– Пойдемте, сэр Альбрехт?
Он, морщась, повел плечами.
– Будете принимать жалобы? Мне кажется, не королевское это дело.
– Но и я не король, – возразил я. – К тому же опасно все передоверять вам, чистым душам. Кто-то дров наломает от излишней святости, кто-то воровать начнет без меры.
Он тяжело вздохнул.
– Нет идеальных решений.
Сэр Жерар закрыл за нами двери, подумал и пошел следом, почтительно приотстав на пару шагов.
Придворные торопливо расступались, образовав широкий проход, склоняли головы, мужчины поспешно срывали шляпы с голов и прижимали их к груди. Женщины грациозно приседали. Одни скромно опускали глазки и даже краснели, другие ловили мой взгляд и что-то пытались сообщить в ответ.
Барон скользил по ним заинтересованным взглядом, я смотрел прямо перед собой, слишком раздраженный этими веерами, наконец он спросил легким голосом, чересчур легким и непринужденным:
– Леди Розамунда теряет место рядом с вами? Кого-то присмотрели взамен?
– Пока нет.
Он сказал с укором:
– Всегда нужно предусматривать все заранее…
– Мало ли что нужно, – буркнул я. – А вот удается ли?
Он проговорил медленно:
– А как вам леди Клеансия? Вы ее видели, она часто бывает с леди Розалиндой.
Он смотрел в ожидании похвалы, очень уж заинтересованно, я ответил как можно спокойнее:
– Не думаю, что могла бы мне понравиться. Разве что на плоту в открытом море? Да и то, если есть будет абсолютно нечего.
Он принужденно хохотнул, сказал с некоторой натугой:
– Да она такая аппетитненькая, что… даже и не знаю… окажись на плоту в открытом море, я бы начал есть в первый же день! А то вдруг спасут раньше.
Мы прошли зал, рослые стражи быстро и без лишних движений распахнули перед нами двери. Я коротко взглянул в их молодые и блестящие восторгом, горящие преданностью и верностью лица. Преданность и верность, мелькнула мысль. Без преданности и верности человек превращается в зверя. Даже если он умен, красив и обучен галантным манерам…
Глава 9
Ломал голову день, вечер, затем наступила ночь, а я то погружался в мягкое кресло, словно в теплое болото, то вскакивал и метался по клетке кабинета. И посоветоваться не с кем: каждый уверен, что я должен вот прямо щас жениться и тем самым снять кучу проблем.
Вообще-то правы, но я еще не настоящий правитель, что не может по любви, в этом я еще простолюдин, хоть и стыдливо помалкиваю. Рыцари, вечные романтики, провозглашают дамами сердца прекрасных и недоступных, а женятся на покладистых и с хорошим приданым.
В конце концов усталая мысль забрела, как водится, в дикие дебри, я начал мыслить глобально, это легче всего, бездельники это умеют и любят, даже самые-самые тупые глубокомысленно рассуждают, как нужно поступить правильно в масштабах страны и планеты, и что в правителях одни дураки и мошенники…
Похоже, я погорячился и насчет запретов на турниры. Конечно, гибель сэра Клавдия выглядит нелепой: не должен благородный герой многих сражений, из которых вышел невредимым, погибать в простом турнире, однако жизнь вообще несправедлива. Сколько гибнет под упавшим деревом, сорвавшимся со скалы камнем, перепив на пиру, свалившись в колодец?
Конечно, я не должен умножать эти случайности, однако же не всегда даже церковь делает то, что задумал Господь. Она милосердна, что хорошо и понятно, однако Господь не только милосерден и справедлив, но еще и целесообразен. Правило «выживает сильнейший» все еще действует, а как только прекратит свой благодатный отсев, род человеческий загниет и постепенно выродится, уступив арену другим видам.
Когда в поединке, смертельном или нет – неважно, сходятся два бойца, победить должен сильнейший. Не обязательно по мышцам, победит умом – прекрасно. Для вида главное, чтобы потомство шло от победителя. Потому турниры прекрасно справляются с отсевом. Слабые, робкие, неумелые, больные – либо проигрывают, либо вообще не участвуют в соревнованиях.
Победители же, забирая коней и все вооружение с доспехами противника, становятся и богаче, и вообще значительнее во мнении общества. Их рейтинг повышается, у них больше шансов взять в жены лучшую из женщин, наплодить кучу детей и обеспечить лучший уход и образование.
Потому я, запрещая турниры, иду против эволюции, хотя церковь и обрадовал своим решением. Но, увы, хоть церковь все больше склоняется к милосердию, но я-то знаю, в каком все еще дерьме наш мир! И в каком окажется.
Я подпрыгнул на постели, вот такие зигзаги, или, как говорят интеллектуалы, зигзуги, приводят иногда к решению совсем других задач…
– Какой же я молодец, – пробормотал я ошарашенно. – Знал же, что умница и красавец, но даже не предполагал, насколько!
За окнами прокричали третьи петухи, а я так и не сомкнул глаз, ну да ладно, у меня потребность во сне минимальна, вылез из постели и торопливо оделся до того, как начали приходить первые из допущенных к этому важному действу.
Чтобы отец Дитрих не обиделся, что ему сообщили последним, я послал к нему гонца с известием о моем решении, а сам вышел в приемную и широким взмахом пригласил к себе моих военачальников.
– Дорогие друзья, – сказал я вдохновенно, – ко мне ночью явился светлый ангел.
Сэр Растер ахнул:
– Снова? Что-то зачастили к вам…
– Что значит «снова»? – спросил я с подозрением. – Всего один раз ко мне прилетало… На что вы намекиваете, сэр Растер?
Он сказал довольно:
– Ни на что, сэр Ричард! Как будто я умею это самое… намекивать! Я сразу по рогам… Наоборот, это значит, у вас есть некая святость. Ангелы не только к самым закоренелым грешникам являются… думаю.
Я сказал твердо:
– Не так уж и важно, что вы думаете, сэр Растер, караван все равно идет. А с ангелом мы проговорили всю ночь, так что к леди Розамунде я так и не сходил, если вы на это намекиваете.
Арчибальд воскликнул пламенно:
– Ну еще бы! То ангел, а то женщина!
Палант вздохнул:
– Да, то ангел, а то такая женщина…
Глазки его стали мечтательно масляными. Растер толкнул его в бок и поинтересовался деловито:
– И что он повелел?
– Повелений не принимаю, – отрубил я. – Даже от Господа Бога не приму. Мы, рыцари, его соратники, а не слуги! Идем под его стягом добровольно, а не по принуждению… В общем, говорили долго, он меня убедил. Я такой, меня убедить просто.
Барон Альбрехт пробормотал:
– Тогда это точно ангел. Вас в чем-то убедить…
Арчибальд спросил жадно:
– Что он хотел?
– Доказывал, что в некоторых отдельных случаях турниры нужны и даже полезны.
Их лица разом посветлели, словно в комнату заглянуло солнце и осветило всех разом.
Сэр Растер деловито прогудел:
– Это надо отметить… Пиром в честь турнира, затем сам турнир, а потом пир в его честь.
– Хорошая идея, – согласился барон Альбрехт и посмотрел на меня. – Так, сэр Ричард? А то сэр Растер изнемогает.
– Так, – согласился я. – Большой турнир. И еще одну штуку подсказал мне светлый ангел.
Они обратились в слух, лица обращены ко мне, уши заметно начали удлиняться.
– Победитель, – сказал я торжественно, – выберет королеву турнира!
Снова все застыли, сэр Арчибальд очнулся первым:
– Это… как?
– Просто подъедет к оградке, – объяснил я, – и укажет концом копья, принесшего ему победу, на самую красивую, по его мнению, леди. Ее увенчают лавровым венком… нет, лучше золотой короной! Я велю ювелирам изготовить немедленно. Чтоб не путали с коронами другого ранга, сделаем что-то особое… ну, что-нибудь придумаем. Эта леди будет сидеть рядом со мной и улыбаться. В смысле, расточать. И обаивать.
– Обаять? – переспросил сэр Арчибальд.
– Да, – подтвердил я. – Только не разок, а все время. Такой выбор королевы турнира покажет высшее проявление демократичности устройства нашего правления. Выбираю не я, а любой из рыцарей, кто победит на турнире!.. Тем самым мы лишний раз подтверждаем… хотя не понимаю, почему «лишний», все рыцари равны перед Творцом!
Они слушали с серьезными лицами, глаза разгораются постепенно, сэр Арчибальд уточнил:
– Но на следующем турнире королева будет другая?
– Та же, – пояснил я. – А вот после него…
– Простите, оговорился.
– Но если победит тот же герой, – сказал я, – и если останется верен все той же даме сердца, то, конечно, останется прежняя. Хотя больше шансов, что королева будет другая.
Барон Альбрехт поинтересовался настороженно:
– Ее обязанности?
Я отмахнулся.
– Все то же. Сидеть по правую руку сюзерена и помогать ему принимать гостей… до следующего большого праздника, турнира или всенародного события… Сэр Жерар, составьте перечень таких празднеств.
Сэр Арчибальд добавил поспешно:
– Только список побольше, побольше!
– Чтобы королевы менялись чаще, – разжевал для непонятливых сэр Палант и облизнулся.
Арчибальд, воспитанный в старых традициях, хоть и бунтующий против них, сказал быстро:
– Сперва нужен список знатных семейств, из числа которых можно отбирать королеву турнира!
Сэр Растер прогудел недовольно:
– Ну, сэр Арчибальд… благородные рыцари и так не выберут простолюдинку или из семьи, прости Господи за бранное слово, купцов и или еще хуже – торговцев. А девочек в благородных семьях с детства учат вести себя пристойно и сидеть прямо. К тому же сэр Ричард, как я понимаю, предложил весьма мудрый ход. К королеве турнира никто не предъявит тех же требований, как к настоящей королеве. Так что некоторые шероховатости пройдут.
Барон Альбрехт встал, поклонился.
– Скажу без лести, наш сюзерен сделал ход… весьма, весьма. Рядом с ним всегда будет красота и женское очарование, а это поможет вести переговоры в хорошей, скажем так, обстановке. И даже позволит, замечу кстати, выторговывать некоторые добавочные льготы. Все-таки в присутствии красивой женщины все мы становимся мягче и податливее…
Сэр Жерар напомнил:
– Это все относится… относилось и к леди Розамунде. Кстати, что будет с нею?
Я посмотрел на него в упор.
– А что с нею?
Он пробормотал:
– Но она же…
– Что? – спросил я. – Вы говорите, сэр Жерар, так, будто о моей жене, что помогает править королевством!.. Не беспокойтесь за нее. За то недолгое время, пока сидела за мной рядом, сенмаринцы успели преподнести ей ряд богатых и весьма щедрых подарков. Просто так!.. За красивые глаза. Хотя глаза у нее все те же.
Барон Альбрехт рискнул проводить меня до выхода из зала, лицо очень задумчивое, посматривает украдкой.
– Кажется, я понимаю, – произнес он, – почему вы вдруг решили разрешить турниры.
– Глупости, – заявил я твердо, отвергая заранее любые домыслы. – Турниры необходимы для воспитания здорового поколения.
– В здоровом теле здоровый дух?
– Точно!
– А королева красоты?
– Ее выберут рыцари! – отрезал я.
– Почему не вы сами?
– А у нас полная, – заявил я, – демократичность институтов, предельная и прозрачная выборность!.. Не все зависит от воли сюзерена, как могут говорить злопыхатели. Пусть увидят, что я бессилен перед народным рыцарским гласом, не в состоянии помешать или повлиять на выбор рыцарского населения!
Барон Альбрехт кивнул, лицо очень серьезное.
– Да, это очень большое ограничение власти правителя.
– Конечно, большое, – сказал я сердито. – И не надо, сэр Альбрехт, не надо!.. Я вижу вашу улыбочку под неулыбочкой!.. Все мы ближе к сердцу принимаем ущемления в личной нашей, с позволения сказать, жизни, хотя что это за жизнь?.. Но я вот принимаю!
Он кивнул.
– Да-да, сэр Ричард, никаких улыбочек. Я в восторге от вашего хода.
Я посмотрел с недоверием.
– Правда, что ль?
– Точно, – заверил он. – Всегда можете сказать женщине, что вам ее навязали, потому пусть сама подлизывается, чтобы понравиться. А вы будете капризничать и отказываться.
– Ну, – сказал я, – особенно отбиваться, может быть, и не буду, когда полезет ко мне в постель… Но, может быть, и буду. Посмотрим по обстоятельствам.
– Я как раз об этом и говорю. Мудрый ход!
Мы прошли по анфиладе залов, придворные почтительно склоняют головы, но не слишком, уже знают: низко склоняться надо, когда присутствуют иностранные послы, это для них, а мне самому эти знаки внимания почему-то даже неприятны, что любого сбивает с толку, а мне придает ореол загадочности.
– Граф Ришар отбыл, – напомнил я. – Барон, вам придется работать больше. Скоро я тоже отъеду в Гандерсгейм… тут кто-то должен оставаться тверд и непокобелим на страже наших идеалов.
Он посмотрел долгим прямым взглядом.
– Я?
– Больше некому, – ответил я искренне. – Вам нужно продержаться, барон, до нашего победного возвращения!
Он поморщился.
– Если вас не занесут черти куда-то еще по дороге.
– Барон, – воскликнул я с упреком. – Как можно говорить такое! Меня могут занести куда-нибудь к чертям только ангелы, я же паладин!
Он криво усмехнулся, отвесил церемонный поклон и остался на пороге, а я бодро и с прямой спиной сбежал по ступенькам навстречу солнцу.
Глава 10
Конюхи вывели под уздцы Зайчика, огромный и черный, словно из застывшей смолы, он грозно раздувал красные ноздри и потряхивал головой, перебрасывая пышную гриву с одной стороны на другую. Глаза блещут грозным весельем, чует дальнюю дорогу.
– Оседлать, – велел я.
– Надолго, ваша светлость?
– Никаких запасов, – распорядился я.
Бобик выметнулся с такой быстротой, словно уверял, что уже ожил и снова готов драться хоть с драконом. Я принял его лапы на грудь, позволил лизнуть в щеку, сам чмокнул в нос.
Арчибальд вышел следом, крикнул:
– Сэр Ричард, мне кажется, вам не стоит отлучаться!
– Почему? – спросил я.
Он сбежал вслед за Бобиком и сказал доверительно страшным шепотом:
– Мне снилась женщина…
Я отмахнулся.
– А что еще могло вам присниться?
Он сказал обидчиво:
– Нет, вы не то думаете! Женщины вообще-то к беде, а мне пригрезилась вообще не простая женщина…
– Ну да, конечно. С вот такими…
Он вскрикнул:
– Я серьезно! Это волшебница наверняка! Она спустилась на белых крыльях…
– Сны все врут, – сказал я убежденно.
Он вскрикнул:
– А как же вещие?
– Не бывает.
– Но разве Господь не посылает такие сны?
Я покачал головой.
– И что? Сатана влезает в них и так запутывает и разбавляет ложью, что лучше такой сон выбросить в помойку целиком.
– Жалко! – вскрикнул он. – Там такая женщина…
В нашу сторону заспешил, громыхая железом, как шагающая башня, довольный сэр Растер. Лицо сияет, в глазах азарт, идет хвастаться, как быстро и споро идет подготовка к турниру.
Я сказал поспешно:
– Берите пример с сэра Растера! Высокоинтеллектуальная и высокодуховная личность, но не выпячивает напоказ свои глубоко, очень глубоко упрятанные ценности. Потому и немногословен, как всякий мудрец, умеет говорить по-мужски кратко. Поинтересуйтесь его мнением по вашей проблеме.
И, подтолкнув его к довольно улыбающемуся Растеру, сам широко улыбнулся им и, вскочив на Зайчика, сказал быстро:
– Вперед! Не задерживаемся, не задерживаемся…
Перед воротами монастыря в самом деле оказались почти моментально, правда, он сразу за городом. Здесь денно и нощно строят, сообразно моим корявым чертежам, паровые котлы. Конструкция куда уж проще, монахи не перестают удивляться, как сами не додумались, всяк же видел, как подпрыгивает крышка над закипающей похлебкой. Даже послушники, которым нужно запоминать молитвы и блюсти строгий устав, зачарованно сбегаются к мастерским.
Отборная группа из инженеров, ремесленников, оружейников и кузнецов в самом спешном порядке строит паровоз. Собственно, паровоз – это тот же паровой котел на тележке, вся хитрость в том, чтобы силу пара передать на колеса и заставить их двигаться.
В прошлый раз я нарисовал криво и косо, поясняя сам принцип рычагов и кривошипов, а инженеры, быстро ухватив суть, сделали уже настоящие чертежи, уточнили размеры, и в мастерских с того дня вовсю кипит работа. Один из дежурящих священников периодически обходит работающих и окропляет святой водой детали будущего механического монстра. Не для монастырских, эти всегда за любые технические новинки, а ради приходящих рабочих. Для разговоров о нечистой силе лучше всего просто не оставлять почвы.