Чтобы дать больше простора пропаганде раскола под покровом свободы проповеди, защитники сей свободы хотят допустить ее везде на основании общих узаконений о свободе собраний и слова. Приедет в деревню расколоучитель, заявит полиции, что желает устроить собрание, получит разрешение, соберет простецов и начнет ругать Церковь и ея служителей. Я уже сказал, что вся проповедь раскольничьих проповедников сводится к этой теме. И это будет твориться, по смыслу закона, якобы “к вящему возвеличению Церкви Православной”! Болью будет отзываться такое проповедание в душах простецов – православных слушателей; одни из них поколеблются, не зная, чем отразить нападение на Церковь лжеучителя, другие наоборот – могут в негодовании броситься на него, а что делать тогда представителю полиции, какому-нибудь уряднику или просто сельскому старосте? Ему, конечно, придется защищать проповедника от насилия, но тем самым ставить в глубокое недоумение сих простецов, которые ведь защищают свою веру от хульника-раскольника…
Нас стращают: “всякое-де ограничение действия льгот, уже возвещенных, способно вызвать в среде старообрядческаго населения недоумение, готовое перейти в разочарование и смущение, недалекое, при благоприятных к тому обстоятельствах, от смуты”. Опять передержка. В Высочайших указах нет ни слова о свободе пропаганды – проповедания, а то, что дала или “возвестила” Государственная Дума, еще не Высочайший указ. Если по местам свобода пропаганды уже идет, то ведь это свершается просто захватным правом, помимо всякаго закона. Это следует пресечь, как восхищение недарованнаго. Что ясно и точно указано в Высочайших указах, то и пусть входит в жизнь, но отнюдь не больше. Всякое расширение закона есть уже его искажение. А по отношению к расколу, который сам есть искажение истины, такое расширение есть намеренное содействие распространению лжи и заблуждений. Нас хотят утешить статьей 84 Уголовнаго Положения, карающей виновных в совращении православных в расколоучение посредством злоупотребления властью (каковой лжеучители, конечно, не имеют, а следовательно, к ним это и не относится), принуждения, обольщения, обещания выгоды, обмана, насилия или угрозы. Но здесь все это, во-первых, в каждом отдельном случае надобно доказать, а во-вторых, и к делу не относится. Ни одного из указанных признаков не найдете в свободной проповеди расколоучителя, и он всегда останется прав, ибо он ведь не насилует, не угрожает, не злоупотребляет властью, не принуждает; правда, он обольщает и обманывает, обещая Царство небесное тому, кто за ним пойдет, но ведь он сам убежден, что он прав, что так и следует делать… Следовательно, статью эту никогда не придется и применять в отношении к пропагандистам раскола.
Свожу все к кратким положениям. Совесть есть внутренний закон, закон, Богом вложенный в сердце человека, закон, сокровенный в этом сердце так глубоко, что ни стеснить его, ни ограничить в его внутреннем действии никто не может, кроме самого носителя сего закона – человека. Другое дело – проявление сего закона вовне, в слове, в деле. Но, ведь это будет уже не свобода совести, а свобода слова, свобода действий в отношении к другим. Смешивать эти понятия значит подменивать их одно другим. Свобода слова, свобода действий одной личности всегда непременно ограничивается такою же свободою других, соприкасающихся с нею. Когда лжеучитель распространяет свое лжеучение, он касается уже совести других, часто немощных, которые не в состоянии, по своей простоте, возражать ему. С его точки зрения, по суду его искаженной совести, он творит благо. Но если закон отличает истину от лжи, если для него не безразлично: распространяется ли истинное учение или зловредная ложь, просвещаются ли русские люди благодатным, воспитывающим народный дух учением православия или заражаются непримиримою враждою к нему, враждою к Церкви – союзнице государства то он должен стать на страже истины и сказать твердо лжеучителю: доселе прейдеши и ни шагу далее! Не смей касаться чужой совести! Тут предел свободе лжеучителя, предел – не свободе его совести – пусть его верует, как хочет, молится, как ему угодно, – а предел свободе его слова, его действий (ибо, допустив свободу слова, нельзя логически отрицать уже и свободу действий). Необходимость полагать такие пределы естественно вытекает – во-первых, из чувства государственнаго самосохранения: доколе Россия живет идеалами православия, дотоле государство обязано, в своих же интересах, охранять сии идеалы от искажения и разрушения, православную совесть от оскорбления, духовное единство русскаго народа от раздробления по сектам, братскую любовь от сектантской вражды и духовнаго междоусобия. Во-вторых, пределы свободы пропаганды нужны для государства из уважения к святой истине Христовой, православным государством признаваемой, и во имя простой справедливости: надо же оградить простецов от вторжения в их совесть; не может же православное государство спокойно смотреть, как беззащитных младенцев веры враг берет и уводит в плен заблуждений, как поселяет вражду, самую ожесточенную – религиозную вражду между русскими людьми, между членами одной и той же семьи. Наконец, закон должен положить предел свободе всякой пропаганды уже для того, чтобы не противоречить самому себе. Если право привлечения инаковерующих к своему исповеданию предоставлено нашими Основными законами одной только Церкви православной, то ясно, что для всех сект и расколов такого права не существует, а следовательно, всякая пропаганда лжеучений должна быть законом воспрещена. И это тем более, что Государь наш именуется в законах защитником и покровителем Церкви православной, каковое именование обратилось бы в простой почетный титул, если бы закон не ограждал его жизненную силу строгим воспрещением всякой пропаганды, угрозою кары за таковую…
Сторонникам раскола очень хотелось бы, чтобы закон называл их духовными (какие они “духовные!” Ведь, в расколе благодати нет) “священнослужителями”. Ссылаются на римо-католиков и армян, указывая, что вот-де не боятся же называть их митрополитов, епископов и др. духовных лиц присвоенными им именами. Да, не боимся, ибо и у католиков, и у армян православная Церковь признает иерархию и приемлет от них приходящих в их сущем сане. А раскольничьих лжеархиереев и попов она признает простыми мирянами и принимает их как мирян. Уже по одному этому нельзя заставить закон величать их так, как величают раскольники. Но, кроме того, довольно с них и того, что закон усвоил вовсе на деле им не принадлежащее наименование якобы “старообрядцев”. Ведь если уж прилагать сей термин, то позволительно было бы не к раскольникам, а только к единоверцам. И почему это такая милость к раскольникам: нас хотят заставить величать даже по закону их лжеиерархов и попов священнослужителями, а вот нам хотят запретить называть их так, как велит нам наша православная совесть? Ведь уж если свобода и уважение к совести и убеждению, так и нам дайте сию свободу! Позвольте и нам именовать их так, как велит нам Церковь своими канонами, а не мирская власть ея законами. Я уже не говорю о том, что наименование священнослужителями раскольничьих лжепопов и лжеархиереев будет великим соблазном для простецов православных. Ведь наша простота доходит до того, что в пребывание армянскаго католикоса в Петербурге простецы подходили к нему под благословение, хотя по канонам церковным он и есть еретик. Надо же ограждать младенчествующих в вере от соблазна, а для сего гражданский закон должен держаться, по крайней мере, в сем отношении воззрений православной Церкви и не угодничать пред расколом. Во имя терпимости к расколу не оскорбляйте православных. Не забывайте, что и правительство наше должно быть по духу только православное…
№ 20
“Идите и вы в виноградник Мой!”
Сегодня вместо обычнаго дневника я печатаю в “Троицком Слове” свое слово к семинаристам, оканчивающим курс в этом году. Нет на земле более ответственнаго звания, как звание епископское, и нет для епископа более затруднительнаго положения в наше время, как приискание достойных кандидатов священства. И это – особенно в епархиях многолюдных и разбросанных, в коих служение пастырское есть сугубый подвиг. У меня в епархии полтора миллиона православных; они расселены на пространстве до 2000 верст в длину и около 500 верст в ширину. Есть на Руси епархии в несколько раз больше моей, особенно в Сибири. Есть приходы в моей епархии, в коих деревни отстоят от приходской церкви на полтораста, на двести верст. В Сибири версты считаются сотнями. Служение в таких приходах уже по одному этому, по огромным расстояниям, есть подвиг. Но не всякий способен на подвиг. А нынешния семинарии, – этого не следует скрывать, – не воспитывают подвижников. И вот по несколько месяцев, по целым годам не находится кандидата во священника в такие приходы. Что делать архиерею? Помнить надо, что священник – не наемник, не чиновник. Найти подходящаго чиновника не так трудно: дайте ему побольше жалованья, и к вам пойдет с менее обезпеченной должности надежный человек. Но… во-первых: у нас вообще-то положение священника не обезпечено материально, да если бы и было обезпечено оно – это еще не ручательство, что вы найдете такого, какой нужен. Бывает напротив: на место более обезпеченное польстится и такой, который пойдет только ради сквернаго прибытка, а потому о деле Христовом ему не будет никакого дела, никакой заботы. Для пастырства нужно нечто большее образования, нужна готовность всего себя отдать своему служению. Хорошо там, где небольшая епархия, где епископ может каждый год видеть лично всех своих священников, где он может лично руководить ими. Но много ли у нас на Руси таких епархий, да и есть ли еще? С течением времени требования, предъявляемые к священнику, все повышаются: от него требуют и более образованности, и большей строгости к себе самому в поведении, и полнаго безкорыстия, и чуть ли не евангельскаго совершенства. А на деле является все наоборот: все эти качества в кандидатах священства идут на убыль. С болью сердца приходится отмечать это явление, тем более прискорбное, что на него как-то мало обращается внимания… как будто это явление совершенно естественное. А между тем ведь оно в высшей степени тревожное. Кому дороги интересы Церкви, интересы Русскаго народа, тот не может не болеть душою, размышляя об этом. В след. № нашего издания я поговорю подробнее по сему поводу. А теперь привожу здесь свое приветственное слово семинаристам в желании, чтобы оно дошло до их сердца, чтобы хоть некоторых из них повлекло на путь служения родной Церкви.
Приветствую вас, добрые юноши – любимые питомцы Церкви Божией, с окончанием курса учения в духовной семинарии и призываю Божие благословение на ваш жизненный путь! Сожалею, что удерживаемый вдали от града Вологды долгом служения Церкви и отечеству, не могу лично сего сделать, но утешаю себя тем, что могу поручить это моему доброму сотруднику во Христе – преосвященному Антонию.
И в вас, юные друзья мои, я хотел бы видеть будущих наших сотрудников – сослужителей Церкви Вологодской; и вас ждет к себе на служение наша матерь-Церковь Православная; и вас с ранняго утра жизни зовет к Себе на святой труд Небесный Домовладыка: “идите и вы в виноградник Мой, и что будет следовать, дам вам” (Мф. 20, 4). Возведите очи ваши, глашает Он, и посмотрите на нивы, как оне побелели и поспели к жатве (Ин. 4, 35). Жатвы много, а делателей мало… (Лк. 4, 2). Эти словеса Господни особенно властно должны звучать в сердцах ваших сегодня, в знаменательный для вас день, когда открываются пред вами двери из школы в жизнь. Зовет Христос, зовем и мы: выходите на ниву Божию, вступайте во двор овчий, становитесь на стражбу Господню, чтобы спасти словесных овец Христовых на пажитях словес Божиих! Церковь Божия переживает дни великих испытаний. С одной стороны, просыпается совесть народная, измученная позорными явлениями последняго времени в общественной и государственной жизни: народ жаждет слышания слова Божия, он ищет Бога, толпами стремится туда, где чает утолить эту жажду; с другой стороны, в народную душу отовсюду грязными потоками врываются разныя отравленныя ядом сатанинской гордыни лжеучения. Народ ищет Божией правды, а современные книжники и фарисеи проходят море и сушу, чтобы обратить хотя одного простеца, а когда это случится, делают его сыном геенны, худшим, чем они сами (Мф. 23,15). Против святой нашей веры, против Церкви православной восстали все силы адовы: нет ереси, нет раскола, которые не ополчались бы на Церковь Божию, которые не пытались бы расхищать Божие стадо. И все они стремятся подменить основу нашего святаго православия: христоподражательное смирение – сатанинскою гордынею, любовь в простоте сердца – лицемерием и ненавистию, послушание сыновнее – самочинием, апостольское и святоотеческое предание – собственным смышлением и мудрованием. Для нас, пастырей, очевидно, что кому-то – а кому, как не сатане и слугам его? – нужно подменить самое миросозерцание народное, исказить народную душу, похитить ея заветныя сокровища. Уже появляются лжехристы и лжепророки, и хотя еще не творят знамений и чудес, но уже прельщают многих, дерзая говорить: “я – христос!” (Мф. 24, 23. 24). И находятся невежды – увы! – таковых невежд немало и среди так называемых образованных, которые верят им… Да, как это ни странно, как ни прискорбно, друзья мои, но приходится признать, что в духовном отношении наши “интеллигенты” иногда стоят несравненно ниже простых безграмотных женщин: в гордыне своей они не видят своей духовной слепоты и, подобно древним фарисеям, всегда готовы говорить о себе: “ужели и мы слепы?” (Ин. 9, 40), тогда как простая женщина всегда готова сознаться, что она – темный человек.
Вот скорби, какия ныне переживает Христова невеста – Церковь. Но с нею – Христос! Он обетовал, что врата адовы не одолеют ея (Мф. 16, 18). Он изрек Своим Апостолам, се Аз с вами есмь до скончания века (Мф. 28, 20). И верно слово Его! Все еретики и раскольники являлись и исчезали, а Церковь Божия пребывает вовеки. Выходите же бодро на служение ей! Исходите в сретение Небесному Пастыреначальнику с горящими сердцами, как мудрыя девы исходили с горящими светильниками! Он ждет вас. Он говорит: “идите и вы в виноградник Мой и что будет следовать – получите!” Он стоит у дверей сердца вашего: “се стою, глаголет, у двери и стучу”… (Откр. 3, 20). Он Сам будет в вас и чрез вас делать в винограде Своем: только отдайте Ему свое юное сердце, свою волю! Воистину иго Его благо и бремя Его легко (Мф.11, 30). Воистинну блаженны все входящие в труд Его!
Господь вас да благословит. Аминь.
Это обращение было прочитано преосвященным Викарием после благодарственнаго молебна в день выпуска окончивших курс 9 июня и роздано им в виде отдельнаго листка.
№ 21
Питомцы Церкви бегут от Церкви!
У кого что болит, тот о том и говорит. В России имеется 56 духовных семинарий для приготовления пастырей, а епископы озабочены недостатком кандидатов священства. Семинарии выпускают студентов для высших учебных заведений, акцизных чиновников, даже ветеринаров, а во священники в некоторых епархиях из их питомцев едва ли идет один из десяти. Приходится архиереям подбирать старичков диаконов, не кончивших курса, псаломщиков, едва дотянувших до 2-го класса семинарии, а в приходы с единоверческим населением и начетчиков (богословы у старообрядцев. – Ред.), и ими замещать места священников по селам. Межу тем, семинарии выпускают в каждой епархии столько “кончалых”, что ими можно бы замещать сполна вакансии не только в своей, но и в других, еще не имеющих семинарий, епархиях. Что же это значит? Можно ли мириться с таким явлением?