Правда, во всем этом деле есть одно деликатное обстоятельство: торговый рейс в оба конца, по свидетельству Библии, занимал три года. За это время финикийский парусник мог уйти очень-очень далеко… Это позволило помещать золотоносный Офир, где открывателя ждали сказочные копи царя Соломона, в самые разные места – в Индию и даже в Перу! А в XVI–XVII вв. распространилось убеждение, что копи надо искать на Соломоновых островах в Тихом океане! Недаром они получили такое наименование.
Два последних предположения отнесем на счет распаленного воображения искателей скорого богатства. Что же касается Индии, то действительно там есть и слоны, и павлины, и благовония, не говоря уже о золоте. За пятнадцать столетий до новой эры в Индии знали уже золотое литье; это была страна высокоразвитой культуры. Но, как справедливо пишет немецкий историк Р. Хенниг, «вряд ли здесь могли разрешить каким-либо иноземным морякам заниматься разработкой залежей и запросто вывозить из страны богатейшие сокровища». И даже если допустить, с большой натяжкой, что воинство Хирама и Соломона совершило лихой пиратский набег на побережье Индии, то вряд ли они сумели за раз взять добычу в виде десятка тонн золота. И уж тем более такие вылазки не могли быть регулярными. Тем не менее в эпоху географических открытий мысль об Индии не оставляла путешественников, и Колумб, выйдя в Атлантику, шел с надеждой добраться окружным путем до «восточной Индии», страны Офир.
Остается обратиться к наиболее правдоподобной версии, а именно, что Офир находится в Восточной Африке. В пользу ее говорят и смутные указания на то, что финикийцы бросали якорь где-то на 20-м градусе южной широты, в районе побережья нынешнего Мозамбика. Правда, путь до этой части Африки отнял бы у парусного судна куда меньше, чем полтора года. Выходит, трасса в страну золота пролегала не только по морю.
Иными словами, она вела от берега куда-то дальше в глубь Африки. Но куда?
Когда корабли португальцев впервые достигли побережья Юго-Восточной Африки – это случилось в самом конце XV в., почти одновременно с открытием Америки, – они были потрясены пышностью приморских торговых городов. Удивление, правда, быстро улеглось в практическое русло: откуда столько добра в здешних портах – Софале, Килве, Момбасе?
Вскоре один из капитанов флотилии Васко да Гамы пишет в реляции своему королю: «Купцы-мавры говорят, что в Софале есть богатый рудник, откуда царь Соломон каждые три года получал золото». Немного позже рапорт португальца д’Алькасоа, датированный 1506 г., уточняет: арабские купцы вывозят из Софалы в год больше миллиона меткалей (около четырех тонн) золота. Можно представить, какой шок вызвала эта цифра в королевском дворце в Лиссабоне. Сомнений нет – это он, достославный Офир! Неужто португальскому венценосцу Мануэлу суждено будет вступить во владение копями царя Соломона?..
Последовал немедленный наказ короля – наложить руку на этот сказочный источник золота. Но посланная флотилия генерал-адмирала д’Альмейды, разграбив восточноафриканское побережье, никакого рудника не обнаружила… Как же так? По всей видимости, доложили лазутчики, золото поступает из Мономотапы, африканской империи в глубине континента.
Португальцы, которым достались библиотеки мавров за Пиренеями, знали о существовании этой могучей державы, лежащей между реками Лимпопо и Замбези. О ней писал в X в. крупнейший историк раннего Средневековья, «арабский Геродот» аль-Масуди. Книга аль-Масуди о путешествии по Восточной Африке так и называется – «Промывание золота и россыпи драгоценных камней».
Еще более поразительные подробности содержались в «Собрании сведений для познавания драгоценностей» другого знаменитого путешественника, хорезмца аль-Бируни. Примечательно, что автор занес сведения о Мономотапе – «стране зинджей», – будучи в Индии. Значит, уже в XII в. слава золотоносных рудников Восточной Африки пересекла океаны. Ахмад аль-Бируни приводит услышанные от арабских купцов любопытные подробности об этом золотом крае: зинджи, говорит он, получив от купцов товары, лишь после этого «отправляются в пустыни в поисках золота для их оплаты». Из этого автор справедливо делает вывод, что, по всей видимости, в их стране «такое обилие золота, которое дает возможность в любое время находить потребное количество его».
Копи царя Соломона уже вырисовывались перед взором португальцев.
Но захватить Офир им было пока не под силу. Поначалу португальцы заключили торговое соглашение с властителем Мономотапы, которого они именовали императором. Умудренный дипломат Антонио Фернандиш дважды – в 1514 и 1515 гг. – ездил в глубь страны для заключения договора. Он доложил, что на холмах междуречья Замбези и Лимпопо идут междоусобные войны. Но сил для нападения у европейцев не было, свои укрепления на побережье они только начали возводить.
Интересно, что Фернандишу, несмотря на все его усилия и тактические ходы, не удалось определить местонахождение золотых копей. Золото здесь было, никаких сомнений. Но получали его португальцы крайне мало – по договору им доставалось не больше двух слитков в месяц. Чернокожие явно припрятывали его, – таков был вывод португальского наместника.
Не удалось добраться до сердца сказочно-манящего Офира и Франсиско Баррето, вторгшемуся в Мономотапу в 1569 году и даже успевшему получить от своего короля титул «конкистадора рудников Мономотапы». Едва отпраздновав начальную победу, Баррето умер, и на сем военная экспедиция закончилась.
Лишь полстолетия спустя – в 1629 г. – португальцы заставили властителя Мономотапы сдать им в аренду часть золотоносных рудников. Этот договор сохранился. Под ним стоит подпись: «Мануза, император Мономотапы». Нелегко было, наверное, императору решиться на этот шаг, но обстоятельства оказались сильнее. Португальцы, как уже говорилось, появились на восточноафриканском побережье в тот самый момент, когда негритянскую империю раздирали династические войны, племена отчаянно враждовали друг с другом, а перебежчики и предатели искали руки европейцев. Так, казнями и кознями португальцы получили доступ к вожделенному источнику богатства.
Но до золотых караванов было еще далеко. Захваченные рудники никак не походили на то, что живописала Библия, а после нее арабские путешественники. По всей видимости, в аренду были отданы не самые богатые выработки. Или же – что тоже вполне вероятно – золотоносная порода была исчерпана. Король из Лиссабона раздраженно отчитывал своих наместников в Восточной Африке, тыча им успехами в другой части света – Бразилии: оттуда что ни месяц отсылали в казну корабли с ценным грузом. А «сокровищ Офира» едва хватало на снаряжение посыльного судна из Европы в Африку!
Верноподданные христианнейшего короля проводили дознание за дознанием, выпытывая у негров, где «настоящие копи». Тщетно. Им указывали новые и новые рудники… все с той же полупустой породой.
В это самое время на Мономотапу, а затем на города побережья обрушилось нашествие кочевников, появившихся из внутренних, глубинных районов Черного континента. Португальцы называли их «симба»; скорей всего это было прозвище – «львы». На суахили так до сих пор зовут бесстрашных воинов. Это нашествие окончательно похоронило мечту португальцев добраться до копей царя Соломона.
С середины XVII в. основные силы и внимание Лиссабон решил сосредоточить на своей более перспективной заморской колонии – Бразилии. Африканским же колониям суждено было стать поставщиком рабочей силы для Нового Света. Расцвела эпоха работорговли. Про золото Мономотапы какое-то время еще ходили легенды и рассказы. Француз Лафонтен даже вставил намек на нее в одну из басен.
Что же? Неужели легенда окончательно превратилась в басню? Нет. Библия долго еще оставалась «бестселлером» среди книжной продукции, и каждое новое поколение читателей жаждало узнать, где все-таки находится Офир, страна золота. Географическая неизвестность была слишком заманчивой, чтобы прозябать в реестре загадок. Тем более что открытие Африки, по сути, лишь начиналось. И в ней вполне могло сыскаться место для Офира. Какое-то время спустя он перекочевал в Судан, затем в Нигерию, в Гану (прежнее колониальное название – «Золотой берег!») и так далее.
Офир не исчез. Он просто не давался в руки.
…Шла осень 1868 г. Живший в Южной Африке американец Адам Рендерс терпеливо уже целую неделю крался за стадом слонов. Он не собирался стрелять в зверей. На сей раз его добыча должна была стать куда ценнее: в стаде он заметил старого, с трудом передвигавшего ноги слона. Двое старых гигантов хоботами поддерживали патриарха во время дневных переходов. Рендерс был убежден, что они ведут умирающего к «кладбищу слонов» – легендарному месту, куда приходят окончить свои дни толстокожие гиганты. До сих пор никому еще не удавалось увидеть этот естественный склад слоновой кости, и Адаму – он не сомневался – предстояло стать первым человеком, открывшим слоновье кладбище.
Заросший низким кустарником буш кончался у берега реки Лунди. В неглубоком месте животные переправились на другую сторону, уходя все дальше на север. Рендерс неотступно следовал за ними.
В одном месте русло реки сворачивало. Рендерс решил обойти стадо с подветренной стороны; он поднялся из высокой травы и увидел…
Он увидел на высоком холме каменную крепость. Она поднималась, как рыцарский замок. Хотя нет, какой замок – это чуть ли не целый разрушенный город, обнесенный стеной, с башней из тесаных глыб. А рядом – еще одно сооружение, словно выросшее из гранита. И между возвышенностями, в седловине – россыпь каменных домов. Брошенных, пустых. Все это так не похоже на негритянские хижины народа банту.
Рендерс и думать забыл о слонах. Ведь то, что он увидел, – если это только не мираж и не наваждение, – …это был Зимбабве, столица «золотой империи» Мономотапы! Многие из белых поселенцев Южной Африки слышали рассказы о ней, но видеть собственными глазами никому не доводилось. Правда, португальские источники утверждали, что недра золотой страны давным-давно уж истощились, но ведь в Зимбабве-то они не были. Может, каменная крепость как раз и охраняла подлинные копи царя Соломона?!
Охотник возвратился в Трансвааль и рассказал об увиденном. Однако точного местонахождения города-крепости не указал. Он не собирался ни с кем делить славу и богатство первооткрывателя.
Организовать экспедицию в том же году ему не удалось: между поселениями буров и местными племенами начались боевые действия, а путь в Зимбабве лежал через опасную зону. Только в 1871 г., зимой, он вторично отправился в дальний путь на левый берег Лимпопо. Его спутник Джордж Филип, тоже охотник, едва поспевал за Рендерсом. Тот спешил как в лихорадке.
У самой цели Рендерс упал, чтобы уже не подняться, – лихорадочный блеск в его глазах был вызван не страстью, а высокой температурой. Рендерс умер подле своего открытия.
Филип рассказал о развалинах города известному на юге Африки геологу Карлу Мауху. Этот немец приехал в Южную Африку, устроившись на корабле матросом. С 1865 г. он странствовал по Трансваалю и соседним с ним областям, между Лимпопо и Замбези, составил подробную карту этих мест и открыл «семейные» рудники народа машона: местные жители селились прямо возле шуфров, добывая руду. Узнав о Зимбабве, Маух немедля двинулся в путь.
5 сентября 1871 г. он увидел двуглавую возвышенность. Одну вершину венчал эллиптической формы «храм» (так окрестил его Маух), вторую – «акрополь». Между ними, в седловине, покоились руины жилых построек.
Величественность высившихся развалин поразила Мауха. Он увидел здесь, в тысячах миль от больших городов, точную (так казалось ему) копию храма царя Соломона в Иерусалиме, а на соседней возвышенности – опять-таки судя по библейским описаниям – копию дворца царицы Савской! Если это так, значит, неисчерпаемый кладезь сокровищ тоже должен быть где-то неподалеку. А уж кому, как не ему, знать, что недра здешнего края богаты золотом!
Подробных изысканий Мауху провести, однако, не удалось. Вождь народа макаланга, хозяин округи, принял любознательного гостя и… оставил его при себе. Немец-геолог очутился под домашним арестом. Он мог сколь угодно долго обследовать останки Большого Зимбабве, но попытки заняться окрестными рудниками встречали вежливый, но твердый отпор.
Когда в следующем 1872 г. Карл Маух вернулся наконец домой, его подробные описания Зимбабве вызвали дикий ажиотаж в мире старателей и золотодобытчиков. В междуречье Замбези и Лимпопо хлынули авантюристы и фанатики – обычная человеческая накипь, которая появляется с первыми вестями о золоте.
Золотая лихорадка усилила активность англичан, и те поспешили присоединить эти области к своим владениям в Южной Родезии. К началу нашего века более ста тысяч заявок на золотоносные участки в районе древних рудников на землях народов машона и матабеле лежали в канцелярии губернатора Сесила Родса. Сам лорд Родс считал, что Зимбабве без всяких сомнений библейский Офир, а копи царя Соломона – обнаруженные вокруг, но, к сожалению, порядком истощившиеся рудники.
Что ж, вопрос с Офиром можно было считать исчерпанным?
Не будем торопиться с выводом. Мы еще не сказали, что собой представляет величественный комплекс Большого Зимбабве.
Археологи смогли сейчас более или менее точно восстановить (на бумаге) циклопическую постройку. 350-метровый холм заканчивается каменной стеной. Во многих местах она вбирает в себя гранитные глыбы и достигает четырех-пяти метров в толщину. Ее дублируют еще два-три ряда внутренней ограды, что, конечно же, делает Зимбабве неприступным.
До сих пор неясна технология подъема тяжеленных каменных блоков на вершину двуглавого холма. Какие применялись механизмы? Как укладывались блоки? Поистине «Таинственный Зимбабве»…
Крепость? Но ясно виден жертвенный стол для заклания животных. Храм? Но во времена Мауха жившие по соседству макаланга называли его «мамбахуру» – «женский дворец». Кстати сказать, это во многом повлияло на убеждение немецкого геолога, что перед ним скопированный дворец царицы Савской.
Извилистая тропа внутри ограды выводит к конечной башне. Предназначение ее тоже загадочно: башня монолитна. Для чего было складывать высоченную башню, в которую нет хода?
Рядом – обнесенный эллиптической стеной «акрополь» (название, повторяем, дано чисто условно, по внешнему сходству). Вырубленные в граните ступени ведут к квадратной двери в стене. Стена поверху выложена причудливой кладкой, подлинное кружево. В одном месте над обрывом нависает каменная эспланада, где сидят каменные ястребы. Первые исследователи Зимбабве единодушно считали, что ястребы – дело рук египетских мастеров. Действительно, они несколько напоминают птицу фараонов.
А когда в начале века на Замбези неподалеку была найдена глиняная статуэтка египетского происхождения с именем фараона Тутмоса III, отпали, казалось бы, малейшие сомнения – Зимбабве возведен египтянами и был, по всей видимости, центром легендарного Пунта-Офира. Все вроде бы сходится.
Но четверть века спустя – в 1927 г. – выяснилось, что статуэтка поддельная. А кроме нее, никаких следов пребывания египтян в этом регионе не обнаружено. Что же до каменных ястребов, то они, по единодушному убеждению сегодняшних историков – творения рук негритянских умельцев.