И вот Севастьянов узнал о событиях на улице Красных Галстуков. А случилось это так.
– Сергей Александрович, вы в курсе, что творится в нашем районе? – как-то спросила его коллега по кафедре Анастастия Степановна Лыкова. – Между прочим, по вашей части.
– А что именно творится? – заинтересовался Севастьянов.
Дама вкратце сообщила о том, что читатель уже знает.
– Говорите, шкаф прыгал?.. – со смешком переспросил Севастьянов. – И посуда летала? Невероятно! Сами-то вы это видели?
– Нет, не видела. Но соседи в один голос твердят…
– Ах соседи! А они-то сами присутствовали при сих делах?
– Присутствовали.
– Интересно… Очень интересно! И кто проживает в заколдованной квартире?
– Одна пенсионерка.
– Вы ее знаете?
– Видела пару раз.
– И какое впечатление производит? Богомолка?
– Я бы не сказала. Обычная тетка, каких полно. Мужа потеряла в войну. Работала всю жизнь…
– То есть вы хотите сказать, она не могла все это подстроить?
– Какое там! Зачем ей это?
– Ну мало ли… Может, прославиться захотела. Или секту какую создать. Люди разные бывают. Как говорится, в тихом омуте черти водятся.
– Маловероятно. Да и как она могла подстроить подобное?
– А люди что говорят?
– Одни про нечистую силу толкуют. Другие – про электрические поля… И то обстоятельство, что дом старой постройки, вспоминают.
– А вы сами как объясняете?
– Не знаю я, – твердо заявила Анастасия Степановна. – И так и этак размышляла. Ничего толком не вырисовывается. Поэтому к вам и обратилась. Вы же у нас специалист по подобным вещам.
Сергей Александрович не заметил скрытой иронии, прозвучавшей в словах Лыковой. Он думал.
– Случаев полтергейста в нашем городе до сих пор не зафиксировано, – наконец изрек Севастьянов.
– Чего-чего?
– Полтергейста! Полтергейст на немецком – шумный дух. Так за рубежом называется явление, о котором вы сейчас рассказали.
Поскольку Севастьянов был проверенным товарищем и истинным коммунистом, да к тому же активным членом общества «Знание», то он имел доступ к некоторым иностранным изданиям, которые читал в оригинале. Поэтому он знал, о чем говорит.
– Однако мне рассказывала одна старушка, – продолжил он свою «лекцию», – что в тридцатых годах нечто подобное имело место в бараке на Пятом участке.
– Что вы говорите? – удивилась Анастасия Степановна.
– Да. Правда, это непроверенный факт.
– И чем дело кончилось?
– Времена тогда были суровые. Вмешался НКВД. Семейство, где происходили чудеса, арестовали… И все прекратилось.
– А семейство? С ними-то что случилось?
– Бог знает. Это не важно. Нужно разобраться с нынешним случаем. Где, говорите, живет эта тетка?
– В доме № 2 по улице Красных Галстуков. Только ее сейчас в квартире нет.
– А где же она?
– Перебралась к дочери на Правый берег, от греха подальше. Пока, говорит, квартиру не освятит поп, ноги моей в ней не будет!
– Вот! А вы утверждаете, что она не религиозна!
– Я ничего не утверждаю. Я просто рассказала вам об имевшем место случае в соседнем доме.
– Ага. Давно это случилось?
– Позавчера. На Родительский…
– Это в День поминовения усопших. – Севастьянов на минуту задумался. – Тогда понятно! – изрек он.
– Что вам понятно?
– Побывала эта тетка на кладбище. Надо думать, поддала… Ну и решила устроить маленькую мистификацию.
– Ничего себе маленькую! Там же, в квартире то есть, все перевернуто. Да и каким образом она смогла заставить летать ножи и вилки?
– Швыряла, должно быть.
– Они парили в воздухе.
– А вы видели?
– Еще раз повторяю, нет! Но мне рассказывал очевидец. Человек, которому я полностью доверяю.
– Хм… Придется сходить туда и попробовать разобраться.
Когда Сергей Александрович, использовав «окно» между лекциями и практическими занятиями, явился в дом № 2 по улице Красных Галстуков, на недавние события там ничего не указывало. Погода стояла теплая и солнечная. Деревья уже распустились, и только что появившиеся листики радовали глаз свой яркой зеленью. Перед домом в прошлогоднем песке копался одинокий неухоженный малыш, сопли которого свисали аж до подбородка. В деревянной беседке дремал подвыпивший молодец, а у подъезда на скамейке сидели две престарелые гражданки и тихо о чем-то беседовали. Севастьянов присел напротив и взглянул на теток. Те оглядели его, казалось, с некоторым подозрением.
– Хотел потолковать с вами, мамаши, – после приветствия сообщил Сергей Александрович.
– Потолковать? О чем это? – спросила та, что была постарше.
– А о том, что тут у вас случилось.
– А вы, извиняюсь, кто таков будете? – продолжала гражданка. – Из милиции, что ли?
– Нет, не из милиции.
– Из газеты?
– И не оттуда.
– Тогда, мужчина, мне непонятно, с какой стати мы с вами должны толковать?
– Я – профессор из педагогического института, – заявил Севастьянов.
– Профессор?.. – с недоверием переспросила женщина. – А доказать можете?
Сергей Александрович извлек служебное удостоверение и протянул недоверчивой гражданке.
– Ага, так… Севастьянов… профессор кафедры прикладной физики… – Она с уважением посмотрела на Сергея Александровича. – Изучать нас пришли, профессор?
– Не вас именно, а просто хотел поподробнее узнать, что здесь случилось?
– Это у Дуськи-то, – сразу поняла, о чем идет речь, словоохотливая гражданка. – Могу рассказать… Своими глазами зрела… И не я одна. Вот, Клава тоже наблюдала…
Вторая женщина молча кивнула.
И первая стала повествовать о событиях, с историей которых Севастьянов уже в общем-то был знаком. Однако из речей словоохотливой гражданки вырисовывалась значительно более живописная картина. Столовые приборы: ложки, ножи, вилки, а кроме них еще тарелки, кастрюли и сковороды порхали не только на кухне, но и в комнате. Мебель вообще творила чудеса. Кровать поднялась в воздух и кружилась по квартире наподобие вертолета. Шкаф бился о потолок.
Севастьянов с интересом выслушал неизвестные для себя подробности происшествия, потом спросил:
– А сейчас в той квартире что происходит?
– Сейчас? А чего сейчас? – Женщины переглянулись. – Ничего там не происходит. Как Дуська оттуда удрала, все и успокоилось. Родня ее приходила. Дочка с мужем. Порядок там навели. И на этом все кончилось. Вновь в нашем доме тишина.
– А какова, по-вашему, причина?
– Это событиев, что ли? Причина… – Женщины опять переглянулись.
– У меня такое мнение, – заговорила та, которая доселе молчала. – Дом-то наш где построен?
– А где?
– Да на могилках!
– Чего ты такое говоришь, Клава? – воскликнула словоохотливая гражданка. – Какие тут могут быть могилки?
– Уж не знаю, какие. Только они имелись.
– Дом этот построен в начале тридцатых, а до этого здесь была голая степь, – не сдавалась словоохотливая.
– А тебе-то откуда знать? – спросила Клава. – Ты сюда после войны вселилась. Я же помню. В сорок седьмом или в сорок восьмом… А я на его строительстве работала. И не только его. Всей этой улицы Красных Галстуков. Не спорю, степь тут была голимая. А это место возвышенное. С него все окрест видно было. И город, и завод… Так вот, как начали котлован под дом копать, кости из земли и полезли.
– Чьи кости? – спросила словоохотливая.
– Бог знает. Одни говорили: тут киргизы своих хоронили, другие: мол, в Гражданскую тут побитых закопали. Темное дело.
– И много костей выкопали?
– Да не так чтобы очень. Но кости точно человечьи.
– И чего из этого выходит?
– А того! День-то какой тогда был? Родительский! Вот они, мертвяки эти, и дали о себе знать. Неприкаянные лежать. Никто о них не помнит. Кто они такие, чего… Вот и напомнили.
– А я думаю: никакие это не мертвецы, – заявила словоохотливая. – Просто дом наш повело. Весна. Земля оттаивает. Вот стены и гуляют.
– Гуляют! Ну ты даешь, Степанида! Чего ж они раньше не гуляли? Ты хоть одну трещинку видела? Нет их и не могет быть. Тогда строили на века. Тридцать пять лет дом простоял. Разве это срок?! Да и построена улица, считай, на скале. Земля оттаивает… Чепуха.
– Если это мертвецы, то почему только у Дуськи в квартире колобродят? – не сдавалась словоохотливая Степанида.
– Вот уж не знаю. У нее спросить надоть.
– Скажите, в вашем доме имеется подвал? – прервал полемику Севастьянов.
– А как же! Имеется, само собой. Только в нем, кроме старого хлама и мышей, ничего нет.
– Может, вода просочилась?
Но обе гражданки замахали на него руками.
– Никакой там воды нет, – веско заявила Клава. – Ни воды, ни трещин… Все в целости стоит.
– А в квартиру этой Дуси… Как, кстати, ее фамилия?
– Копытина, – в один голос ответствовали соседки.
– В квартиру гражданки Копытиной как можно попасть? На предмет ее осмотра… – обратился к словоохотливой гражданке Севастьянов.
– В квартиру-то Дуськину?.. Да как же без хозяйки?
– Да где же ее искать?
– У дочки она нынче живет. Сюда, говорит, нога моя не ступит, пока поп не явится и не освятит помещение. У дочки, конечно, жить можно. В двухкомнатной-то квартирке.
– И где же эта дочь проживает?
– На Правом. Хотите узнать адрес? Да ради бога.
И словоохотливая Степанида тут же выдала координаты нынешнего места обитания хозяйки квартиры, в которой творились странные вещи, словно бывала там каждый день. Оно оказалось совсем рядом с домом, в котором проживал Севастьянов. Как уже отмечалось, Сергей Александрович отличался чрезвычайной цепкостью в своей исследовательской деятельности. И он решил немедленно продолжить изыскания. «Заодно и пообедаю дома», – мысленно решил он, взглянув на часы. До начала практикума оставалось порядочно времени.
Прощаясь с соседками Дуси Копытиной, профессор сообщил им, что еще появится здесь, возможно даже сегодня, и пошел к остановке трамвая. В вагоне он удобно расположился в одинарном креслице и принялся равнодушно таращиться в окно на знакомые до мелочей виды. Ничего интересного не наблюдалось. Трамвай спустился с горы и покатил вдоль усеянного лачугами склона Карадырского хребта. По другую сторону полотна тянулась однообразная бетонная стена, отгораживавшая завод от остального города.
Сейчас, в спокойной обстановке полупустого вагона, он анализировал рассуждения соседок Копытиной и выделил главное. Нигде, кроме ее квартиры, странных событий не происходило. Значит, ни о каких физических явлениях, типа просадки фундамента дома или деформации его стен, речи идти не могло. Но и о влиянии на происходившее неких потусторонних сил тоже рассуждать не приходилось. Если эти неприкаянные мертвецы (тут Севастьянов невольно рассмеялся вслух, обратив на себя внимание пассажиров трамвая) решили о себе напомнить, то почему именно этой самой Дусе? Значит? Значит, все это подстроила сама Копытина. Но зачем?! Вот на этот вопрос и предстояло ответить. В голове Сергея Александровича уже стали оформляться наметки еще не сформировавшегося фельетона. Севастьянов чувствовал: фельетон должен получиться отменным.
Он довольно быстро нашел нужный дом, а потом и квартиру. На его звонки долго никто не открывал, наконец за дверью послышалось старческое шарканье.
– Кто там? – услышал Сергей Александрович.
– Профессор Севастьянов, – назвался он.
– Какой еще профессор?! Никого нет дома. Уходите…
– Я по делу.
– По какому еще делу?! Ничего не знаю. Нету никого.
– Откройте, я все объясню.
– Не надо мне твоих объяснений. Убирайся, откуда пришел.
Севастьянов топтался на месте, не зная, что предпринять дальше. Он понимал: открывать ему не собираются, однако и уходить, не пообщавшись с Дусей, он не желал.
– Ваша фамилия Копытина? – пытаясь нащупать нужный тон, продолжал взывать он.
За дверью молчали, однако он чувствовал: Дуся стоит и слушает.
– Ну откройте же!
И вновь тишина.
– Дяденька, вам чего здесь надо? – услышал он за спиной девчоночий голосок.
Сергей Александрович поспешно обернулся. Перед ним стояло круглолицее, курносое существо лет двенадцати и с любопытством взирало на него.
– Я хотел поговорить с твоей бабушкой, – сообщил Севастьянов.
– О чем?
– О том, что произошло у нее в квартире.
– А вы кто? Из газеты?
– Нет, я профессор… Из педагогического института… Интересуюсь подобными вопросами.
– О! Профессор! Ну тогда конечно.
– Ты, Наташенька, документики у него проверь, – послышалось из-за двери. – А то мало ли кто по подъездам шастает. Может, он ворюга какой…
– Конечно-конечно… – Севастьянов достал из внутреннего кармана пиджака красненькую книжечку и протянул девочке.
– Точно профессор, баба, – сообщила Наташа.
За дверью вновь молчали.
Девочка достала ключ, щелкнул английский замок…
– Проходите, – предложила Наташа.
На пороге стояла невысокая старуха в застиранном халате. Седая голова ее была всклокочена, поросячьи глазки грозно поблескивали, на лице написана угроза.
– Чего надо? – сердито спросила она.
«С такой нужно держаться вежливо и как можно солиднее», – соображал Севастьянов. Поэтому он, хотя и был со старухой одного роста, взглянул на нее свысока и веско произнес:
– Уважаемая Евдокия… Извините, не знаю, как вас по отчеству…
– Васильевна, – буркнула Дуся.
– Уважаемая Евдокия Васильевна. Я уполномочен городским обществом «Знание» разобраться в событиях, произошедших в вашей квартире.
Дуся искоса посмотрела на неожиданного посетителя. Видимо, портфель, шляпа, а главное, выдающийся вперед солидный животик произвели на нее некоторое впечатление.
– Ладно, – наконец сказала она. – Можно и поговорить. А вы и вправду профессор?
Севастьянов сунул ей под нос удостоверение.
– Верю, верю… Идемте в залу, там и потолкуем.
Они вошли в стандартно обставленную комнату с диваном-кроватью, двумя хлипкими креслицами и высоким торшером на тонкой ножке. Одну из стен украшал ковер зубодробительных оттенков. Имелся тут и телевизор марки «Рубин». Дуся указала на одно из кресел, сама же опустилась на диван-кровать, Наташа устроилась рядом.
– Так вы, значит, хочете узнать про то, как у меня в доме обстановка колобродила?
– Именно так.
– Ну так задавайте ваши вопросы.
Севастьянов достал из портфеля объемистый блокнот, снял колпачок с авторучки и приготовился записывать.
– Итак, с чего все началось?
Старуха принялась рассказывать о происшествии. Излагать свои мысли связно она толком не умела, а возможно, просто растерялась. Поэтому перескакивала с одного на другое, то забегала вперед, то возвращалась назад. В общем, Сергей Александрович ничего для себя нового не узнал. Более того, он понял: Дуся вряд ли могла самостоятельно инсценировать произошедшие в ее доме события.
– Скажите, как вы думаете, почему это все случилось именно у вас? – спросил Севастьянов.
– Сама не знаю… Думала, думала… И так, и сяк прикидывала… Не пойму. Раньше ничего подобного не наблюдалось. Ну на кладбище была… Поминала отца с матерью. Все – чин по чину. За упокой мужа, на фронте убитого, хоть он и не здесь схоронен, тоже выпила. Вроде никого не забыла… Но, видать, кого-то все же пропустила. Вот он мне и нагадил.
– И кто же это, по-вашему, мог быть?
– Ей-богу, не знаю!
– Ну хорошо. А можно мне осмотреть вашу квартиру?
– Как это?
– Внутри побывать. Поглядеть: что там да как?
– Да ничего интересного там нет. Дочка все прибрала.
– Хотелось бы все-таки посмотреть.
– Пока батюшка стены святой водой не окропит, я туда ни ногой! Мало ли… Возможно, эта нечисть только затаилась…
– Но ведь с дочерью вашей ничего не случилось.
– Она с Мишкой ездила… С мужиком со своим. А мужика он, должно быть, боится.
– Да кто боится?
– Нечистый дух. Табачищем от Мишки разит, а нечисть табачного духа не переносит. Это точно.
– Как же быть?
– Это на предмет поглядеть? Ладно. Наташа, – обратилась она к внучке, – своди профессора ко мне на квартиру.
– Поехали, – охотно согласилась девочка.
– Прямо сейчас?
– Конечно.
Донельзя обрадованный Сергей Александрович любезно попрощался с Дусей, выразил надежду, что они еще увидятся, и поспешил на улицу, весело, как школьник, размахивая портфелем. Дорогой он и Наташа почти не разговаривали, и только когда девочка отворила дверь Дусиной квартиры, Севастьянов, осененный внезапной догадкой, спросил ее: