– Зачем ножом. Дадим тебе пушку… Так ты согласен?
– Я подумаю.
– Нет, братан. Думать нет времени. Или решаешься сейчас, или…
Минут пять Костя молча ходил вокруг фонаря, пытаясь сообразить, нет ли выхода. Зуб не мешал, молча покуривая в сторонке.
– Ладно, – сказал наконец Костя, – согласен. Давай деньги.
– Точно согласен? Не передумаешь?
Костя лишь мотнул головой.
Сразу вслед за этим из-за кустов появилась массивная темная фигура. Костя испуганно отпрянул.
– Не бойся, – сказал Зуб, – это заказчик. Теперь с ним говорить будешь.
– Значит, сделаешь? – низким голосом спросил неизвестный.
– Ладно, – пискнул Костя.
– Я не буду говорить лишнего, он уже объяснил, – темный кивнул на Зуба, – учти только, коли решился, назад хода нет. И не пытайся. Теперь о деле. – Он достал из кармана куртки конверт. – Здесь инструкции и фото. Внимательно прочитай и сожги. Делай так, как тут сказано. Никакой самодеятельности. Все по писаному. Въехал? Никакого отступления. Фотку как следует изучи. А то пристрелишь кого-нибудь другого. Вот оружие. – В ладонь Кости легла рубчатая рукоять. – Пользоваться умеешь? Ну да, ты ж солдат. Вот деньги, – сунул Косте несколько свернутых купюр, – тут половина. Вторую половину получишь после исполнения. Все. Еще раз повторяю: строго по плану. Теперь иди.
Но первыми ушли они. Костя остолбенело стоял с пистолетом, конвертом и деньгами в руках, не в силах понять, что произошло и как теперь быть. Наконец он пришел в себя, сунул оружие, деньги и конверт в карман пиджака и медленно побрел домой…
Мать была еще на работе, когда Костя стал собираться «на дело». Он весь день ходил сам не свой, то и дело смотрел на часы. Стрелки, казалось, еле двигались. Пока времени до назначенного срока было достаточно, и Костя внешне оставался спокоен. Он несколько раз доставал пистолет, прицеливался перед зеркалом в воображаемого противника, щелкал курком. Потом зачем-то разобрал и вновь собрал пистолет. Долго размышлял, что надеть. Остановился на спортивном костюме, который мать купила ему перед самым уходом в армию. Он и надевал-то его всего раза два. Костюм был легким, удобным и не стеснял движений. Вот только пистолет некуда положить, но Костя из старого ремня довольно ловко соорудил нечто вроде портупеи и пристроил оружие под мышку. Он пару раз подпрыгнул. Пистолет надежно держался в ременной петле.
Он дождался назначенного часа и вышел из дома. У подъезда сидела на лавочке соседка. Она кивнула в ответ на Костино «здравствуйте», не выказав особого удивления. «Все знают, что я вернулся, – понял Костя. – Ну и черт с ними. Сегодня же уеду… Вот только куда?»
Дом, где проживала жертва, считался элитным. Во все времена в нем жило в основном городское начальство, «разные шишки», как говаривали в народе. Костя отродясь в нем не бывал, хотя мимо проходил тысячи раз.
Сейчас он зашел в пустынный двор и отыскал нужный подъезд. Здесь не было даже традиционных лавочек, на которых так любят сидеть пенсионеры. «Может, и пенсионеров здесь нет, – подумал Костя, – или для них отведен некий невидный остальным уголок». Костя неприметно скользнул в подъезд, тоже удививший его своим видом. Здесь было чисто, на стенах отсутствовали традиционные надписи типа: «Metallica», «Света + Максим…», «Спартак» – чемпион!». Костя поднялся по просторной лестнице на третий этаж, глянул на дверь, за которой, как видно, обитала жертва, несколько раз кашлянул. Гулкое эхо отозвалось на кашель, и Костя вздрогнул. Ему стало страшно. Он выскочил из подъезда и быстрым шагом направился прочь. Теперь гастроном. Здесь, как всегда, людно. Костя некоторое время потолкался у прилавков, то и дело оглядываясь, поскольку боялся, что Зуб не отыщет его в такой толчее. Но Зуб был тут как тут. Он кивнул Косте и чуть слышно произнес:
– Давай вперед, он уже выехал.
Костя пошел прочь из магазина. Ватные ноги готовы были вот-вот подломиться. На улице стало полегче. Костя тяжело вздохнул и поплелся к роковому месту.
На площадке между вторым и третьим этажом он остановился и стал смотреть в окно. Почти тотчас у подъезда тормознула большая иностранная машина, дверца распахнулась, и на тротуар вышел «клиент». Костя сразу узнал человека с фотографии, уж больно внешность примечательная. Брюнет наклонился, что-то сказал водителю и направился к подъезду.
Путаясь в ременных постромках, Костя извлек из-под мышки «ТТ», передернул раму затвора, сдвинул предохранитель, сунул руку с пистолетом за отворот куртки.
Шаги приближались, вот человек поравнялся с ним и стал подниматься вверх по лестнице. Тут Костя обернулся. Спина в дорогом светлом плаще была в метрах трех. Сердце бухало в груди как испорченный маятник – часто и не в лад. Во рту пересохло. Костя медлил, не в силах вытащить руку с оружием. Наконец он решился, поднял «ТТ» на уровень глаз и нажал спусковой крючок. Щелкнул боек, но выстрела не последовало. Услышав непонятный звук, брюнет обернулся. Костя чисто автоматически передернул затвор и вновь с силой вдавил крючок в рукоять. Опять осечка.
– Вот даже как! – со странной улыбкой произнес брюнет и сунул руку в карман.
Третьей попытки Костя делать не стал. Он бросился бежать. Выскочив из подъезда и пробежав несколько десятков метров, он сообразил, что сжимает в руке ненужный теперь пистолет. Хотел было выбросить, но передумал, лишь спрятал руку под куртку, вкладывать оружие в самодельную портупею не было ни времени, ни сил.
Он убежал довольно далеко от места своего несостоявшегося преступления. Кругом находились жилые дома, а прямо впереди высилось здание школы. При школе имелся обширный двор с футбольным полем и чахлым садиком. Костя протиснулся в дыру в ограде и направился к садику. На поле гоняли мяч несколько мальчишек, на Костю они внимания не обратили. Он вошел в садик, уселся под корявой яблоней с поломанными ветвями и достал пистолет. Почему же он не выстрелил? Костя сначала достал патрон, находившийся в патроннике, потом обойму, извлек верхний патрон и осмотрел его. Самые обычные патроны, пуля на месте. Он достал следующий. И этот ничем не отличался от предыдущего. Может, боек сточен? Но и боек был в полном порядке. Костя вставил обойму и посмотрел в сторону ребятишек. Может, проверить? Но выстрел привлечет всеобщее внимание. Да будет ли выстрел? Он наставил дуло на ствол яблони и нажал курок. Выстрел на несколько секунд оглушил. Ребята оставили игру и смотрели в его сторону с испуганным любопытством. Костя поднялся с земли, совершенно ничего не понимая, заправил «ТТ» под мышку и побрел со двора.
Значит, пистолет вполне исправен? Но почему же он не сработал в нужную минуту? Что происходит?! Однако не в этом теперь дело. Он не выполнил работу. Почему, теперь неважно. Не выполнил, и все! Те, кто заказал убийство, не будут разбираться в причинах. Им до причин нет дела. Не убил «черного», значит, убьют его – Костю. Это уж как пить дать. Что же делать? Остается одно – бежать! Куда угодно, но только побыстрей и подальше.
«А мать? – мелькнула тревожная мысль. – Если он сбежит, они наверняка примутся за нее. Что же делать?» Костя, едва волоча ноги, побрел со школьного двора. Ребята продолжали смотреть ему вслед.
Он посмотрел на часы. До шести оставалось минут десять, а встреча назначена на одиннадцать. Что делать сейчас? Идти домой? А вдруг они уже ждут его? Пошататься по городу? Сходить в кино? Сейчас в «Полярнике», как рассказывала мать, фильмы идут без перерыва. Купил билет, и можешь сидеть в зале хоть до самого закрытия. А это идея! Там темно, никто не увидит, можно спокойно расслабиться и обдумать, что делать.
И Костя отправился в «Полярник», старенький кинотеатр, бывший некогда его любимым местом времяпрепровождения.
Глава 3
БОСС
А в это же самое время в одном из частных домов, расположенном в престижнейшем городском районе «Островок», состоялся некий разговор. Дело происходило на заднем дворе, на обширной площадке, поросшей ярко-зеленой, будто искусственной, травой с вкраплением невысоких голубых елей и неких, судя по всему, розовых кустов с совсем недавно распустившимися глянцевыми листочками. Кроме растительного великолепия, о состоятельности владельца «гасиенды» так и кричал сверкающий голубым кафелем пятнадцатиметровый бассейн, пока еще пустой.
На краю бассейна за белоснежным столом, в столь же белоснежных пластиковых креслах, какие обычно стоят в летних кафе, расположились двое. Один – невысокий, весьма упитанный мужчина лет сорока с длинными волнистыми волосами – был облачен в традиционный наряд современного нувориша – дорогой спортивный костюм фирмы «Найк». Второй – здоровенный детина неопределенного возраста в легкой замшевой курточке и черных джинсах – уже фигурировал в нашем повествовании. Именно он вручил в заброшенном парке пистолет и деньги бедолаге Косте. На столике стояли бутылка виски «Джонни Уолкер – ред лейбл», соленые орешки в розеточке, оливки и прочая заморская снедь.
Упитанный плеснул в пузатые бокалы виски, жидкость маслянисто сверкнула под вечерним солнцем.
– Может, тоник? – любезно поинтересовался упитанный.
– Нет, Петрович, не нужно, – поморщился детина, – я прямо тебе говорю, не люблю! Да и виски… Забористая штука, спору нет, но самогонкой отдает. По мне лучше водка, ну а коли нет ее, родимой, то на кой хрен добро водичкой разводить.
Детина выпил свое залпом, взял щепотью с десяток орехов и отправил их в щербатый рот.
– Ты бы, Харя, зубы вставил, что ли, – процедил упитанный Петрович, – денег нет, так я дам. Сходи к частнику, сейчас полно их, вставь рыжье, а еще лучше стальные. Да такие, чтоб гвоздь перекусывать можно было.
– На кой мне стальные, – ощерился Харя, – я и этими кому хочешь горло перегрызу.
– Охотно верю, – сказал Петрович, – но с зубами вообще был бы неотразим. Хотя ладно… Давай по делу.
– А что по делу? Я ж уже толковал, все идет путем. Этот пацаненок…
– Постой, не тарахти. По порядку.
– Ну приканал он к почтамту, – со скукой в голосе начал Харя, – покрутился там, как и было приказано, потом покандехал к дому, вошел в подъезд, спустился, сунулся в гастроном, Зуб ему кивнул, мол, можно работать. Он двинул назад, встал в подъезде… Я из дома напротив за ним в бинокль следил, как ты и велел. Потом подъехал этот… – Харя замолчал, не спрашивая разрешения, налил себе виски, залпом выпил, не глядя сунул корявые пальцы в тарелочку с маслинами, так же щепотью отправил несколько в рот, разжевал и тут же выплюнул их на землю.
– Ну и дрянь! – заявил он. – Как вы это хаваете?
Петрович изобразил гримасу насмешливого презрения, но ничего не сказал.
– Так вот, – продолжил Харя, – когда этот вошел в подъезд, я особо напрягся… Мы вчера даже окно в подъезде протерли, чтоб лучше видно было. Окна в подъездах, видишь ты, никто мыть не хочет…
– Хрен с ним, с окном! Дальше!
– Пацан стоял лицом к улице. Этот поднялся. Пацан достал руку с «пекарем» из-за пазухи…
– Он стрелял?!
– Судя по всему, затвор-то передергивал… Потом сразу бросился вон. Попер, не разбирая пути. Я послал Клюку следом. Клюка шибко бегает, а едва за пацаном поспевал. Короче, побегали они, наконец пацан сдох, забрался в какие-то кусты, достал «пекарь»…
– Где это было?
– Около какой-то школы, на дворе. Там ребятишки мяч пинали. Клюка кночит за ним. Пацан достал обойму, видно, «маслята» проверял, потом снова зарядил и выстрелил в дерево.
– Кто-то это видел?
– Я же говорю – Клюка.
– Нет, посторонние?
– Ну, дак ребята эти… с мячом. Они даже пинать бросили.
– А потом? Харя, ты шевелись, не спи!
– Пацан в кино пошел.
– В кино?!
– Ну! Я даже обалдел: ничего себе нервы! Я бы на его месте деру дал. С баксами-то, Петрович!
– Конечно, он не дурак, – задумчиво произнес Петрович, – да и куда бежать?
– Да куда угодно!
– Он, видать, прикинул, что в случае чего мы мамашу его можем… того… А то, и вправду, нервы крепкие. Не получилось, и не надо. Хотя, сомневаюсь, что он настолько туп. А сейчас что он делает?
– Да в кинушке сидит до сих пор. Я Клюку оставил, для подстраховки, а сам в тачку, и сюда.
– Теперь о деле. Клюка, говоришь, его пасет?
– Ну.
– Глаз не спускайте. Каждый шаг чтобы под контролем. Я думаю, он придет на встречу. Деваться некуда. Так вот. Тут ты на него и поднапри. Бить не нужно, но напугать должен крепко. Пригрози всем, до чего додумаешься. Да тебя учить и не нужно. Пистолет и деньги забери, но скажи, что, если дело не закончит, – ему вилы. Забей стрелку на завтра. Дальнейшие указания получишь после того, как доложишь о результатах беседы. А теперь свободен. Можешь еще выпить, если желаешь.
– Спасибочки, – иронически заявил Харя, – я уж лучше сейчас куплю пузырь нормальной водяры, колбасы, сала… А эти ваши устрицы… – он кивнул на маслины, – хряпайте сами. Ты так скоро лягушек жрать будешь. Нет уж, благодарствуем. – Он насмешливо глянул в глаза упитанного мужчины. – И все-таки ты фраер, Петрович. Не нюхал параши, баланды не хлебал. А какой ты без этого блатной. Так, чуфан захарчеванный. Не в обиду тебе будь сказано.
– Чего?! – с ледяной улыбочкой протянул Петрович.
– А-а! – захохотал Харя. – Уел тебя! Ладно, в натуре, не бери в голову, а бери в рот. А в баню я схожу, можешь не волноваться!
И Харя, продолжая хохотать, направился прочь.
Сам того не желая, а может быть, вполне намеренно, щербатый громила задел самое больное место упитанного. Каким бы крутым его ни считала братва, но для непререкаемого авторитета не хватало главного – не сидел в тюрьме. Все можно купить: диплом выпускника Сорбонны, дворянский титул, шестисотый «Мерседес», виллу на Карибах, а такой вот «мелочи» не купишь. Все у тебя есть, ходишь в авторитете, под тобой бригада человек в сто, а то и двести. Вот начнется между деловыми «базар» за жизнь, за закон, за правильных воров. Кто-то помянет и твое имя. И обязательно найдется какой-нибудь исколотый доходяга и скажет: «Да он – фраер! Нашу кровь сосет. Мы по лагерям паримся, а такие вот жиреют». И этот разрисованный урод будет прав. И как ты поднялся, так тебя и опустят.
– Поднялся, – повторил он вслух. – Подняться было не так уж и сложно, но вот удержаться…
Он задумался, вспоминая, казалось, совсем недавнее.
Виктор Петрович Лыков в юности вовсе не предполагал, что однажды станет криминальным авторитетом. В те годы у Вити были несколько другие планы. Рос он в обычной семье со средним достатком. Мать, правда, работала в торговле, а отец был простым работягой, пахал посменно на машиностроительном… Жили, конечно, не в бедности, но роскоши особой себе не позволяли. А, собственно, кто в те времена мог себе позволить особую роскошь? Разве что номенклатура – та каста крупных начальников и высоких партийных чинов, которая жила по своим особым законам. К разного рода торговым работникам эти люди относились с нескрываемым презрением. Используя их, питаясь и одеваясь через спецраспределители и задние двери магазинов, они тем не менее брезгливо называли их «торгашами», открыто посмеивались над обручальными кольцами в полпальца, золотыми зубами и прочей безвкусицей.
Витя еще в детстве слышал множество историй, почти легенд, из жизни людей блата. В те годы жаргонное словечко «блат», перекочевавшее из уголовной лексики, означало вовсе не то, что первоначально. «Достал по блату», «у него есть блат…» – предполагало доступ к дефициту. А поскольку дефицитом было почти все, то и круг блатных, то есть торговых работников и связанных с ними разного рода деляг и проныр, считался привилегированным. Попасть в него было заветным желанием многих. «Аристократия прилавка», презираемая и возвеличиваемая одновременно, правила балом. Не зря говорили: «Блат выше наркома!» Но не все было так просто. Время от времени мать приносила драматические истории. Возбужденно блестя испуганными глазами, она сообщала, что некие Василий Кузьмич или Софья Абрамовна попались во время ревизии и теперь…