимфы и крикнул: «Кто здесь?» – «Здесь!» – ответила Эхо. «Выйди ко мне!» – «Ко мне!» – ответила нимфа. – «Ты что, дура?» – «Дура!» – заверила нимфа. Плюнул Нарцисс и ушел…
– До последнего вопроса претензий к легенде нет, – задумчиво пробормотал Гоша. – Но если серьезно… Я посылаю звук, он мчится на скорости тридцать три метра в секунду, отражается от препятствия и возвращается ко мне…
– Вы и в вопросах эха специалист? – иронично поинтересовалась Дженни.
– Девочка, папа двадцать лет искал нефть, ему ли не знать принципы эхолокации?
– Вы нефтяник?
– Люблю этих американцев, – Гоша облизал губы. – Их образ мышления очень похож как раз на эхо. Стоило мне упомянуть во время разговора нефть, как я тут же стал нефтяником.
– А кто вы, если ищете нефть? – и Дженни изогнула бровь.
– Макаров недавно стрелу из лука пустил, так что, он – Гименей?
– Лучше уж называйте меня просто – акустик, – прохрипел Макаров и прокашлялся. – В этом помещении нам следует говорить не об эхе, а о флаттере. Сейчас мы должны были слышать «порхающее» эхо.
– Порхающее эхо?
– Да, это эхо возникает в больших помещениях, когда имеются параллельные стены, между которыми находится источник звука. В результате многократного отражения в точке приема звук то и дело усиливается, а в других местах помещения превращается в дребезг и треск. Думаю, именно это слышали Донован и Гоша, когда торпеда оторвалась от «Эвенджера». Но не это важно. Проблема в том, что мы вообще не слышим отражения звука. О чем это говорит, господин нефтяник?
– О том, что… – Гоша на секунду замолчал, а потом хмыкнул. – Вот я сейчас скажу, а вы меня снова идиотом выставите.
– А давайте вы сначала скажете, а потом мы решим, – предложила Дженни.
– Ага, ага… – Гоша рассмеялся. – Друзья мои, эха нет, потому что в данный момент мы перемещаемся со скоростью, превышающей скорость звука.
Макаров поморщился и посмотрел на Дженни.
– Я так и думал, – огорчился Гоша.
– Я не о тебе сейчас думаю, – успокоил его Макаров. – Если мы движемся и наша скорость поглощает скорость посылаемого нами звука, тогда… тогда нужно крикнуть в другую сторону! Ведь мы не можем перемещаться во все стороны света одновременно!..
И Макаров, развернувшись кругом, направился в глубь ангара. Пройдя десяток шагов, он сложил ладони рупором и прокричал в темноту необъятного помещения:
– Остров!..
Тишина была ему ответом. Безвольно опустив руки, Макаров ждал…
– Макаров, дружище… – пробормотал Гоша, глядя себе под ноги. – Ты занят бессмыслицей…
– Почему? Почему бессмыслицей? Здесь было эхо! Почему его нет?! Флаттер, он присутствует всегда! Трюм корабля – идеальное помещение для изучения флаттера! Почему эта палуба должна быть исключением?!
– Да потому, что мы не имеем вектора перемещения! Мы не движемся на северо-запад или на юг!.. Мы движемся во времени! И скорость нашего перемещения пожирает эти несчастные триста тридцать три метра в секунду! Это как если бы мимо черепахи промчался «Бугатти»!
– Но если черепаху посадить в «Бугатти» и заставить ползти, по всем законам физики и математики она будет двигаться быстрее «Бугатти»!..
В присутствии Дженни они перешли на английский и не заметили этого так же, как не заметили, когда разговаривали с ней на русском в момент потрясения.
– Ты говоришь только о скорости, Макаров… – прошептал Гоша. – О скорости в нашем мире. Но скорость там, откуда мы прибыли, – это время, помноженное на расстояние… Мы мчимся во времени, а это значит, что…
– Это значит, что у нас есть только время, – вставила Дженни, кусая губы. – Но у нас нет расстояния. И время – только то, что на часах. Остальное время – то, что вокруг нас, не имеет величины. Мы уходим в прошлое, потом в настоящее, что-то забираем в будущем, а что-то оставляем в прошлом…
– Так не бывает! – вскричал Макаров. Найдя предмет, который смог бы принять его ярость, он шагнул к «Эвенджеру» и ударил по его фюзеляжу кулаком снизу вверх…
По ангару прокатилось легкое, мерцающее эхо…
– Гоша?.. – прошептала Дженни.
Вскочив, тот набрал в легкие воздух и закричал:
– Ответь мне!..
«Мне, мне…» – прокатилось по нижней палубе, выйдя из темноты…
– Мы остановились, – прошептал Гоша. – Дорого бы я заплатил сейчас, чтобы узнать где.
– Но тебе нечем платить, – сказала Дженни.
– Поэтому мы и не узнаем.
Они вышли из дверей, покинув нижнюю палубу, и сразу увидели Патрисию. Она сидела на ступени лестницы, уходящей наверх, на палубу верхнюю.
Гламура рядом с ней не было.
– Где он? – спросил Макаров, понимая, что имя можно и не упоминать.
– Ушел в туалет, – ответила Патрисия.
Был очередной день, без облачка на небе. Без сигарет. И прохладу можно было найти, лишь находясь в тени под пристройками палубы. Там и находились все, включая Берту и Питера. Подмигнув сыну, Макаров направился к корме. Следом за ним, не отставая, прошли Дженни и Гоша.
– Так вы ученый, Гоша, – решила продолжить начатый внизу разговор Дженни. – Расскажите еще о черепахе и «Бугатти»…
Геологический факультет МГУ, ноябрь 2007-го…
Огромное гулкое помещение с уходящими под самый потолок рядами столов. Заполненное до отказа, оно эхом повторяет каждое слово профессора. Демократично-обаятельный, он не стоит за кафедрой, а сидит на столе, свесив ноги. Серый костюм, под ним – бледно-голубой джемпер из шерсти, такой тонкий, почти прозрачный, что, казалось сидящим в зале девушкам, прикоснись к нему, и он поплывет под пальцами. А прикоснуться так, чтобы джемпер поплыл, хотелось многим. Этот молодой мужчина, не предъявляющий никаких особых внешних причин для влюбчивости, распространял простыми словами о камнях и жидкостях волны, при которых камень и жидкость приобретали иной смысл, более глубокий и чувственный. Отрицающий наотрез даже не ради экзамена секс с ученицами, многие из которых давно перешагнули за взрослость, а секс ради секса. Он притягивал этим своим упрямством еще сильнее.
Было в этом что-то. Очень уж был не похож он на пересекшего тайгу парня. Еще меньше – на любителя колупать минералы геологическим молотком. Ему больше подошла бы роль любимого. Или подонка, из-за которого девки постоянно ищут в них сходство с ним и не находят – по мнению парней. Последним казалось уверенно, что профессор перелюбил всех студенток. Иначе отчего бы им светиться радостью и тлеть истомой всякий раз, когда тот входил в аудиторию? Безоговорочная влюбленность и слепая неприязнь – два чувства, сопровождавшие профессора в коридорах МГУ и на лекциях.
Он давно оставил походы за туманами. Пять лет уж как не закидывал он рюкзак за спину. Не то чтобы надоело, дело в другом. Почувствовал вдруг, что нашел уже много, и отдать это хочется куда больше, чем найти еще. И ушел в науку. Незаметно, как с газетой в руках на лифте, оторвался от земли и поднялся на самый верхний этаж. Вышел, и не успел подивиться свету вокруг, успеху порадоваться. Почувствовать финансовую мощь, которую обрел. Сразу – в дело. С головой.
Лекции в университете – для души. Для дела – научная работа. И не казалось ему, что мечется. А казалось, что все идет своим чередом, плавно, дополняя одно другим.
В лекционном зале он был тем же простым парнем. Сидел на столе, не возражал. Когда пили кофе и жевали булочки на его лекциях, смеялся, дурачился, видя в этом часть великой игры, приводящей к знаниям.
Крутя «паркер», не глядя меняя слайды в аппарате и тыча ручкой за спину. Зная, что там изображено, он говорил просто и доходчиво.
– Ну, что ты, Машенька, смотришь на меня? Я тебя еще больше люблю, – смеялся. – Уже в первом десятилетии двадцатого века никто не рисковал бурить разведочную скважину без предварительного геологического обоснования. Так наряду с нефтедобытчиками появилась новая профессия – нефтеразведчик. Кажется, половина из находящихся здесь с радостью примут ее, и да поспешит студент Верховцев оставить ноги Верочки в покое, ибо нет там, где он ищет, ничего неизведанного, и когда бы понял он, что лучше искать то, что еще никто не видел, осознал бы он ценность моих лекций.
– А почему это нам должно захотеться стать разведчиками?
– А потому что, студент Верховцев, почти все крупные нефтедобывающие фирмы и концерны обзавелись собственными геологическими службами. На худой конец они обращаются к геологам-консультантам. Человек с молотком и рюкзаком идет по местности, собирает образцы горных пород, описывает характерные выходы горных пластов на поверхность…
– С гитарой, – раздается откуда-то сверху.
– Гитарой много не выковыряешь, – не обижаясь на помеху, профессор дотянулся, взял стаканчик с остывшим кофе и пару раз глотнул. – Да и не люблю я гитару. Мне по душе саксофон.
– Так вы с саксофоном в тайгу ходили?
Профессор смеется.
– Замяли…
Еще пуще смех.
– А потом на основании полученных данных составлялась геологическая карта района, позволяющая судить не только о поверхностном рельефе местности, но и о характере залегания горных пластов под ней.
– Теория!
– Теория современная, выработанная практикой прошлого, студент Зимин! – соскочив со стола, профессор прошел в зал, развернулся и выстрелил пультом в слайдер. На огромном белом полотнище возникла фотография, похожая на снимок мокрого асфальта. – Еще первые авиаторы заметили, что с высоты птичьего полета мелкие детали рельефа не видны, зато крупные образования, казавшиеся на земле разрозненными, оказываются элементами чего-то единого. Одними из первых этим эффектом воспользовались археологи. Оказалось, что в пустынях развалины древних городов влияют на форму песчаных гряд над ними, а в средней полосе – над развалинами иной цвет растительности. Этот принцип был взят на мушку и геологами! По отношению к поиску месторождений полезных ископаемых ее стали называть «аэрогеологической съемкой». Однако оказалось, что аэрофотоснимок, охватывающий площадь до полутысячи квадратных километров, не позволяет установить особенно крупные геологические объекты. Поэтому в поисковых целях стали использовать съемки из космоса.
– Что это на экране?
– Это и есть снимок из космоса. Преимуществом космоснимков является то, что на них запечатлены участки земной поверхности, в десятки и даже сотни раз превышающие площади на аэрофотоснимке. При этом устраняется маскирующее влияние почвенного и растительного покрова, скрадываются детали рельефа, а отдельные фрагменты структур земной коры объединяются в нечто целостное.
– Так зачем же тогда нужны в тайге чудаки с саксофонами и молотками в руках?
Профессор смеялся вместе со всеми.
– Затем, будущий коллега Верховцев, что скважину бурить придется все-таки в одном каком-то месте, а не в любой точке площади в пять тысяч квадратных километров!
Вернувшись к столу, он сел на него и развел руки в стороны. «Вот так бы обнял», – пронеслось в красивых девичьих головках…
– Вы хотите быть геологами. Я на вашей стороне. Авторитет геологов возрос настолько, что всякий уважающий себя американец обязательно консультировался со специалистом при покупке земельного участка. И это было далеко не лишним: землевладельцы частенько пускались на разного рода махинации, чтобы повысить цену земли. И вот покупатель приходит к вам и говорит: «Геолог Верховцев, оставьте все-таки в покое ноги геолога Верочки и заработайте пять тысяч долларов на экспертизе!» И геолог Верховцев оставляет в покое эти богом выточенные объекты и приближается к объекту недвижимому. И что он видит? Проведя комплекс мероприятий, геолог Верховцев, коварно ухмыляясь, устанавливает, что масляные пятна на земле продавца сделаны специально и что выкачиваемая у него и покупателя на глазах нефть из скважины закончится через полчаса, поскольку налита в скважину совсем недавно. И вот, получив законные пять тонн «гринов», геолог Верховцев возвращается к Верочке, чтобы купить ей новые чулки. Старые все в затяжках.