Представления о том, что такое вкусно, у гроблинов были тоже довольно-таки своеобразные.
– Какая гадость, – совершенно искренне сказал Рыггантропов.
– Я знал, что вам понравится, – кивнул библиотекарь.
Исходя из его системы ценностей, завтрак только что похвалили.
Арс вздохнул и взялся за ложку. Бурда на вкус оказалась не хуже стряпни в студенческой столовой, и тазик довольно быстро опустел.
– Шшш, – удовлетворенно сказал Тили-Тили.
– Точно, неплохо, – кивнул Рыггантропов. – Так что там с этими змееморфами?
Мешок Пыль оторвался от своей писанины:
– Вы поели? Мерзко. Мне удалось найти упоминание о некоем заклинании, которое вынуждает змееморфов принять истинный облик и мешает перекидываться.
– И что от него толку? – уныло спросил Арс, думавший, что им вручат что-то вроде самонаводящегося магического меча, настроенного на древних чешуйчатых гадов с острыми зубищами.
– Если змееморфы примут свой истинный облик, прятаться им станет невозможно. Все поймут, кто именно живет рядом с ними, а разумный прямоходящий ящер, злой и коварный, вряд ли вызовет симпатию.
– Не, не вызовет, в натуре, – подтвердил Рыггантропов. – Их забьют дубинами, и никакая древняя магия тут не поможет.
Против разъяренной толпы и в самом деле мало что может помочь, даже опытному и сильному магу.
– А где само заклинание? – спросил Арс.
– К своей радости, вынужден признать, что в нашей библиотеке его нет. – Передняя часть головы гроблина отразила некие чувства. – А она – лучшая во всем Лоскутном мире. Это значит, что вам придется отправиться к источнику абсолютного знания. К Дурьфийскому оракулу.
– Сссс!
– Верно говорит Тили-Тили. Это же очень далеко… – заметил Рыггантропов. – Пока дойдем, три раза состаримся.
– Может быть, Безумная Пифия подойдет? – спросил Арс, вспоминая главную городскую предсказательницу.
Она славилась очень дурным нравом, громким голосом и тем, что давала обратившимся к ней четкие инструкции.
– Не подойдет. Пифия не занимается магией, она ничего в ней не понимает. Только оракул. Да, он находится очень далеко, почти у самого подножия Влимпа, и дорога занимает много времени. Но это если двигаться обычными путями. Однако есть чары, способные перебросить вас туда мгновенно.
– А кто их знает? – уныло вопросил Арс. – Только кто-то из прохфессоров или даже деканов. И что, мы должны отправиться к кому-нибудь из них и вежливо так сказать: «Приятель, потрать кучу сил и времени, а то нам срочно нужен Дурьфийский оракул»? Так, да?
– Верно. – Мешок Пыль, конечно, читал в энциклопедии статью под названием «Сарказм», но было это давно. – Но, честно говоря, других способов выпутаться из этой истории я не вижу. Кроме того, у Дурьфийского оракула можно узнать насчет боевых заклинаний, действуюших на змееморфов. Возможно, такие существуют, просто в нашей библиотеке о них ничего нет.
Арс задумчиво почесал затылок.
И в самом деле, что они могут сделать?
Попытаться уговорить кого-либо из деканов или самого ректора отправить их через половину Лоскутного мира к Дурьфийскому оракулу. Добиться от него внятного ответа и вернуться обратно.
Или выйти наружу и перебить змееморфов голыми руками.
Или сидеть в стенах университета до глубокой старости, питаясь книжной пылью и подачками библиотекаря.
Набор вариантов, честно говоря, был не особенно велик.
Тили-Тили, судя по печально опущенным кончикам ушей, пришел к схожим выводам. Рыггантропов, судя по приоткрытому рту и отсутствующему взгляду, снова задремал.
Если бы уныние могло выражаться холодом, стены библиотеки покрылись бы инеем.
Площадь Изопилия находится в самом сердце, или, если быть более точным, в самых печенках Ква-Ква. Она знаменита памятником одному из прежних мэров, что выполнен в виде громадного початка кукурузы.
А еще тут находится главный городской рынок.
Поэты сравнили бы его с морем, но это издалека. Вблизи рынок напомнил бы им колоссальную выгребную яму, в которой сдох старый мамонт, а на его трупе поселилась большая стая сорок.
А еще рынок походил на лабиринт.
В общем, метафор было столько, что хоть продавай их по оптовым ценам.
Как ни странно, поэты не торопились воспевать рынок. Наверное, потому, что падали в обморок, не дойдя до площади Изопилия двух-трех кварталов. То ли от шума, то ли от запаха. Впрочем, рынок от отсутствия поэтов не очень страдал. Здесь имелось много разумных (хотя бы условно) существ всякого другого рода.
И однажды холодным осенним утром двое из них решили побеседовать.
– Привет тебе, сосед, – сказал эльф Переэль, много лет торговавший растениями, предназначенными как для поедания, так и для иного, много более интересного применения.
– И ты не хворай, – отозвался хозяин соседнего прилавка, гном Драный Фартук. Его товаром были горшки, большей частью битые и дырявые, хотя меж них, к удивлению хозяина, порой попадались целые. – Ты не находишь, что сегодня на рынке воняет?
Эльф невозмутимо, как и положено эльфу, огляделся. Отыскал витавшие в воздухе облачка запаха и сказал:
– У нас вроде всегда пахнет тухлым… в смысле, свежим товаром.
– Не, – покачал бородой Драный Фартук. – Обычно его покупают, и запах не успевает укорениться.
«Ароматы» на площади Изопилия были такие, что могли запросто пускать корни.
– Покупателей в последние дни и в самом деле меньше, чем обычно, – осторожно заметил эльф, думая, как бы не выйти из имиджа бесстрастного перворожденного. – Я думаю, что это потому, что назгулы пробудились…
– Опять ты про своих назгулов? – отмахнулся гном. – Сколько лет тут стою, все про них слышу и ни разу не видел. Хоть бы заглянули к нам, раз уж пробудились.
– А в чем тогда дело?
Тут один из компонентов текущей мимо толпы проявил интерес к товару, и Переэль мгновенно забыл про разговор.
– Што это? – подозрительно спросила ветхая, но шустрая бабуля.
– Салат, – ответил эльф.
– А пошему он синий?
– Ну, сегодня же холодно. Вот и посинел. Возьмите ядреный чеснок, от него убегают все болезни, – Переэль забыл упомянуть, что от запаха этого чеснока дохнут мухи. – Или вот…
– Горшки! Горшки! – пронзительно завопил Драный Фартук. – Тонкие, звонкие! Бубль – штука! Бери, торопись, пока не разлетелись!
– Это што, пока не развалились? – осведомилась бабуля.
– Пока не раскупили, – уточнил гном. – Вот, смотри…
– А еще есть помидоры! Круглые, красные, на загляденье, – повысил голос эльф. – Очень дешево.
– А я думала, што это вишня.
Но сбить Переэля с толку смогла бы разве что ядерная бомба, свались она прямо на прилавок.
– Назгулы пробудились! – истово сверкая глазами, провозгласил он. – Взломщик покинул Шир! Поэтому помидоры и вишня…
И тут эльф понял, что вешает лапшу на уши пустому месту. Покупательница исчезла, так ничего и не купив.
– Ушла, – констатировал гном. – О чем я тебе хотел сказать-то. Слухи ходят, что некое чудище в городе завелось невидимое. Бродит по улицам и дышит огнем невидимым. И всюду, куда этот огонь попадает, исчезает золото.
– Невидимое золото?
– Нет, обычное.
– Откуда же узнали про это чудище, если оно невидимое? – спросил Переэль.
– Ну, кто-то разглядел, – пояснил Драный Фартук. – Но смысл-то не в этом. Золото исчезает. Мой двоюродный брат Помело служит в сервисном центре «Зосовы и зопоры», так вот его вызывали в мэрский дворец…
Эльф слушал, недоверчиво пошевеливая острыми ушами, и бесстрастное лицо его становилось все менее бесстрастным.
– Не знаю насчет чудища, – сказал он, когда гном закончил. – Но золота в городе стало меньше. Куда-то оно все же девается.
– Тяжелые времена, – вздохнул Драный Фартук. – Или, как говорят всякие умники… кр… кр… кризис…
Слово услышали за соседним прилавком, его поймала пролетавшая мимо ворона, и оно пошло гулять по Ква-Ква, обрастая такими подробностями, каких не изобретет самый умный умник.
В огромном, обитом алой кожей кресле ректор Магического Университета Глав Рыбс выглядел точно длинный белый язык во рту хищника. Вот только языки не имеют обыкновения скептически щуриться, ерзать и окидывать собеседников презрительными взглядами.
– Так вы хотите, чтобы мы вам помогли? – спросил Глав Рыбс, когда Винтус Болт замолчал.
– Не нам, а городу! – патетически воскликнул Дубус Хром-Блестецкий.
С таким же успехом он мог взывать к патриотизму возлежащего в луже помоев хряка.
– Не знаю, как насчет города, а у нас все хорошо, – заметил ректор, и легкое дребезжание в его голосе дало понять, что глава МУ раздражен.
Глав Рыбс не преувеличивал.
Магический Университет веками функционировал не по законам экономики, а вопреки им. Большого количества золота в его стенах никогда не водилось, а маленькое, что все-таки попадало, быстро прибирали себе обгорелые, худые и всклокоченные типы с кафедры алхимии. В их руках оно быстро и бесследно исчезало.
Истинное богатство университета хранилось не в сундуках и подвалах, а в головах и на страницах.
Кроме того, ни одно, даже самое сильное заклинание не сунется внутрь МУ. Кому охота быть записанным и потом до скончания века проторчать в темноте, на страницах пыльного фолианта?
Сложные заклинания обладают чем-то вроде разума и поэтому стараются действовать где-нибудь подальше от здания на лево-западной окраине Ква-Ква. Где-нибудь там, где их не запишут.
– Ну… если городу плохо, вам не может быть хорошо… – проговорил Хром-Блестецкий без особой уверенности.
– Может, – кивнул ректор, и отцы-основатели на портрете над его головой затрясли бородами.
Они провисели на этом месте несколько тысячелетий и за это время точно узнали, что может быть, а что не может.
– Э… ну, если вы поможете, то мэр будет вам благодарен, – сказал Винтус Болт, вытащив из кармана последний козырь.
Глав Рыбс задумался.
Благодарность мэра – штука полезная, ее можно обменять на что угодно. Например, на забывчивость. Как городская власть много лет не вспоминает, что университет не платит налогов, так может и дальше не вспоминать, даже если перепившему пива чиновнику придет мысль ввести пошлину на бороды и длинные мантии.
– Хорошо, – сказал ректор. – Но один я принять такое решение не могу. Сейчас созову учебный совет, и мы подумаем.
Винтус Болт и Дубус Хром-Блестецкий остались сидеть неподвижно, но на самом деле каждый из них вытер со лба честный трудовой пот. Убедить толпу в чем-то намного легче, чем одного человека, – это маги-управленцы знали точно.
– Дежурный! – заорал Глав Рыбс.
За дверью кабинета послышались шаги, и внутрь заглянул преподаватель в синей мантии факультета умозрительной магии.
– Деканов ко мне – немедленно, – велел ректор.
Преподаватель кивнул и исчез.
Через десять минут начали прибывать деканы. Первым явился похожий на копну сена в трауре мэтр Шизомудр. Торжественно пронеся свою тушу от двери до одного из гостевых стульев, он придавил тот к полу. Мгновением позже рядом с коллегой прямо из воздуха материализовался мэтр Сизопуст, обманчиво моложавый, с безумным блеском в глазах.
Обладатель такого блеска легко разберет на части тысячу человек, чтобы узнать, как работает изобретенный им новый скальпель.
Мэтр Тугодум и мэтр Умно-Заливайский явились одновременно, из-за чего в дверях возникла небольшая свалка. Ректору пришлось прикрикнуть, чтобы деканы, не желавшие уступать друг другу первенство, перестали пихаться, словно первоклассники.
– Эй, хватит вам! – рыкнул Глав Рыбс, и из углов кабинета ему поддакнуло шепчущее эхо. – А ну, садитесь!
– Да, ваша милость, – хором ответили мэтр Тугодум и мэтр Умно-Заливайский, после чего затопали к столу, бросая друг на друга взгляды, полные самых братских чувств – ревности и подозрительности.
– Так лучше, – кивнул ректор. – Начинайте, господа.
Винтус Болт открыл рот, собираясь повторить рассказ о том, что происходит в городе. Но тут дверь кабинета открылась, и внутрь шагнул очень старый эльф в зеленом кафтане.
– Бульк хляпл нужно поймать его! – заявил он, тряхнув бородой, какой позавидовал бы и гном.
– Кого? – удивился Глав Рыбс. – Это кто? Один из наших преподавателей?
Деканы дружно отвели глаза.
Честно говоря, никто из них не мог похвастаться тем, что знает всех работников своего факультета. Ладно прохфессора, их немного, а запоминать всю остальную мелкую шушеру – головы не хватит…
– Ибо опасен он фырульк! – продолжал вещать эльф, буравя Глав Рыбса безумным взглядом. – И вы должны мне помочь!
– Вряд ли, – заметил мэтр Тугодум. – На нем нет мантии.
Остальные деканы дружно издали облегченный вздох:
– А…
– Ну-ну…
– А я думал…
– Тогда как он проник сюда? – вопросил ректор.
– …зубаст зело, покрыт чешуей хлюп-хлюп, и облик свой менять может… – бормотал эльф, бочком подбираясь к Глав Рыбсу.
Старший хранитель музея Натуральной истории несколько повредился в рассудке после блуждания по бюрократическим лабиринтам городской администрации. Его много раз отправили за какими-то документами, неоднократно проигнорировали и трижды грубо послали.
Такого не выдержит даже закаленный столетиями жизни эльфийский рассудок.
– Ну, эльф и есть эльф, – сказал мэтр Сизопуст. – Всем известно, что представители этой расы отличаются повышенной проникающей способностью. Не успеешь оглянуться, как они тут как тут.
– Дляк штик древен зело и злоумышления любит! – Старший хранитель мертвой хваткой взялся за ручку ректорского кресла. – И помощи жду я от вас! Ибо стража не помогла мне, и там мне не…
– Этот тип немного мешает, – сказал Глав Рыбс.
Он нахмурился и махнул рукой. Вокруг эльфа появилось что-то, похожее на огромный мыльный пузырь, повисело несколько секунд и исчезло. Но бормотание затихло, а взгляд незваного гостя уткнулся в стенку немного пониже портрета отцов-основателей.
– Что вы с ним сделали, ваша милость? – спросил мэтр Шизомудр.
– Заключил в кокон иллюзий. Ему кажется, что мы все его очень внимательно слушаем и готовы помочь.
Ректор, несмотря на недостатки характера, был очень сильным магом.
– А теперь вам слово, – Глав Рыбс длинным, похожим на рыбью кость пальцем ткнул в Винтуса Болта.
– Некоторое время назад… – начал тот.
Деканы слушали рассеянно. Мэтр Шизомудр дремал, Умно-Заливайский позевывал в кулачок. Сизопуст рисовал пальцем на столе руны и бормотал какую-то чушь, а Тугодум сверлил магов-управленцев полным раздражения взглядом.
– Так вот, господа, – сказал ректор, когда Винтус Болт замолчал, – может быть, кто-то из вас хочет что-то сказать?
С рокотом, точно Ктулху, восстал ото сна мэтр Шизомудр.
– Конечно, – проговорил он. – В преподавательской столовой давно пора сменить повара. А то неловко есть котлеты со щупальцами. Они цепляются за тарелку и за вилку тоже. И я…
– Я имею в виду – по существу дела. – В голосе Глав Рыбса появилось дребезжание, и деканы, хорошо знавшие, что это значит, напряглись.
– Исходя из теоретических предпосылок концепции Цфайзештейна… – начал мэтр Сизопуст.
Он говорил еще минут пять, и мудреные слова дрейфовали по комнате, оседали на стол и на пол, заставляли колыхаться портьеры на окнах. Но в уши слушателей они не проникали, поскольку знали, что не встретят там ни понимания, ни просто теплого приема.
– Хм, и что все это значит? – спросил Винтус Болт, когда блестящая, умная, красивая и бессмысленная речь закончилась.
– Это значит, что наш коллега ничего не знает, – язвительно заявил мэтр Тугодум. – Но изо всех сил это скрывает.
– А ты?
– Я тоже не знаю, но хотя бы не стесняюсь этого!
Беседа грозила скатиться в обычную межфакультетскую склоку, и Глав Рыбс спешно вмешался.
– А ну, заткнулись, оба, – велел он. – Мэтр Шизомудр? Умно-Заливайский? Вам есть что сказать?