– Можешь рассказать, что с тобой случилось?
Лена прижала к груди стиснутые кулачки.
– Попробую, но некоторые вещи слишком ужасны, ими не следует грузить людей!
Эстер вскочила, обогнула стол, тоже пристроилась возле «ожившей» и, гладя ее по голове, прошептала:
– Мы не просто люди, мы твоя семья.
Лена затряслась.
– Это правда, у меня никого, кроме вас, нет!
Тим поцеловал первую жену и заворковал:
– Тише, тише, солнышко, все будет хорошо.
Чеслав кашлянул.
– Необходимо решить кое-какие технические вопросы. Первый: как легализовать Елену? Если человек признан мертвым, то…
– Я не могу ожить официально, – перебила Чеслава Кротова, – представляете, как взбесится пресса?
– Ничего, мы вместе через это пройдем! – воскликнула Эстер.
Лена вывернулась из объятий Тима.
– Послушайте, я попытаюсь кое-что рассказать, а вы решите, как поступить. Совершенно не помню, почему упала…
– Может, не надо? – попыталась остановить ее исповедь Эстер. – Тебе лучше пройти осмотр у врача, отдохнуть, а уж потом, если захочешь…
– Нет, – мягко, но вполне категорично возразила Кротова, – нарыв следует вскрыть сразу. От моего рассказа многое зависит. Извините, я понимаю, что обрекаю вас на тяжелое испытание, но не хочу, чтобы оставались неясности. Я не помню, как упала в пропасть.
Голос Кротовой, тихий, но какой-то въедливый, заполнил кабинет Чеслава. Я часто присутствую на совещаниях, при разговорах с разными людьми, наслушалась много историй, от которых волосы встают дыбом, и за несколько лет службы в бригаде научилась отстраняться от услышанного. Многие профессионалы, например, хирурги не хотят перед операцией вступать в тесный контакт с больными. Врач ведет себя так не из черствости, он побаивается, что в процессе общения у него возникнет слишком личное отношение к человеку, которому предстоит лечь под скальпель, и он, хирург, потеряет хладнокровие. По этой же причине медики стараются не лечить близких друзей или родственников. Люди в белых халатах выглядят циниками, в больницах рассказывают массу анекдотов, которые обычному человеку совсем не покажутся смешными. Ну, допустим, такой.
Несется по городу «Скорая», больной спрашивает: «Куда мы едем?» – «В морг», – раздается ответ. «Но я еще не умер!» – восклицает несчастный. «А мы пока и не доехали», – сообщает фельдшер.
При помощи подобных историй медики стараются сохранить собственное психическое здоровье, они не могут рыдать над каждым больным. Нечто похожее происходит и с сотрудниками милиции, для них труп – просто тело, не человек, а объект изучения. Квартира, в которой случилось убийство, – место преступления, рыдающие родственники – свидетели и первые подозреваемые. Даже придя в семью с сообщением о кончине кормильца, профессиональный сыскарь никогда не заявит с порога: «Простите, у меня плохая новость, Иван Ивановича убили». Нет, он сначала задаст вопросы: «Скажите, когда вы в последний раз видели Ивана Ивановича? В каком настроении он уходил на работу? Звонили ли вы мужу?» И лишь потом сообщит ужасную правду, тщательно наблюдая за вашей реакцией. Работая в отделе особо тяжких преступлений, нужно обрасти толстой шкурой, иначе через пару месяцев после старта ты окажешься в психиатрической клинике. Но, обрастая броней, главное – не превратиться в сволочь, которую не волнует ни горе людей, ни справедливость. Очень трудно, с одной стороны, быть холодным профессионалом, а с другой – сострадательным человеком.
Я первое время плакала по ночам, потом нашла для себя выход: представляю, что участвую в съемках кинофильма, а все происходит вроде как понарошку. Но сегодня, слушая Лену, я потеряла «защитное устройство». В жизни случаются по-настоящему страшные вещи, они происходят где-то рядом с нами, и тем, кто постоянно жалуется на ерундовые проблемы, следует помнить об этом и не ныть по пустякам.
О том, как она очутилась на дне ущелья, Лена не могла сказать ни слова. Помнила только, что около нее в момент падения стояла Леся, жена оператора Севы Горина. Леся воскликнула:
– Лен, смотри, там розы!
Кротова подошла поближе к краю и ничего не увидела.
– Где?
– Левее погляди, – посоветовала Горина, – красота неописуемая! Вот уж не предполагала, что в таком месте растут цветы. Интересно, туда можно спуститься, чтобы сфотографироваться?
Лене захотелось рассмотреть цветы, она шагнула вперед и… дальше провал в памяти.
Очнулась Лена в небольшой комнате, похожей на шкатулку, обитую изнутри атласом, все в ней было бордово-золотым. Не успела Кротова сесть на кровати, как в спальню вошел молодой парень и сказал:
– Тебя зовут Анжелика.
– Нет, нет, – попыталась объяснить женщина, – я Лена, жена артиста Тима Моркова.
Юноша брезгливо, словно нехотя, отвесил москвичке несколько оплеух, потом повторил:
– Тебя зовут Анжелика, усекла? Вытри морду и молчи. Будешь хорошо себя вести, отработаешь долг и уедешь домой. Начнешь безобразничать – накажу. Сейчас придет Жаклин, она все тебе объяснит. О кей?
Перепуганная Лена кивнула, парень похлопал ее по спине.
– Умница, правильное решение.
Едва он испарился, как появилась сильно накрашенная девушка в расшитых золотом шароварах и полупрозрачном топике.
– Где я? – прошептала Лена.
Жаклин села на кровать и вывалила невероятную правду. Кротова находится в публичном доме, свое настоящее имя и фамилию ей лучше забыть и никому правды о себе не сообщать.
– Отработаешь долг, вернешься домой, заживешь прежней жизнью, а если тебя шантажировать начнут, – внушала Жаклин, – никому ни словечка, кто ты и откуда!
– Публичный дом? – ужаснулась Лена. – И что мне здесь делать?
Жаклин криво улыбнулась.
– Собак стричь!
Кротова опешила.
– Но я не умею!
Жаклин засмеялась.
– Дура, что ли? Не знаешь, чем в борделе занимаются?
Лена отползла в угол кровати.
– Не хочу.
– Твое желание не учитывается, – с долей жалости сказала Жаклин, – надеешься отсюда уйти?
Лена кивнула, а Жаклин расправила рукой одеяло.
– Тогда есть две возможности. Отрабатываешь долг и выходишь на свободу либо отказываешься и в этом случае тоже покидаешь этот дом, но уже в пластиковом мешке. А на твое место привезут сестру или кто у вас в семье еще есть, кредит не скостят.
– О каком долге ты все время говоришь? – занервничала Лена.
Жаклин поморщилась.
– Не притворяйся, каждая из нас бабло отрабатывает.
– Я ничего не знаю, – заплакала Кротова.
Жаклин не стала жалеть новенькую.
– Значит, тебя втемную использовали. Смотри, какой расклад. Твой отец, брат, муж взяли деньги у Папы, обещали вернуть с процентами, а когда срок вышел, не смогли расплатиться. Папа ждал, счетчик тикал, доллары накапливались. В конце концов Папа рассердился. Если должнику нечего продать, Папа предлагает ему отдать одну из своих женщин, та отработает долг в борделе. Здесь все за кредит оказались, многим не один год под мужиков ложиться придется.
Лена вцепилась пальцами в подушку.
– Тим не брал ни у кого взаймы.
Жаклин забралась на кровать с ногами.
– Успокойся, я тоже влипла. Отец свой бизнес организовал, поставил на трассе шашлычную, рассчитывал, что дело хорошо пойдет и он быстро поднимется. Ан нет, клиентов мало, конкуренция большая. Когда Папа пригрозил дом и участок забрать, мой отец испугался: у нас семья большая, восемь детей, куда идти? Бомжевать на тракт? Вот и отдал меня. Ты и знать не знаешь, сколько твой родитель у Папы занял, а отрабатывать тебе придется.
Лена в ужасе слушала Жаклин и, когда та замолчала, еле слышно возразила:
– Мои мать с отцом давно умерли, братьев и сестер нет. Тим – это муж, он известный актер, я веду его финансовые дела, поверь, Морков никому ни копейки не должен. Случилась ошибка, меня с кем-то перепутали.
Жаклин встала.
– Все так говорят. Я тебе объяснила расклад, выбирай.
Глава 7
Несколько дней Лену не беспокоили. Часов в комнате не было, окон тоже, Кротова не знала, сколько времени прошло после того, как она очутилась в красно-бордовой спальне. Еду ей приносила Жаклин, но никаких разговоров не затевала, просто ставила поднос и уходила.
Во время очередного ее появления Лена не выдержала и закричала:
– Мой муж искать меня будет! Он поставит на ноги всю милицию страны! Вам мало не покажется!
Жаклин вынула из кармана газетную вырезку.
– Жаль тебя огорчать, но Елену Кротову сегодня похоронили в Москве. Почитай, там написано про несчастье в ущелье, есть фото твоего мужа, идущего за гробом.
Кротова трясущимися руками развернула листок, прошлась по тексту глазами раз, другой, третий и наконец выдавила из себя:
– Не понимаю.
– Яснее некуда, о тебе никто не станет беспокоиться, ты мертва, – спокойно ответила Жаклин, – если хочешь на самом деле очутиться на том свете, можешь орать. Решишь еще пожить – обслуживай клиентов. Здесь тебя, как в семье, не обманут, за каждого посетителя спишут определенную сумму.
Лена замолчала, Морков закрыл лицо руками.
– Господи! Леночка, поверь, я никому, никогда, ничего не был должен!
– Я знаю, – прошептала она.
– Я видел твой труп, – продолжал Тим, – лицо… оно… было… я…
Эстер вцепилась мужу в плечо.
– Тима провели в комнату и показали нечто ужасное! Он с трудом осмотрел останки. Понимаете, Лена падала с большой высоты, в таком месте, куда не рисковали спускаться даже местные жители. Пришлось ждать МЧС, труп достали лишь через три дня. Жара, мухи… Вам трудно представить, какое зрелище открылось перед ним.
– Но он все-таки опознал жену? – уточнил Гри.
Морков поднял голову.
– Да. Платье Лены, на правой руке обручальное кольцо, которое сделал к свадьбе мой приятель-ювелир. Украшение недорогое, денег у нас тогда совсем не было, но оно изготовлено в единственном экземпляре. Еще мне показали сумку, Лена взяла с собой на экскурсию документы и деньги, она не хотела оставлять паспорт и кошелек в гостинице.
– Следовательно, вы установили личность по одежде, вещам и удостоверению? – подвел итог Чеслав.
Я глянула на него. О личной жизни Чеслава, равным образом о его образовании и службе до того, как он возглавил нашу бригаду, мне ничего не известно. Но сейчас, услышав слова «установили личность», я почти уверилась: шеф ранее работал в милиции, а может, находился на оперативной или следственной работе в ФСБ.
Тим положил руки на стол и уронил на них голову. Эстер накинулась на Чеслава:
– Что вы себе позволяете? Неужели не видите, как ему плохо?
Но нашего босса не запугать криками, он спокойно ответил:
– Платье легко натянуть на другого человека, обручальное кольцо тоже не прибито к пальцу, сумка элементарно переносится.
Эстер вскочила.
– Вы обвиняете моего мужа в том, что он, находясь в тяжелейшем моральном состоянии, не смог досконально изучить изуродованные останки? Между прочим, я тоже опознала Лену!
– Вы ходили с Морковым в морг? – уточнил Гри.
Ротшильд села и обняла Тима.
– Конечно. Ему было очень плохо. Тимофей даже позвонил матери, они давно не общались, свекровь не принимала невестку, не изменила своего отношения к Лене даже после того, как та помогла ее сыну раскрутиться. Но смерть Кротовой потрясла Веру, она хотела сразу приехать к Тиму, но не смогла, так как за неделю до трагедии сломала ногу. Вера тут же сообщила мне о несчастье, я помчалась к Тиму и была с ним рядом в тяжелую минуту. Тимофей почти потерял разум, он сначала рыдал, потом стал пить. Поймите, Лена упала на глазах у экскурсантов, люди видели тело на дне ущелья в бинокль, сомнений в личности пострадавшей не возникло, опознание было формальностью. Тим еле пережил те дни!
И тут ожил молчавший все время Коробков.
– Отбросив в сторону романтические рассуждения о любви и переживаниях, я хочу вычленить скелет истории. Господин Морков убеждает всех, что в пропасть свалилась Елена Кротова. Тело предают земле, а безутешный муж спустя короткое время женится на Эстер Ротшильд, давно ожидавшей шанса стать его супругой. Но вот незадача! Первая-то жена воскресла, Софья Меркулова пишет письма, просит о помощи! И как должен поступить безутешный вдовец? На мой взгляд, ему нужно рвануть в Алаево, но наш фигурант прячет послания и никому о них не сообщает. Его поведение вызывает удивление. Вот я и стихами заговорил! Разрешите представиться, Дима, псевдоним Саша Лермонтов, сейчас пишу поэму «Евгений Мцыри».
Димон, как обычно, не удержался и стал зубоскалить, но присутствующие не обратили внимания на выверты компьютерного гения.
– Вы обвиняете Тима? – ахнула Эстер. – Это ни в какие ворота не лезет! Он до сих пор тоскует по Лене!
– Я не прятал письма, – не поднимая головы, сказал Морков. – Мне приходит огромное количество сообщений, и на е-мэйл, и в обычных конвертах. Послания бывают трех разновидностей: «дайте мне денег, желательно побольше; очень вас люблю, пришлите фото с автографом. И письма от сумасшедших, мне рассказывают о рождении ребенка, чьим отцом я якобы являюсь, сообщают о наших родственных связях. Если им верить, у Тима Моркова более двухсот племянников от несуществующих братьев и сестер, которых родители разместили по всем детдомам России. Как мне следовало отнестись к посланиям из Алаева? С момента гибели Лены прошло немало времени, и я сам хоронил жену.
– Неужели вы лично отвечаете фанатам и попрошайкам? – не успокаивался Коробок.
Эстер подняла руку.
– Это моя работа, я просто ставлю на фото или постере факсимиле подписи Тима и отправляю его фанату.
– Но почта из Алаева не попала в ваши руки? – вкрадчиво поинтересовался Димон.
Ротшильд растерялась.
– Верно, иногда Тим сам забирает конверты на студии.
– Послания от Софьи пришли на домашний адрес, – промурлыкал хакер, – навряд ли он широко известен зрителям.
Морков выпрямился.
– Да, я сам вытащил почту из ящика в подъезде, Эстер уезжала, я порадовался, что она не увидела этой глупости. Не хотел доставлять жене лишних переживаний, только и всего.
– Я ничего не писала! – заплакала Лена. – Мне бы это и в голову не пришло. Пока обслуживала клиентов, каждый день молилась: «Тимка, услышь, что я жива, найди меня, верни домой». А потом сообразила: помощь не придет. Довольно скоро я заболела, и меня перевели в лабораторию раскладывать порошок, фасовать таблетки. Мне казалось, что в борделе невыносимо, но выяснилось: бывает еще хуже. У Сурена у меня была своя комната, ванная, я спала на чистом белье, ела нормальную пищу. Нас даже гулять выводили, в небольшой двор с высоченным забором, но, если поднять голову, можно было увидеть небо. У наркодилера все оказалось намного хуже. Нас загнали в горы, в пещеру, кормили раз в день баландой, спали мы на тряпках, на полу, мыться негде, вместо туалета ведро. И бригадир бьет, может даже изнасиловать. Правда, меня он не трогал, брезговал, я же из борделя, боялся заразу подцепить.
Эстер поднесла к глазам платок, а Димон продолжил беседу:
– Как же вы умудрились сбежать?
Лена закрыла глаза.
– Я очень устала. Можно отдохнуть?
Тим резко встал.
– Я забираю Лену.
– Куда? – поинтересовался Гри.
– Домой! – прогудел Морков. – Моей жене необходимо пройти обследование у врача, ей понадобится психотерапевт.
– Понимаете ли вы последствия столь поспешно принятого решения? Едва вы доставите Кротову в свою квартиру, как папарацци пронюхают о появлении первой супруги. Кстати, ваш брак с Эстер Ротшильд посчитают незаконным, а вас, вероятно, заподозрят в покушении на убийство Елены.
Тим поправил красиво уложенные волосы.
– Невероятное предположение.
– Нелепое, – кинулась на защиту мужа Эстер.
– Не дает мне покоя одна мысль, – неожиданно произнес Димон. – Если бы Тимофей ответственно подошел к процедуре опознания, преодолел ужас и осмотрел тело, он непременно бы понял: одежда Лены натянута на другую женщину. Есть мелкие приметы, о коих любящий муж просто не может не знать: родинки в тех местах, которые скрыты от посторонних глаз, маленькие шрамы. Морков мог потребовать экспертизу стоматолога, анализ ДНК. Но нет! Он сразу ответил: «Это моя жена», затеял похороны и обрек живую Елену на годы мучений.