– Ты чего? Ты его… то есть ее – знаешь?
– Я не уверена, поэтому и пришла к тебе. Я ее не знала, если это та, про кого я думаю. А вот ты с ней кажется, была очень хорошо знакома.
Я развернула листы бумаги. На них была распечатка фотографии мертвой женщины. Меня слегка передернуло. Смотреть на фото покойника, да еще и после обеда – удовольствие еще то. К счастью, подобные снимки мне уже приходилось лицезреть довольно часто, так что особенного отвращения я не испытала.
В лице покойницы я, вопреки своим ощущениям, ничего знакомого не увидела. Юлька смотрела на меня с плохо скрываемым любопытством, смешанным с жалостью.
– Ну? – не выдержала она.
– Гну, – остроумно ответила я. – С чего ты взяла, что я ее знаю.
Юлька тяжело вздохнула и, с сомнением посмотрев на свой недопитый кофе, все-таки отодвинула чашку в сторону.
– Я думала, что это Катя. Выходит, ошиблась…
Я вытаращила глаза и снова уставилась на фото мертвой женщины. Плоский блин, в который превратилось лицо покойной вдруг начал обретать трехмерные очертания. Я смотрела, как черты лица, словно сама собой собирающаяся головоломка вдруг начинают обретать знакомые очертания.
– Черт побери, – выдохнула я. – Ты права, это, кажется, она. Как ты ее узнала по такому жуткому снимку?
– У нее татушка на плече, – пояснила Юлька, передернувшись. – А ты сама мне фото прислала. Если бы это было не вчера, у меня и в мыслях бы этого не было. Мало ли в чате людей? Я их всех в лицо не помню, особенно тех, кого в натуре не встречала. А Катька еще и в сеть выходила довольно поздно. Я ее всего несколько раз заставала, когда чатилась из дома. Ты же знаешь, что я в основном с работы в сеть выхожу, чего деньги-то зря тратить, если халява под боком? Так что, если бы не твои фото, я бы и не узнала ее.
– Что с ней случилось?
– Понятия не имею. Я с ментами вообще редко общаюсь, но, видимо, на этот раз придется изменить своим принципам. Или Никитку попросить, он там завсегдатай.
– Шмеля?
– Его. Он по местечковому криминалу большой специалист, круче его, пожалуй, только Гаврилова пишет, но Никитка чужих статей не тырит, в отличие от этой шепелявой жабы.
– Ужасно, – произнесла я и потерла щеки. – Как же так?.. Она такая радостная была, все щебетала, что мужик стоящий попался и тут такое…
– Дощебеталась, – констатировала Юлька. – Ты с ментами все-таки свяжись, на опознание сходи. Вдруг, не она?
– Вот еще! – возмутилась я. – Почему я должна идти?
– Потому что я ее не знала, – пояснила Юлька. – Возьми Сынка с собой или Ирку. Лучше Сынка, у него-то нервы покрепче будут, наверное. О, может быть, у тебя есть ее телефон? Ну, того места, где она остановилась? Или Ирка с Владом записали?
– У нее сотовый был, – глухо ответила я, холодея. – И мы уже звонили на него. Абонент был временно недоступен. Боюсь, что это все-таки она.
– Вот значит, и сходите в морг. Я, между прочим, даже ее фамилии не знаю. В чате она Лапа, зовут в жизни Катя, и еще она не местная. Это все, чем я могу помочь ментам. Вам-то известно больше. Надо ведь ее родных известить если что…
Больше Юлька ничем не напоминала растерянную девочку, пошедшую в кафе. Передо мной была Гюрза, та жесткая и ядовитая особа, которая привыкла раздавать в чате оплеухи своим обидчикам.
– Злыдня ты, – покачала я головой. – Ладно, давай телефоны, куда позвонить. Только я сама не пойду, пусть лучше Влад сходит. Он одно время к ней клеился.
– Вон они, на бумажке написаны. Ладно, я пошла на барщину. Выполните поручение, о результатах доложите незамедлительно.
– Раскомандовалась, – фыркнула я. – Гангрена ты, Юлька, чистый керосин! За что только мужики любят?
– За неземную красу и сговорчивый характер, – рассмеялась Юлька и пошла к выходу.
Шмель
Я ненавижу осень. Я терпеть не могу слякоть и грязь. По мне самая холодная зима гораздо лучше «унылой поры, очей очарования». Что только Пушкин нашел в осени, не представляю? Что может быть приятного в сером, словно из свинца, небе? Чем хорош противный изматывающий ветер и бесконечный колючий дождь, которому нет ни конца, ни края. Осенью я мечтаю впасть в спячку и не просыпаться хотя бы до тех пор, пока на землю не выпадет настоящий снег, который не растает и не усугубит мерзостную слякоть. Если бы я был очень богат, то меня никогда не видели бы на родине в период с октября по апрель.
Хорошо, хоть автомобиль – старенький «Фольксваген», купленный мной за гроши, не подводил и исправно возил, куда мне хотелось. В такие минуты я ужасно сочувствовал Юльке, которой приходилось тащиться через весь город на работу. Иногда я ее подвозил, но теперь, когда я перешел на гонорарную оплату, мне не требовалось вставать рано утром и приходить на работу к девяти. Толку в этом не было никакого, а деньги практически те же самые. Единственной проблемой было отношение к этому родителей. В свое время они были жутко напуганы моим увольнением с работы и теперь зудели без перерыва, что, мол, – это не работа, что непременно нужно быть где-то в штате, на твердом окладе. Мои доводы, что за в два раза меньшие деньги мне придется пахать на заводе, причем с утра и до вечера, они не принимали.
Что плохого в том, что сегодня я, прогудев накануне на вечеринке, проснулся где-то в половине одиннадцатого, да и то от телефонного звонка. Меня пригласили присутствовать на торжественном мероприятии, посвященном утверждению нового герба города. Событие, так сказать, то еще, максимум, на что я рассчитывал, была крохотная заметка, плюс снимок. Гонорар от снимка, причем, явно превысил бы гонорар от материала. Идти одному мне не хотелось, поэтому я позвонил Юльке.
С Юлькой мы дружили долго, причем без каких бы то ни было поползновений с любой из сторон. Однажды нас встретил один знакомый.
– А вы хорошо смотритесь рядом, – удивленно произнес он. Мы посмотрели друг на друга с не меньшим удивлением, и, клянусь, одновременно подумали: «А почему бы нет?»
«Почему нет» выяснилось довольно быстро. Месяца два мы встречались, делали друг другу приятные вещи, вроде романтических ужинов (готовила Юлька, а я обеспечивал антураж), взаимных подарков (я предпочитал дарить цветы, Юлька разные мелкие безделушки, которые мне жутко нравились) и совместных культпоходов (предпочтительно на халяву. По работе приходилось посещать концерты и брать интервью. А платить при этом за билеты – последнее дело). Потом мы решили, что как современные люди мы просто обязаны пожить вместе, дабы проверить чувства.
Из совместного проживания ничего хорошего не вышло. Юлька переехала ко мне и практически мгновенно стала меня раздражать. Два журналиста не всегда гармонично уживутся в одной квартире, когда обоим нужны для работы определенные условия, вроде компьютера, тишины (и никакого телевизора, слышишь!), музыки, не отвлекающей от процесса (для моих пасквилей требовался рок, для ее гламурных материалов – сладенькая попса), и прочее, прочее, прочее…
Я бы терпел дольше, памятуя, что древняя мудрость гласит: «Стерпится, слюбится». Но Юлька тоже терпела из последних сил, а потом не выдержала и решила уйти. Для приличия я попробовал ее удержать, но потом, когда за ней захлопнулась дверь, почувствовал невероятное облегчение. На следующий день она позвонила и попросила помочь увезти ее вещи. Я согласился, не зная, чего от нее ожидать. Характер у Юльки был взрывным. Однако все закончилось тихо и мирно. И самое главное, что наши отношения вернулись на прежние круги, даже лучше. Мы стали ближе, роднее друг другу, обсуждали свои приключения, в том числе и любовные без каких-то претензий друг к другу. Больше всех переживали мои родители, сильно сокрушавшиеся, что я до сих пор не женат и даже не собираюсь. Юльку они признали сразу, и отпускать не хотели.
Юлька вылетела из здания редакции, на ходу запахивая свою курточку. Я увидел ее сразу и поспешил подъехать поближе. Разошедшийся не на шутку дождь не делал прогулку приятной. Ветер гнал по проезжей части кусок пенопласта. На него периодически наезжали беспощадные колеса автомобилей, сплющивая и кроша на мелкий грязно-белый горох, разлетавшийся по окрестностям. Я невольно подумал, что если бы рядом со мной сидел кто-нибудь из местных поэтов, он непременно сваял бы авангардный трагический опус под названием «Судьба пенопласта». Но поэтов поблизости не было, а уткнувшим в воротники людям, прикрывавшимся от мира зонтами, дела до куска прессованной химии не было. Ветер безжалостно рвал зонты из рук и выворачивал наименее качественные из них наизнанку. Юлька решила не уподобляться Мэри Поппинс и зонта открывать не стала, пробежав расстояние до моей машины в рекордно короткие сроки.
– Привет, – выдохнула она, усаживаясь рядом. – Опоздала?
– Как обычно, – усмехнулся я. Юлка с трудом рассчитывала время и на все пресс-конференции влетала за минуту до начала. Но сегодня на презентации нового герба должен был присутствовать губернатор, а тот ни одно заседание еще не начинал вовремя. В прошлом году он умудрился даже чуть ли не сорвать визит в область президента.
– Успеем? – деловито осведомилась Юлька, поглядев на себя в зеркало. Красота была вне всякой конкуренции.
– А то, – фыркнул я и рванул с места так, что Юльку вдавило в кресло. Да и ехать было недалеко, просто дождь… дождь… дождь… Очей очарование… То еще очарование, если честно.
Прибыли мы на место практически к торжественной церемонии, вбежав в битком набитый зал. К счастью, телевидение в лице двух областных и одного городского канала не успело оккупировать все боковые места сразу под ложами театра. Справа, в более удобном месте, все места были заняты, а вот слева занято было только одно. Мы с Юлькой поспешно плюхнулись на них и только тогда оглянулись на нашего соседа.
– О, привет, – удивилась Юлька. Я вгляделся более внимательно и с удовольствием обнаружил, что это ни кто иной, как Сашка – наш знакомый по чату, коллега в жизни и просто хороший человек. В наших краях он бывал нечасто, приезжая в краткосрочные командировки. Пару раз, когда мы с Юлькой еще были вместе, он ночевал у нас. В чате Сашка носил ник Si, что соответствовало его инициалам. На большее его фантазии в тот момент не хватило. Из-за ника его часто принимали за девушку, что вызывало у нас приступы хохота. Надолго Сашки не хватало, он начинал ругаться, что смешило нас еще больше.
– Ослепительна, как всегда ослепительна, – проворковал Сашка и приложился к руке Юльки. Моя рука тоже удостоилась внимания, хотя мне ее просто пожали. Выглядел Сашка бодреньким и свежим, как персидская фиалка. В полумраке хорошо были видны только его белые зубы, которые он периодически скалил. Остальной вид терялся ввиду Сашкиной смуглости, а может и хорошего загара. Сашка часто мотался по командировкам, причем в так называемые горячие точки: Афганистан, Чечню. Мы потом смотрели его программы и восторгались.
– Хватит выпендриваться, – рассмеялась Юлька.
– Я стесняюсь в присутствии вашего кавалера проявлять более сильные эмоции, – томно прошелестел Сашка.
– Не стесняйся, – приободрил его я. – Она другому отдана и будет век ему верна.
– О как? – удивился Сашка. Удивление было явно притворным, так как разрыв с Юлькой мы обсуждали во всеуслышание, а Сашка, как иногородний и наш приятель и вовсе был посвящено во все подробности. Перед местной братией мы были более сдержаны. Я уставился на сцену. Губернатор еще не показался, видимо, как обычно задержался.
– А ты тут какими судьбами? – удивился я. – Или новый герб города захолустного Зажопинска новость достойная столичных СМИ?
– Все пути ведут в Зажопинск, – меланхолично и загадочно произнес Сашка. Я немедленно навострил уши.
– Ты не просто так приехал? – спросил я. Сашка не сразу ответил. Он любил выдерживать многозначительные паузы, что жутко раздражало его собеседников.
– Где тут начальник УВД? – осведомился он. Юлька соколиным глазом оглядела ряды гостей и зрителей и ткнула рукой куда-то в середину.
– Вон мордастый дядька сидит в погонах, видишь?
– Они там все мордастые, – пожал плечами Сашка. – Лысый?
– Нет, лысый правее. Вон тот, седая башка и лицо, которым можно орехи колоть. Видишь, сидит, насупился, бровями шевелит, как жук навозный…
– Как майский, ты хотела сказать, – поправил я.
– А то навозный не шевелит, – парировала Юлька. – И потом он такая гнида, что скорее на навозного жука смахивает. А тебе он зачем?
Сашка попробовал взять паузу, но Юлька ткнула его локтем в бок.
– Колись давай, а то не буду тебя на машине катать.
– У тебя же вроде нет машины, – удивился Сашка.
– Как это? Стиральная же есть!
Сашка гулко захохотал, на нас недовольно обернулось целых четыре первых ряда. От расправы нас спас губернатор, который наконец-то вышел на сцену с торжественной речью. Я выковырял из сумки фотоаппарат и сделал несколько снимков губернатора и красиво сделанного из кусков гипсокартона герба. Больше делать на мероприятии было нечего.
– Валим? – предложил я. Юлька пожала плечами, Сашка отрицательно помотал головой.
– Мне надо этого жука выловить. Я уже сутки это пытаюсь сделать и дохлый номер. Не хочет он со мной общаться. Помнит, видать, как в прошлом году я его ровным слоем по стеночке размазал… Да видать не до конца…
– А чего ты хотел, – фыркнул Юлька. – Никитку вон тоже не везде зовут. Правда, менты его любят, он с ними плодотворно общается.
– Поможешь? – попросил Сашка.
– Помогу, – согласился я. – Чего сразу не позвонил?
На нас зашикали, и нам пришлось заткнуться. Губернатор бубнил, рассказывая о достижениях города и области, сделав особый упор на том, что именно с его приходом в регионе началось строительство бань, возродилось сельское хозяйство, началось строительство, да и вообще весь люд честной должон благодарить царя-батюшку, надорвавшему пупок в борьбе за лучшую жизнь империи. Как там говорил Филатов? «Утром мажу бутерброд, сразу мысль, а как народ?» Губернатор оккупировал местные телеканалы, газеты и радио. Именно я несколько месяцев назад написал статью с простым названием «Включил утюг, он там сидит», где с присущим мне ядом высмеял все потуги царя-батюшки казаться лучше, чем он есть на самом деле. За эту статью я получил пару не смертельных плюх и полное отлучение от публикаций в газетах родной области, что, признаться меня ничуть не огорчило, так как гонорары от публикаций в столичных изданиях полностью перекрывали гонорары местных масс-медиа.
Народ внимал губернатору вяло. В зале, несмотря на еще не начавшийся отопительный сезон, было душно. Я томился вместе с народом. К тому же, в отличие от последнего, речи губернатора слышал не в первый раз, все итоги были давно зафиксированы, написаны и отправлены, так что ничего интересного я не услышал. К сожалению, выход у сцены был заперт, так что нам не удалось бы смыться, не привлекая излишнего внимания заскучавшего зала.
Придушив зал достижениями, губернатор уступил место мэру, который коротенько поздравил присутствующих с таким знаменательным событием, а потом на сцене показался конферансье, ведущий только пафосные события. Мы расслабились и приготовились внимать. Иногда нас баловали неплохими концертами. Однако на сей раз, не повезло.
Концерт был вшивенький, рассчитанный на патриотизм и другие светлые чувства народа. Народу по большому счету было уже все равно, но охрана из зала никого не выпускала, так как губернатор, которого снимали три телеканала, не потерпел бы таких вольностей. Один за другим на сцене появлялись коллективы и солисты, восхвалявший родной край. Видимо, от избытка усердия (а как же! САМ в зале!), восхваляли город они как-то неубедительно. Юлька, у которой висела культурная полоса, скривилась. Главный светский лев города, журналист Владик Невский, красавец и щеголь и вовсе попытался сбежать через главный выход, но его точно так же отказались выпускать. Злобно окрысившись, тот пошел на свое место. На сцену выходили все новые и новые коллективы. Добить нас решил народный ансамбль «Сладка ягода». Тетки в жухлых кокошниках противными голосами нестройно затянули народную песню про калину. Юлька выругалась сдержано, я уже не очень. Наше положение усугублялось тем, что мы сидели прямо напротив колонки, и децибелами звука нас буквально сносило с места. Губернатор сидел с кислым видом, озираясь по сторонам. Видимо, он и сам мечтал вырваться с этого мероприятия, да вот не получалось. Просто встать и уйти вместе со своей свитой, ему было неудобно.