Война 2010: Украинский фронт - Березин Федор Дмитриевич 5 стр.

– У нас нет такого оборудованья, Ладыженский, – пояснил майор. – Так, я наверх. Наши там какие-то вертолеты наблюдали. Буду бдить.

– Осторожно там, пан майор, чтоб не подстрелили, – озаботился подчиненный.

– И цели поищу, заодно, – разъяснил Шмалько уже сверху. – Надо ж нам наши подкалиберки куда-то уложить.

Но это он, похоже, размечтался. Потому как не успел он выдать механику очередные ориентиры на движение: «Ну-ка, Громов, давай-ка обойдем это зданьице с левого боку», как в небе действительно реализовался геликоптер «Ирокез». Может быть, тот же самый, что досаждал или уже… – не хотелось верить – группе майора Мотина.

– Ну, здравствуй древность человеческой технологии, – сказал Шмалько. – Фирма «Белл» собственной персоной. Куда от вас денешься – шестнадцать тысяч наштамповали. Конечно, братья-вьетнамцы не могли переколошматить всех – патронов не хватало.

Руки его в это время уже работали. Он ощупывал башенный НСВТ на предмет запаса своих собственных двенадцати-с-мелочью-миллиметровых. В отношении быстрой подвижной цели их было до жути мало.

* * *

13. Динамическая защита

Теперь они чувствовали себя попросту голыми. Понятное дело. Или тебе окружают, досаждая угластостью и давя гиподинамией, сорок две тонны слоеного железа, или, как сейчас, лишь потная, прилипающая одежда, свежий ветерок в лицо, и чёрные «берцы»: ищут, и тут же теряют в новом поиске, твердую оболочку Земли. Свой «75-й» они попросту предали. Бросили с распахнутыми люками прямо на вражеской территории. Или не совсем на вражеской. Потому как перед бегством Шмалько сообразил, где тут край аэродромной территории, и велел Громову раскатать танком забор из бетонных плит. Логичней было потратить время на слом препятствия, которое иначе пришлось бы преодолевать в полной амуниции, тратя несколько секунд; слишком длинных супротив работающего в повышенном темпе шестиствольного пулемета.

И конечно поначалу, до втягивания в беговой темп, мучили сомнения. Геройство смотренных ранее американских боевиков вообще-то призывало потягаться с их же летающей продукцией в меткости попаданий. Пулемет и броня против пулемета и подвижности – это же будет так честно! Вполне может быть, что если бы не предварительный разговор с заместителем Мотиным, Шмалько бы решился. Получается, своим не увиденным командиром батальона, но рельефно представимым воображением, боем, майор Алексей Мотин спасал его теперь. Сделал все на редкость по уставу, защищая собой командира. У них там было два танка и следовательно два НСВТ. И куча патронов, поскольку до другого противника они не успели – однако…

Конечно, по зрелому, плохо доступному в быстром беге, размышлению, «Ирокез» наверняка был на аэродроме не в единственном числе. К несчастью, или может быть уже к счастью, все сомнения быстро рассеялись. Когда позади разразилась непривычная какофония, майор Шмалько обернулся.

Их Т-64БВ обиженно и шумно умирал под пуле-снарядным смерчем. Вначале грудами рвалась последняя линия обороны – динамическая защита, затем танк начал визжать – двенадцати и более миллиметровые сердечники рикошетировали от брони. Майор представил себя на этой броне, под этим ливнем. Он споткнулся, наверняка бы упал, если бы породнившийся с ним за этот час экипаж не подхватил. Требовалось сматываться, покуда было время. Не верилось, что те, в UH-1, не наблюдали их бегства. Или, может, оттуда сверху обзор был непредставимо шире, и другие события отвлекали? В конце-концов, их танк растребушил целый муравейник. Мало ли, сколько народу суетились теперь на территории аэропорта.

Но надеяться на чудеса совершенно не стоило. Если они и были, то уж сейчас все вышли. Им требовалось побыстрее затеряться в скопище городских предместий. Не дать возможности вертолетчикам довести свое искусство стрельбы до окончательного совершенства, отработав еще и по двуногим мишеням. Воистину правильно, что когда-то в училище курсанта Шмалько заставляли много и долго бегать. Они, молокососы в погонах, еще ворчали, что, мол, лучше бы поучили чему-то стоящему, допустим, конг-фу с карате.

Какой толк был бы сейчас от боевой стойки «кошка» или даже от лихого удара «йоко-гери-ка-суми»?

* * *

14. Железяка

Почему-то, эти разбросанные по местности тяжелые сложные железяки ныне считались древней рухлядью. Может, сие произошло не «почему-то», а просто «по чьему-то» мнению? Ибо если подойти и обсудить проблему без административно-силового давления, то, наверное, мнения бы очень многих специалистов разделились бы; и может даже не поровну. Ведь к проблеме можно подходить двояко. Можно превозносить достоинства, а можно подчеркивать и раздувать недостатки. Тоже ведь путь? Такой путь, или точнее, тупик, любят обхаживать критики прогресса. Эти чинуши наличествовали во всякие времена. «Чего это у братьев Райт полетело? Да и не полетело совсем – так, подпрыгнуло. Идиотская штуковина, совершенно ненужная. Вот имеется паровоз, и хватит. Пора уж призадуматься, остановиться». И здесь сейчас нечто сходное, но все-таки не совсем. Здесь эти чинуши переменили позицию. Ну что это за железяка? Она же совсем древняя, в шестидесятых разрабатывалась. Всем воплощенным идеям считай уж по полтиннику. Мы передовая страна, демократического выбора, мы уж почти в благостную Европу приняты, а тут такое посмешище. Да сейчас даже цели для сей штуковины другого уровня. Ну, а обслуживание? Это ж каменный век! Одно жидкостное топливо чего стоит. Так ведь еще окислитель! Между прочим (на ушко), экологически вредная дрянь. Смерть природе, убийство почвенного слоя и возможные акции всеми уважаемого общества «Гринпис». А размерчик? Тут же прямо гигантомания! Воплощенный в техническом решении порок всей системы тоталитаризма. А посмотрите, какая на холмике большущая штуковина! Не видно, не? Ну так, она ж покрашена под цвет местности. Тридцать шесть тонн железа. Ее только разобрать, да с места сдвинуть – двадцать четыре часа только лишь по нормативу. А так… Э-эх! А еще между прочим, учтите такую хитрую вещицу как многоканальность. Знаете, тут ее не наличествует вообще. То есть, всего одна цель в сопровождении, а уж коли собьют, тогда следующая. Но даст ли настоящий противник время для переноса огня? Короче, пора, пора на слом. А офицериков? Пристроим, пристроим как-нибудь. Он сколько в новом рыночно-магазинном хозяйстве охранников требуется. Народ-то у нас вороватый, вы же в курсе? А что раньше не воровали, так то потому, что в магазинах ничегошеньки и не было – сплошной социалистический дефицит.

Естественно, с точки зрения нормального рационализма, вся эта аргументация не стоит выеденного яйца. Да, все верно. В данной конструкции применено жидкое топливо и окислитель. Кстати, только во второй – конечной ступени. Первая, как и положено в любой новизне – пороховой ускоритель – четыре штуки, на три с половиной секунды горения. И разумеется, твердое топливо, да еще, допустим, контейнерное хранилище и дегустация предполетных свойств без вскрытия мембраны – вещь изумительная. Но ведь данная штуковина уже имеется, а ту твердотопливную надобно покупать, или разрабатывать. Что кстати, в связи с обязаловкой деиндустриализации перед вступлением в клан европейцев, уже никак не получится. Разучились! И конечно, какая-нибудь новомодная фазированная антенная решетка изначально превосходит обычную вертящуюся локационную станцию. Но разве сейчас этих самых ФАР уже имеется достаточное количество? Их, между прочим, за валюту следует покупать, а нефти у нас за годы «самостийности» все как-то не накопали. К тому же, тут кто-то крякал о многоканальности. Внимание, передаю привет от дедушек-бабушек! В далекой тоталитарщине шестидесятых все уже предусмотрено. Наличествует автоматизированная кабина управления и целераспределения. И тогда в максимуме, при пяти огневых дивизионах – пятиканальное воздействие по врагу. Ракетки, хоть и жидкостные, но сверхзвуковые. И бьем супостата пятерками с вероятностью 0,98. При расходе две ракеты на одну цель. Учитывая запас созданный на позиции и способность к автоматической перезарядке, получаем: данная группа дивизионов обязуется обработать – в плане перемолотить в мелкий лом – сорок пять целей. Вам мало? Но ведь наша группа не собирается воевать в одиночку со всем миром. Есть и другие системы, кои будут, где требуется, помогать.

О чем тут еще балакали? Ракета тяжела и громоздка? Разумеется, не «Стингер». Но ведь она поражает цели на сорок тысяч метров в высоту и на дальность двести пятьдесят с мелочью км. Кстати, относительно высоты. Не смотря на то, что с шестидесятых миновал геологический период, ни один реальный боевой самолет так высоко еще не забирался. И между прочим, о целях. Львиная доля летающей техники коя стоит на вооружении, все оттуда же, из шестидесятых. Есть кое-что поновее, но ведь и наше чудо совершенствовалось. Последний раз, как помниться, в восьмидесятых.

И главное, эта штуковина уже существует в реальности и боеготова, а наличествующих передовых комплексов с ФАР и твердотопливными, упрятанными в контейнеры ракетами никак не хватает прикрыть все возможные мишени для авиации. А, мы живем в другие, безопасные времена? Ну-ну.

Тут, разумеется, некоторые умники, спохватятся и вспомнят про самый козырный туз. А знаете, именно из этой расхваленной москальской штуковины завалили однажды мирный гражданский лайнер, летящий из передовой демократии под небом Палестины, зовущейся Израиль. И вот именно тогда, сложные железяки становятся древней и в окончательном случае ненужной рухлядью.

А значит через некоторое время, на всей территории страны остается только несколько комплексов противоздушной обороны С-200. Почему не разобран конкретно этот? Во-первых, он не считается стопроцентно боевым, ибо находится на территории номинально закрытого ныне полигона, а во-вторых, возможно, он оставлен для грядущих совместных учений с добрососедским блоком НАТО. Ведь надо же странам передовой демократии где-то и как-то учиться преодолевать аналогичные препятствия, все еще встречающиеся в неких азиатских территориях. Ведь рано или поздно, но предстоит вытравливать эту азиатчину с нежного европейского тела. Нельзя же, в самом деле, терпеть ее столько десятилетий кряду.

* * *

15. Бизнес-крах

Каково? Каково это, когда тебя внезапно выдергивают с устойчивости? Когда совсем неожиданно отрывают от любимой работы, коей ты всегда и всецело отдаешься без остатка? Так отдаешься, что просто некогда расслабиться, некогда прильнуть к кальяну, вдохнуть. Да просто выспаться, и то некогда. Тем более, работенка-то столь специфична, что именно ночь-то и крадет без остатка. И если разобраться, то это все куда больше чем работа. Это попросту дело, большое интересное дело. Бизнес! И вот каково это – вдруг, совершенно без предупреждения, берут под рученьки: «Исхан Хаккин ваша фамилия-имя? За нами пройдемте, пожалуйста!» Что? как? почему? Никаких прямых пояснений, ответов. Только уклончиво так: «Нет, нет, не в полицию. В другое ведомство». Что еще за ведомство? Налоговое управление? Ничего не ясно. И лихорадочно так вспоминаешь, где последнее время засветился. С иностранками? Так вроде не поступало новых последнее время. Может, кто сбежал из старых? Так кажется, на месте все. Или уже не на месте? Так что их пересчитывать каждую минуту? И вообще, утром были все в наличии, и новые и старые, и даже престарые. Короче, полная непонятка.

Ведут, в машину сажают. Рыпнуться бы куда-нибудь, хоть на квартал оторваться, позвонить кому-то из «паши», предупредить о беспределе. «А адвокату можно?» Смеются, плечиками подпирают, по обе стороны двери машинные блокируют. Чего нельзя-то, разве мы не граничащая с Европой страна? Но вслух как-то неудобно произнести. Спешно тасуются в голове лица недавних клиентов, в диапазоне хотя бы недель двух. Вроде ж не было скандальных. Да и обиженных, вроде. А если кто сам почему-то не справился, так кто ж, понимаешь, виноват? И вообще, если были стычки – да и не стычки вообще, а так, пару слов и отваливает – так то с совсем несерьезными, не «беями», и уж, тем паче, не «паши». Последних он всегда за три перекрестка видит, даже через затемненное стекло; не успеет дверка открыться, уже кланяется, придерживает. Бизнес на этом держится. Да и не зазорно перед «паши». Сам когда-нибудь, как дело разовьется, расцветет, будешь «паши». Может, тогда и отоспишься? Или наоборот?

Ладно, то все мечты, а машинка-то куда-то рулит и никто ничего не поясняет. Сейчас вывезут за город и разберут на запчасти. Ведь есть такой бизнес, еще более крутой, чем у него, – продажа органов. Вдруг? Да, но чем он особо ценен? Неужели нельзя найти кого попроще? Да он сам бы кого-нибудь, в смысле, какую-нибудь предоставил. Только намекните! Уж как-нибудь ущерб бы компенсировал. В конце-концов опять решается – разбитным таким манером, дабы не заподозрили, что в панике, и штаны полны до краев – поинтересоваться по новой: «Мы куда, все ж, уважаемые беи?» Но смеются опять, шутят так своеобразно: «В армию, дорогой бей». «В армию?», – он оценивает юмор. «А в армию, хитрец бей! А что, у нас разве солдатиков не хватает?» Смеются, плечиками тугими жмут, аж в на заднем сиденье совсем тесно становится. «Скоро уж», – говорят. Он совсем в недоумении. Снова перебирается в покуда целой (может и не надолго) черепушке недавняя клиентура. Но ведь, правда, все довольны оставались. Это ж сразу видно по всем параметрам. У Исхана глаз наметанный.

Тут, наконец, подвозят. Нет, ни к какому ни к учреждению-зданию. Стоит, двери нараспашку другой «форд», причем зеленого (!) цвета. Пока у Исхана от удивления рот тоже нараспашку, два дюжих молодчика передают его под локотки двум таким же дюжим сержантам. Взаимные кивки, и вот первый «форд» уже растворяется в потоке. Исхан Хаккин снова на заднем сиденье, только эти военные уже не улыбаются, а на его вопрос: «Что такое, почему?», свысока так посмотрели и молчок. Только на пятый раз, тот, что слева, все ж дернул веком, как от тика, да как гахнет локотком в солнечное сплетение: «Сиди смирно, Сопля! В армии вопросы задают исключительно старшие по званию». Исхан сам, вроде, умеет и локотками, и другими способами, но тут перевес явно не на его стороне. Он молча, умело, восстанавливает дыхалочку. Но не получается, тот, что посиживает с другого боку, видимо, для уравновешивания мира, тоже тычет локотком, но дает пояснения: «Уклонялся, собака? Сколько лет „косил“?» Дело дрянь: тут могут и забить.

На призывном пункте суета, но его пропускают, в смысле, проводят, без всякой очереди. Всякие молокососы с вещичками смотрят вокруг затравлено, а дорогу уступают сходу, жмутся к стеночкам.

– Исхан Хаккин? – потом адрес, то сё. Это уже в чистеньком кабинете с двумя вентиляторами, один на сейфе сверху, другой на штативе возле стола – оба, понятно, направлены не на Исхана.

Аллах неистощим на чудеса и проказы. Его дело – не то что не очень полная, а совсем тонюсенькая, и подозрительно новая папка – уже открыта. Там фото, как положено, и вообще-то можно даже не спрашивать, кто – и так видно. Но Исхан отвечает: под грудной клеткой точно будет синяк.

– А куда меня? – после еще нескольких вопросов, решает спросить Исхан, тем более что из двух сержантов сопровождения в комнате, сзади всего один.

Вообще-то он имел в виду другое, но офицер, с вихрящимися под встречными потоками ветра явно свыше меры длинными от уставных волосами, понимает по-своему:

– В пехоту, конечно. А ты что, разве танкист, или вертолетчик? Что-то по твоей карточке учета не наблюдается. И ловкий же бестия, – это уже для стоячей глыбы – сержанта сзади, – смотри, сколько лет уклонялся, волынил. Наверное, жандармов подкармливал.

– Так вроде ж, я уже по возрасту… – вставляет Исхан.

– У нас в Турции, рекрут, комплектование по призыву. Не знал? Каждый мужчина, если он мужчина, обязан отслужить.

– Э-э… А сколько? – спрашивает Исхан.

– Восемнадцать месяцев, – почти любезно поясняет офицер.

– Восемнадцать месяцев! – не в шутку ужасается Исхан. – Так у меня ж дело! Бизнес! Э-э не…