После первой радости от встречи разговор становился все более серьезным.
– У тебя хорошее настроение, – заметил Игорь.
– Сама не понимаю почему. Поругалась с мужем по телефону. Он потребовал, чтобы я немедленно вернулась, а я сказала, что в Нью-Йорк больше не приеду.
– Женщину скандал не портит, а освежает. Знаешь историю, как жена посылает мужу телеграмму с курорта: «Но люблю только тебя». А вслед за ней другую телеграмму: «Волнуйтесь, подробности письмом».
– Ты меня ревнуешь. Зря. Нужно выбирать не мужчину, а жизнь.
– Выбрала?
– Выбираю, к сожалению, не я. За меня выбирают.
– Что это значит?
– Неужели не догадываешься? Ты мог выбрать меня. Тогда, раньше.
– Я и выбрал.
– Неправда. Ты предпочел свою работу, я тебе была не нужна.
– Приоритеты в жизни меняются.
– В этом тоже различие между нами. Ты меняешь свои приоритеты сам, а я вынужденно. С тобой у меня на первом месте была семья, но это не получилось. С Максом я считала главным свою работу. Он – удобный муж и не мешает делать то, что мне нужно. И опять ошиблась. Кризис и все его прелести. Потеряла работу и деньги. Не я одна. Аналогичная ситуация у всех или почти всех моих знакомых. Но это – слабое утешение.
– Временное явление. Кризис пройдет, и все восстановится.
– Не уверена. Мне кажется, после этого кризиса мир станет иным. Не знаю, как в России, но в Штатах это очень чувствуется. Даже в мелочах. На Уолл-стрит перестали проводить корпоративные вечеринки. Для них это нечто вроде революции – не праздновать по случаю Рождества. Неудобно веселиться, когда идут массовые увольнения.
– Я не знал, что в Штатах ты работала.
– А ты думал, я буду висеть на шее у мужа? – помрачнела Марина.
– Кстати, как поживает твой муж?
– Он еще сильнее расстроился, когда дела пошли вразнос. Надо признать, русские мужчины более стойкие к трудностям. Или им на все наплевать.
– Ты хорошо держишься.
– Неплохо, но на душе противновато. На бывшей работе расстались как-то неряшливо, некрасиво. Даже попрощаться по-человечески не умеют, козлы. Осадок остался.
– У меня было такое же ощущение, когда сокращали министерство и мне пришлось свернуть кипучую деятельность.
– Но тебе же предлагали остаться.
– Это было скорее извинением – остаться и заниматься совершенно другими делами. Я предпочел уйти.
– С гордо поднятой головой. Ты всегда так уходишь.
– Кстати, от меня ушла ты.
– Забудем. В Нью-Йорке художники выстроили изо льда скульптуру. Символ кризиса. И она на глазах у всех растаяла. Считай, моя прошлая жизнь тоже растаяла. Нет ее.
Марина говорила возбужденно, даже взбудораженно. Но продолжала улыбаться. Правда, в глубине глаз появилась жесткость, словно она чувствовала боль, но не хотела ее показать.
Когда Игорь и Марина вышли из ресторана, в городе опять заморосил холодный дождь со снегом.
– Поедем ко мне, – предложил Игорь.
– Нет, сейчас мы простимся.
– Может, все же погуляем по переулкам?
– Это нас далеко заведет. Прости, я спешу, – сказала Марина и растаяла в толпе. Как ледяная фигура в центре Нью-Йорка.
Вокруг чадили автомобили и брели пешеходы. Каждый по своим делам.
Уже поздно вечером Игорь не удержался и позвонил. Марина ответила сразу. Будто ждала звонка.
– Почему ты уехала?
– Я боюсь. Мне страшно... опять влюбиться в тебя.
– Кстати, ты была не права.
– Я всегда не права.
– Когда мы прощались, ты сказала, что прогулка по переулкам может далеко нас завести. Я посмотрел карту этого района. По переулкам-закоулкам далеко не уйдешь. Все перегорожено, много тупиков, улицы и переулки идут по кругу.
– Вот в этом все дело. – Марина вздохнула и выключила телефон.
* * *
Президент был озабочен и посмотрел на Ратова с плохо скрытым недовольством.
«Отвлекаю занятых людей от дела, даже неудобно», – не удержался от мысли Ратов.
– Давайте познакомимся поближе, – уже с доброжелательной улыбкой, но весьма строго предложил президент.
Ратов гордо кивнул, давая понять, что это предложение полностью отвечает его тайным желаниям.
– Что вы думаете по поводу мирового кризиса? В чем его главные причины? – сумрачно поинтересовался президент.
– Если рассматривать только мировой кризис и не затрагивать нашу специфику... – дипломатично начал Ратов и невольно замялся.
Президент бросил на него быстрый взгляд и саркастически улыбнулся.
«Видимо, думает – вот еще один зануда. Зря я про нашу специфику. Он о ней и не спрашивал».
– Основной источник кризиса, – быстро продолжил Игорь, – дестабилизация финансовой системы. Надули финансовый пузырь, и он в конечном итоге лопнул.
– Вы это о ком?
– О финансовой системе США, – быстро ответил Ратов.
– Продолжайте.
– Если говорить научным языком, американцы искусственно стимулировали спрос путем эмиссии. Накопленные долги стали превышать объемы новых кредитов. Естественно, это вызвало кризис всей системы.
– Говорить можете и научным, и любым другим языком. Лишь бы понятно. Реальный кризис перепроизводства, как нас учили в свое время, – уточнил президент. Он уже не отрываясь пристально разглядывал Ратова, словно пытался разгадать его мысли и понять, насколько парень убежден в том, что говорит.
– По доступной информации, которой я располагаю, американские лидеры, вне всякого сомнения, понимают глубину кризиса. Однако их ведущие аналитики, финансовые стратеги не могут дать внятных рецептов выхода из него.
– Да ни черта не понимают! Мне Чубайс признался: думал, что все плохо. И ошибся. Все оказалось очень плохо. Из мировых экспертов никто толком ничего объяснить не может. Или не хотят. Я думаю, это вернее. Вот вам и финансовые авторитеты! Показали полную несостоятельность, – четко выговаривая каждое слово, с брезгливой усмешкой сказал президент.
Ратов ответил сочувственным взглядом – как после этого можно верить финансовым «предсказателям»!
Президент помолчал. Ему понравилось сдержанное сочувствие Ратова.
«Верно говорят, что молчание – золото, хотя аналитикам, как известно, платят за формулировки, – подумал Ратов. Атмосфера в кабинете стала спокойной и даже уютной. – Интересно, чаю предложат? С сушками. Или с крендельками».
Президент, видимо, преуспел в разгадывании чужих мыслей и взглядом дал понять, что надежды на чаепитие лишены всяких оснований. Не до чаев, знаете ли!
– Когда можно реально выйти из кризиса и что для этого необходимо предпринять? Я имею в виду самые важные меры. Все перечислять не надо, – жестко сказал он.
«Говорит, конечно, о нашем кризисе, но не уточняет. А зачем уточнять? И так все понятно». Ратов кивнул и почувствовал большое внутреннее облегчение.
– Выйти из кризиса раньше, чем остальной мир, России не удастся, тем более что наша экономика остается сырьевой. Если заметное оживление мировой экономики произойдет примерно через год, то следует ожидать выхода России из кризиса через полтора года.
– Я думаю, вы слишком оптимистичны. Кризис может растянуться года на три. И еще неизвестно, с какими потерями мы из него выйдем.
– Правительством принят пакет антикризисных мер. Их цель – уменьшить потери, – попытался перейти на другую тему Ратов.
Что-то подсказывало ему: этот заход может приоткрыть тайный смысл предложений президента. Пусть не полностью, но хотя бы лучик света. А то идешь, как в темном туннеле, и не знаешь, куда он ведет.
– Антикризисный пакет нормальный, но исполняется неудовлетворительно. Много безответственности, разгильдяйства. Кстати, мне понравились ваши предложения по совершенствованию системы управления. Очень своевременные. – Президент на глазах становился раскованнее.
– Экономики, кроме добычи сырья, практически нет. Финансовые доходы росли, а отечественная промышленность была на голодном пайке, – неутомимо продолжал Ратов.
– Постойте, – спохватился президент. – Нельзя все мазать одной черной краской. Вы даете слишком жесткие оценки. Ничего не поздно, если подойти с умом. И нельзя говорить, что экономики совсем нет. Кое-что сделано. Приоритетные национальные проекты, например.
– Денег для развития выделялось недостаточно.
– Это как посмотреть. Не хочу, чтобы между нами возникло недопонимание. Я исхожу из того, что финансовая политика доказала свою эффективность. Ситуация с финансами у нас стабильная. Этого вы не можете отрицать. Если бы не создали резервы, было бы намного сложнее пережить кризис. Но ладно. Критика полезна. У вас много аргументов. Их тоже нужно учитывать.
– Дело не в моих личных пристрастиях. Просто я пытаюсь объективно оценивать ситуацию, – поскромничал Ратов.
– Не любите легких решений?
Вместо ответа Ратов развел руками, что можно было расценить одновременно как признание и сожаление: «Что делать, если я такой вредный?»
Жест получился убедительным. Игорь действительно не мог понять, как президент может восторгаться финансовой политикой «бухгалтерского образца», которая поставила крест на развитии экономики, и одновременно поддерживать его концепцию, которая эту финансовую политику отрицает.
Он замечал подобные «несогласованности» в позиции президента и раньше. Но одно дело их замечать, а другое – жить с ними, когда они непосредственным образом тебя затрагивают.
«Видимо, в этом есть своя внутренняя логика», – успокаивал себя Ратов.
Президент расценил молчание Игоря как полное согласие.
– Вы нам подходите, – сказал он и сдержанно улыбнулся.
«Интересно, для чего?» – подумал Ратов.
Глава 5
Выбор
Ты, кажется, любитель заключать договоры. По-твоему, тебе все всегда удается, дубина ты стоеросовая!
Ратов спустился со второго, «президентского», этажа, прошел пост охраны и вышел на Ивановскую площадь. Посмотрел на Царь-пушку, так никогда и не пригодившуюся для защиты Кремля, и залюбовался куполами соборов. Едва успев включить мобильный, он сразу почувствовал, как телефон раздраженно подмигивает и дрожит в руке.
Звонил Олег Петрович:
– Почему не докладываете?
– Олег Петрович, я только что вышел из здания.
– Могли бы позвонить мне на сотовый, – выразил недовольство «кадровик». – Как беседа?
– Мне кажется, все в порядке. Впрочем, не знаю.
Игорь действительно так и не понял, почему им заинтересовался президент. Скорее всего Борис Павлович Бровин удружил любимому племяннику и переговорил с кем надо, с тем же Олегом Петровичем. Но президенту он зачем понадобился? Что-то серьезное? Иначе не пригласили бы для разговора. Впрочем, все как-то зыбко, неопределенно, непонятно.
«А может, это как раз нормально. Многие чиновники проводят в состоянии неопределенности десятилетия, привыкают и не представляют другой жизни».
– Зайдите ко мне, – озабоченно произнес Олег Петрович. – Обсудим.
– Я сейчас в Кремле, – уточнил Ратов.
– Ничего, здесь рядом. Можно пешком дойти. Я вас жду.
Машина с водителем, числящаяся за институтом Ратова, ждала его на стоянке. Он был бы не прочь и сам заехать в Кремль, но авто, зарегистрированные на частных лиц, сюда не пропускали.
Водитель с уважением посмотрел на Игоря. Он впервые оказался за рулем внутри Кремля и, когда потребовалось повернуть в Троицкие ворота, запаниковал. Еще бы! Всегда старался объезжать дежурящих здесь строгих ментов, а тут поезжай прямо им в лапы.
– На Старую площадь, – небрежно распорядился Ратов.
В шестом подъезде пропуск был уже заказан.
«И почему он волнуется? Даже не поздоровался», – с раздражением подумал Игорь о заботливом Олеге Петровиче.
Увидев Игоря, женщина-секретарь, не говоря ни слова, показала ему на дверь кабинета.
– Что он сказал? – тут же спросил Олег Петрович вместо приветствия.
– Сказал, что подхожу.
– Очень хорошо.
– Да, но мне хотелось бы понять, для чего.
– Что значит – для чего?
– Для чего подхожу.
– А что, служебные обязанности не обсуждались?
– Нет, даже не затрагивались.
– А что вы сами думаете? О чем конкретно шла речь?
– О повышении эффективности антикризисной программы и формировании новой модели управления.
– Вообще-то эти вопросы относятся к функциям правительства, – поморщился «кадровик». Теперь, после беседы Ратова с президентом, он уже не скрывал, что «пересечение функций» вызывает у него серьезные опасения.
– Ну почему обязательно правительства? – попытался успокоить его Игорь. – Ответственность за то, что российские компании оказались по уши в долгах, несет Центральный банк. Кредиты за рубежом брать было выгоднее. Выпустили ситуацию из-под контроля. Следовало бы ввести регулирование получения иностранных займов.
– Центральный банк, говорите. Допустим, – нехотя согласился Олег Петрович. – Но ответственности с правительства это не снимает.
– Нет, я серьезно! Политику Центрального банка нужно пересматривать. Причем срочно. Ввести валютное регулирование. Чтобы деньги, которые тратятся на поддержку рубля, оставались на счетах в России, а не оказывались за рубежом, – не ослаблял напора Ратов.
– Ну ладно, что-нибудь придумаем, – вздохнул Олег Петрович. – Вообще-то странно, что он вам не сформулировал конкретное поручение. Хотя тоже правильно. Вы еще не оформлены. В первую очередь напишите положение о вашем управлении.
– Да, но...
– Напишите на основании того, что вы сегодня обсуждали. Никаких «но». Я же на беседе не был. И завтра передайте мне. Через несколько дней получим визы подразделений. У нас сильный козырь – с президентом все согласовано. Вы это имейте в виду. – Встретив вопросительный взгляд Ратова, Олег Петрович неохотно пояснил: – Если будут приставать, что да зачем, так и говорите: «Все согласовано». Умников у нас много. Вы перед каждым отчитываться не обязаны. А жизнь все расставит по своим местам.
– В общем, так оно и есть! – торжествующе согласился Ратов. – Не только согласовано, но и непосредственно вытекает из указаний президента.
– Вот это уже совершенно другое дело, – проворчал Олег Петрович.
В его глазах Ратов заметил искреннее удивление: «Быстро учится, не ожидал такой прыти».
* * *
– Я больше не могу! – кричал Ратов.
Еще мгновение, и он бросит телефонную трубку. Шарахнет ею об стену. Так, чтобы телефон рассыпался на мелкие кусочки.
Марина красноречиво молчала. Из трубки доносилось только ее дыхание. И, как показалось Игорю, запах – знакомый, дразнящий, сводящий с ума.
– Не кричи.
– Ты хочешь быть со мной? – уже тихо спросил Ратов.
– Да, очень хочу.
– Приезжай. Или я приеду к тебе. Соберем вещи, и переедешь ко мне.
– И все начнется по-старому?
– А что плохого?
– Ты никогда не поймешь. – Марина вздохнула.
– Но ты ведь не любишь мужа!
– Не обязательно любить, чтобы быть счастливой. Главное, что он любит меня.
– Ну, знаешь! Не сравнивай меня с твоим Максом, – возмутился Игорь.
– Давай останемся друзьями.
– Я не смогу. Говорить, шутить, видеться и знать, что тебя ласкает другой мужчина. А ты его. Я же все помню. Каждое движение. У нас было по-настоящему. Как можно после этого дружить? Я знаю одну пару, у которой были страстные отношения. После того как они расстались, не могут видеть друг друга.
– Переходят на другую сторону, когда встречаются на улице?
– Не знаю, что происходит на улице, но если случайно пересекаются на вечеринке, то делают вид, что не знают друг друга. Выглядит нелепо и очень грустно.
– Ты этого хочешь?
– Ты знаешь, чего я хочу, – сказал Игорь. – Я люблю тебя.
Марина тяжело вздохнула.
– Не молчи, – просил Игорь. – Только не молчи.
Но все было напрасно. «Абонент вне зоны досягаемости», – повторял кокетливый женский голос.
* * *
Она была очень похожа. Одно лицо. Те же движения, даже прическа. Взгляд не такой прямой и дерзкий, как у Марины. Скорее мягкий. Но это – единственное отличие. Да, пожалуй, еще возраст. Заметно моложе.
– Что будем делать? – спросила девушка с внешностью Марины.
Она сидела по другую сторону офисной стойки и смотрела на экран компьютера, где высветился банковский счет Ратова. Черный пиджак в светлую тонкую полоску подчеркивал официальность, но смотрелся кокетливо, как строгая форма на красивых стюардессах.