– А она у нас вообще редко думает теперь, она в основном кулаками машет, – я не удержалась от ехидства. – От частых тренировок кровь к мышцам прилила, а мозг голодает.
– Скорее бы ты поправилась! – мечтательно протянула подруга.
– Мне продолжать или пойдем кушать?
– Продолжай.
– Все дети-индиго проявляют свои способности с младенчества. Если обобщить, чем они отличаются от обычных детей, то это следующее: высочайший уровень интеллекта (IQ в среднем сто тридцать), иммунитет во много раз выше (были даже случаи самоизлечения «фиолетовеньких» от СПИДа), они понимают язык птиц, рыб, животных и растений, владеют экстрасенсорикой, телекинезом и даже телепортацией…
– Это уже полный бред! – не выдержала Сашка.
– Нет, Алекс, это документально подтвержденные факты. Конечно, не все подряд показывают одинаковый набор способностей. Дети-индиго разные, как и обычные дети. Я перечисляю лишь общий перечень выявленных способностей. Еще дети-индиго имеют врожденный дар целительства и активно его используют, иногда даже не подозревая об этом. В чем, кстати, вы могли уже убедиться на личном опыте. Ты, Анна, пошла на поправку с того момента, как тебе стали приносить дочку. Ника лечила тебя интуитивно. Дети-индиго могут читать других людей, как открытую книгу, быстро замечают и незаметно нейтрализуют любые, даже сильно завуалированные, попытки манипулировать собой. Что еще необходимо знать родителям таких детей? Они настойчивы и решительны, у них потрясающая интуиция, они способны принимать единственно верные решения. Индиго независимы и горды даже в унизительных для себя ситуациях. Они способны на ярость и жестокость в том случае, если натыкаются на непреодолимую стену равнодушия. У индиго часто возникают проблемы в школе, поскольку они категорически отвергают авторитарные методы обучения. В таком случае они просто не слышат своего учителя, блокируя аудиальный и визуальный информационные каналы. Дети-индиго отличаются от нас генетическим кодом. У них включены тридцать пять и более кодонов – единиц генетической информации, тогда как у нас – всего двадцать…
– Давайте лучше выпьем, – слабым голосом произнесла я, прерывая лекцию увлекшегося Морено. – Новый год скоро.
– С удовольствием. – Винсент оживленно потер ладони. – Ну-ка, Анна, подъем! Хватит валяться, вставай. А я пока твою дочку в кроватку переложу, она спит давно.
– Это ты ее уболтал. – Сашка с трудом развела глаза от переносицы. – Впрочем, нас тоже. И предложение выпить поступило как нельзя кстати.
В общем, Новый год я встретила в слегка озадаченном состоянии.
А уже через неделю нас с дочкой отпустили наконец домой. Можно сказать – почти год в больнице пролежала, с прошлого года дома не была! Надоело – не то слово. Осточертело!
Из клиники меня вывезли на кресле-каталке. У них, у западников, так положено. Неудержимо захотелось накрыть ноги клетчатым пледом, склонить голову на плечо и, пуская обильные слюни, захрапеть. Дряхлая ведь совсем, немощная, сама не передвигаюсь.
А я, между прочим, не только могу удерживать себя в вертикальном положении, но даже перемещать это сооружение (то есть себя) в пространстве. Причем довольно ловко, почти не натыкаясь на мебель и углы.
К православному Рождеству погода в Варнемюнде была почти идеальной: легкий морозец, много пушистого снега на земле и легкое кружение безупречных снежинок в воздухе.
Сашина машина была обильно завешана розовыми и белыми шарами. Возле нее смущенно переминался с ноги на ногу Винсент с гигантским букетом белых роз, завернутых в розовую бумагу. Сашка разговаривала с кем-то в незнакомой машине, склонившись к окну. Интересно, с кем это она?
Заметив доставленный на кресле-качалке груз, встречающие оживились. А когда в дверях показалась медсестра с Никой Алексеевной на руках, дверцы незнакомой машины распахнулись, и оттуда с радостным визгом вылетела…
– Господи, Кузнечик, как же ты выросла! – Я, едва поднявшись с кресла, тут же плюхнулась обратно, практически сбитая с ног моей маленькой подружкой, Ингой Левандовской.
– Улечка, как же здорово! Поздравляю, поздравляю, поздравляю! Я так по тебе соскучилась! – девочка тормошила меня и радостно смеялась. Она зовет меня Улей, и только ей я это разрешаю, потому что имя «Уля» связано с очень неприятными воспоминаниями. – Почему ты не звонила?
– Инга, оставь Аннушку в покое. – Алина, смеясь, оттащила дочку и поцеловала меня в щеку. – Ну, показывай свою красавицу.
Подоспевший к раздаче Винсент обменял букет на малышку и теперь держал ее, гордо поглядывая по сторонам. И опять он вместо Лешки! Опять чужой дядя вместо отца…
Но долго расстраиваться по этому поводу мне не дали. Одетую в желтый меховой комбинезон Нику уже забрали у Винсента, и в данный момент происходило бурное знакомство семьи Левандовских с моей дочерью.
– Мама, посмотри, какая она хорошенькая! – возбужденно тараторила Инга. – И как на дядьку Альку похожа!
– Это точно, – прогудел Сергей Львович, соглашаясь с внучкой. – И смотрит в точности, как отец! Как будто что-то понимает!
– Вот как раз отец ее сейчас ничего не понимает! Ой! – Инга прикрыла рот ладошкой и виновато посмотрела на меня. – Извини, Улечка! Я не хотела!
– Ничего страшного, – через силу улыбнулась я.
Пушистого желтого медвежонка передавали с рук на руки, восхищались, смеялись, целовали. Наверное, так нельзя обращаться с детьми, которым от роду нет еще и месяца, но моей малышке происходящее очень и очень нравилось, она возбужденно гулькала, вскрикивала и размахивала ручками, а еще смешно дергала ножками, словно прыгала.
Наконец дочку вручили мне. Я уютно устроила ее на сгибе руки и потерлась носом о ее щечку:
– Ну что, Ника, пойдем жить дальше?
Глава 9
Когда мы подъехали к дому, первое, что я услышала, – странно высокий, заливистый лай Мая. Обычно мой пес лает гулко, внушительно, но сейчас! Зверь аж подвывал от нетерпения.
Он метался вдоль ограды, давно уже вытоптав в снегу широкую трассу, похожую на работу снегоуборочной машины. Заметив приближающийся автомобиль, пес взвыл, встал на задние лапы и принялся скрести ворота, стараясь открыть их побыстрее и активно мешая сделать это садовнику.
Понадобилось минут пять и человека три, чтобы оттащить упирающегося пса от ограды. И кортеж аж из двух автомобилей медленно въехал на территорию виллы.
Выбраться из машины нам с дочкой помогали все имеющиеся в наличии мужчины: Сергей Львович, его сын Артур и Винсент. Такое скопление галантных кавалеров на одном квадратном метре дало эффект, обратный ожидаемому. Мужчины топтались и сопели, активно мешая друг другу. Но, несмотря на их усилия, из машины мы все же выбраться смогли.
И наше появление придало Маю дополнительные силы. Радостный взвизг, мощный рывок – и все три фиксатора валятся в снег, а к нам несется гигантская мохнатая торпеда.
– Май, осторожнее! – едва успела выкрикнуть я, прижимая дочку покрепче.
Но, как оказалось, приготовиться к встрече надо было вовсе не нам. В следующее мгновение в снег полетели все мои кавалеры, а вокруг нас образовался снежный торнадо.
Май нарезал круги, пытаясь выплеснуть переполнявшие его эмоции. Он лаял, он повизгивал от счастья, он умудрялся извиваться всем телом во время прыжков.
– Звереныш мой хороший, я тоже рада тебя видеть! – оказалось вдруг, что я реву.
Нет, ну ничего себе! Такими темпами я скоро начну выписывать журнал «Счастливая домохозяйка», рыдать над женскими романами и печь пироги по воскресеньям. Нет, пироги – это уже слишком!
Уставший пес наконец угомонился, шлепнулся на попу и радостно разулыбался, свесив язычище. Но хвост успокаиваться не желал и продолжал интенсивно мести остатки снега.
– Май, познакомься, это – Ника, – я поднесла малышку поближе к собакевичу.
– Аннушка, осторожнее! – Сергей Львович, отряхивавший снег с одежды, рефлекторно дернулся к нам. – Ты с ума сошла!
И ошарашенно замолчал.
Потому что Ника улыбнулась и, глядя псу в глаза, что-то заворковала. Май натопырил уши и внимательно слушал ее! Потом его страшненькая, исполосованная шрамами мордуленция осветилась бесконечной нежностью и преданностью, он смешно притявкнул и лизнул малышку в нос. Ну как в нос – учитывая размеры языка, вместе с носом было зализано все, не спрятанное в комбинезоне.
– Улечка, она что, с собакой разговаривала сейчас? – Инга не сводила восторженного взгляда со сладкой парочки.
– Ну что ты, доченька, – улыбнулась Алина, – Ника просто гулит, как все младенцы.
– Нет, мам, ты ничего не понимаешь, они разговаривают!
– Ага, – хмыкнул Артур, – обсуждают последние новости.
Винсент многозначительно посмотрел на меня и промолчал.
Наконец мы вошли в дом, и я не удержалась от восторженного «ах!». Так, срочно надо восстанавливать форму, иначе воскресные пироги из виртуальных станут реальными.
Но дом Сашка и компания украсили все же здорово! Много бело-розового: цветы, шары, драпировка, подушки. А моя спальня преобразилась полностью. За то время, пока я отсутствовала, Саша сделала там ремонт. Теперь это была наша с дочкой комната, и это отразилось и на отделке, и на меблировке. Рядом с моей кроватью появилась детская, завешенная полупрозрачным пологом, кроватка. И много еще всего нужного и очень красивого.
Пока внизу готовили праздничный стол, я переодела дочку, покормила и уложила спать. Индиго она или нет, но покушать и поспать любит, как и положено здоровым малышам.
А потом пошла в душ, потому что очень хотелось побыстрее смыть с себя и оставить в прошлом запах больницы, немощи и смерти. Вот только шрамы в прошлом, увы, не оставишь. Ну и ладно, ну и пусть. Зато с моей дочкой все в порядке.
Вниз я спустилась где-то через полчаса. Народ, скучавший в гостиной, увидев меня, оживился и потянулся в столовую. И немудрено, ведь сегодня фрау Мюллер превзошла себя, завалив кулинарными изысками стол. А учитывая, что «себя» нашей фрау и так довольно впечатляющая, атака на вкусовые рецепторы была явно заимствована из плана «Барбаросса». Гены, ничего не поделаешь.
Но и у нас гены имеются! Мы «Барбароссу» в свое время отправили к Барбосам, справились и сейчас. Тем более что союзник второй фронт открыл – Винсент Морено держался достойно.
Трапеза растянулась почти на три часа. Ели – болтали, болтали – ели, а горячее, а горячее номер два, а десерт, а кофе, а десерт номер два, а глинтвейн, в конце концов! Правда, мне от конца концов пришлось отказаться. Да, знаю, что потеряла, но Нике пить пока рановато.
Словно в ответ на мои страдания сверху послышался вначале призывный лай, а потом – возмущенный плач. Май, не отходивший теперь от малышки ни на шаг и дежуривший у кроватки, сигнализировал, что мамаше пора вернуться к исполнению прямых обязанностей. А то ишь ты ее, увлеклась кривыми, а ребенок проголодался!
Выспавшаяся Ника оставаться в кроватке не желала категорически, она бузила и хныкала. Пришлось взять ее с собой и спуститься к народу под конвоем Мая.
Появление главной виновницы торжества было встречено коллективным сюсюканьем. Виновница же виноватой себя не чувствовала, радостно агукала, ворковала и гулькала. Вьющиеся темные волосята распушились, щечки раскраснелись, глаза широко распахнулись – ребенок активно радовался жизни. И с удовольствием переходил с рук на руки.
А я, воспользовавшись ажиотажем вокруг дочки, села в кресло рядом с Сергеем Львовичем, который блаженствовал у камина с кружкой глинтвейна в руках.
– Ну что, Аннушка, – Левандовский, не отрывая взгляда от пляшущих языков пламени, улыбнулся, – все хорошо?
– Вы же знаете, что нет.
Раздался звучный «чпок». Это генерал с трудом оторвал-таки взгляд от огня и подарил его мне. Взгляд от столь бесцеремонного обращения получился слегка удивленным:
– Почему?
– Сергей Львович, вы отличный профессионал в своей области, но актерские способности у вас на нулевом уровне, если не ниже, – усмехнулась я.
– А ниже это как?
– А это когда монолог Чацкого в исполнении чайханщика Исмаила из Ферганы звучит убедительнее, чем ваши слова. И не пытайтесь увести разговор в сторону, не получится.
– Никого никуда я не веду, – Сергей Львович тяжело вздохнул, – просто надеялся, что этой темы мы касаться не будем.
– Будем, – я помолчала, собираясь с духом. Дух никак не мог сообразить, зачем, куда и как быстро надо собираться, бестолково метался и мешал говорить. Но я справилась. – Я не стану спрашивать, почему от меня все это время скрывали правду, лишив газет и телевидения. Разумеется, для моего же блага.
– А вот сарказм здесь неуместен, вспомни, в каком состоянии тебя привезли в Москву.
– Но потом-то мое состояние улучшилось!
– И что? Что ты могла сделать? Что изменить? Ситуация практически безнадежная. Алексей жив, и в то же время его нет. Того, прежнего Алексея нет.
– Пожалуйста. Прошу вас, – я с трудом сдерживала слезы, – расскажите мне все, что произошло. Начиная с момента автокатастрофы и по сегодняшний день. Я ведь толком ничего не знаю.
– Ну хорошо, – Левандовский допил глинтвейн и поставил кружку на пол. – В тот день, буквально за полчаса до случившегося, Алексей впервые за долгое время позвонил мне. Предупреждая возможные вопросы, скажу – твой муж…
– Бывший.
– Твой муж, – с нажимом повторил генерал, – прекратил все отношения с теми, кто знал тебя. А может, это мы прекратили, впрочем, не суть важно. Короче, ни мы, ни уволившийся Виктор больше с Майоровым не общались. И вдруг он звонит и просит меня собрать всю возможную информацию на свою новую подружку, Ирину Гайдамак. Пообещал прийти к нам вечером и что-то рассказать. Не успел, – Сергей Львович с силой провел ладонями по лицу. – В момент аварии он говорил по телефону с Виктором, просил его тоже подъехать к нам. А потом случилось это. Его джип подрезал огромный грузовик, водитель которого, кстати, сбежал с места аварии. Удар был такой силы, что Лешу пришлось извлекать из сплющенного автомобиля с помощью резака. Держись, девочка, – он ободряюще сжал мою руку, – ты же сама хотела знать. В общем, вначале по всем каналам прошло сообщение, что Алексей Майоров погиб. Я сразу же позвонил своему знакомому в ГИБДД, и тот сказал, что Леша жив, но в тяжелейшем состоянии. Мы с Артуром поехали в клинику, куда отвезли Алексея. Там уже был Виктор. Но нас, конечно же, никуда не пустили, потому что Лешу как раз оперировали. Потом было еще несколько операций и – кома. Мои несколько дней подряд приезжали в больницу, надеясь услышать хоть что-то обнадеживающее. А я в это время был занят твоими проблемами. В общем, Аннушка, получилось так, что вы с мужем одновременно лежали в больницах. И мы разрывались между вами, стараясь уберечь тебя, не дать узнать. Ведь ничего обнадеживающего мы сказать не могли. А тем временем Ирина, назвавшись женой Майорова…
– Но почему? Она же юридически ему никто! – я с трудом справилась с дрожащими губами.
– Юридически – да, но в последние недели перед случившимся все газеты кричали о связи Алексея Майорова с его новой администраторшей. И потому, когда Ирина, сутками не отходившая от Лешиной палаты, назвала себя его женой, все восприняли это как должное. Алексей около месяца находился в коме. Потом очнулся, но… – Генерал помолчал, только перекатывавшиеся желваки выдавали его состояние. – В общем, Аннушка, он совсем плох. Передвигается с трудом, ничего не говорит, мало что соображает. Восстановились лишь основные функции жизнедеятельности, а в целом Алексей Майоров пока – полурастение. Извини, но это так. Незадолго до твоих родов его выписали из больницы, и Ирина увезла Лешу в какой-то супердорогой закрытый частный санаторий, где он будет проходить курс реабилитации. Вот такие вот дела, доченька.