Такая речь Мефодия раздражила немецких епископов, и стали они грозить ему смертью. Он ответил: «Я говорю правду перед королями и не стыжусь; вы же можете делать со мною, что хотите: я не лучше тех, которые приняли мученический венец за слово правды». Спор продолжался долго, часто Мефодий заставлял своих врагов умолкать, но они все равно осудили его и заключили в темницу монастыря в Элвангене (по другим сведениям – в Рейхенау).
Когда римский папа Иоанн VIII узнал, что епископ Мефодий содержится в заточении, он сильно разгневался и потребовал его освобождения. В 873 году он обратился к епископу Германариху с такими словами: «Мы уверены, что нужен целый источник слез, как показывает пророк Иеремия, чтобы оплакать твое безобразие. Действительно, чья еще жестокость, говоря не только о епископах, а о любом светском человеке, и даже тиране, или чья зверская свирепость может сравниться с твоей дерзостью, с твоим решением подвергнуть нашего брата и соепископа Мефодия к заключению. Как посмел ты столь сурово и бесчеловечно наказать его, заставить стоять продолжительное время под открытым небом в зимнюю стужу и под дождем; как посмел ты отстранить его от вверенного ему руководства церковью и как пришла тебе безумная мысль привести его на епископский собор и бить его конским бичом».
Возвращение Мефодия вызвало новое сопротивление со стороны немецкого духовенства, и оно еще не раз строило против него козни. Но он прибыл в Моравию в благоприятный для славянского просвещения момент: пытаясь освободиться от немецкого господства, герцог Святополк решился выгнать из страны немецкое духовенство, и потому Мефодий был встречен с радостью.
В клетке без прутьев
В IX–X веках одно из первых мест на Востоке занимало государство Саманидов. Правители этой династии расширили его путем завоеваний, заботясь в первую очередь о создании хорошей оросительной системы и безопасности торговых путей. В период их правления строились мосты и караван-сараи, успешно развивались торговля, земледелие и ремесла; саманидские купцы доходили до приморского побережья Китая, бывали в России и на южном побережье Балтийского моря. Даже на берегах Рейна охотно рассчитывались саманидскими монетами, потому что они чеканились из хорошего серебра и были достаточно тяжелы. Значительный хозяйственно-экономический подъем и укрепление феодальных отношений обусловили развитие в государстве Саманидов культуры и науки – математики, механики, астрономии, геологии, химии, физики, ботаники и зоологии, а также архитектуры и картографии. Развивались и общественные науки – философия, история, эстетика, психология, педагогика.
В ту эпоху из образованных кругов феодального общества Средней Азии и Ирана вышли многие выдающиеся личности, возвысившиеся силой своего гения, и в их числе аль-Бируни, обладавший разносторонними знаниями и дарованиями. Он был величайшим ученым своего времени – астрономом, минералогом, географом, историком. В решении ряда научных проблем аль-Бируни намного опередил свое время, например, признавал основательность взглядов индийских астрономов о движении Земли вокруг Солнца и творчески развивал их. Он вычислил радиус Земли, с удивительной для своего времени точностью определил удельный вес многих металлов и минералов, высказывался о притяжении предметов к центру Земли, правильно предположил, что долина реки Инд в прошлом была морским дном и т. д.
Ученый с учениками. Восточная миниатюра
В конце Х века пало государство Саманидов. Его столица Бухара была захвачена могущественным султаном Махмудом Газневи. Это был человек жестокий и твердый, принадлежавший к ортодоксальному мусульманскому толку; кроме того, он был хитер, честолюбив и напорист. Все силы своего ума Махмуд Газневи направил на то, чтобы стать самым богатым, самым могущественным государем на земле. О его столице Газни[6] вскоре стали говорить как о втором Багдаде – так богата была резиденция султана Махмуда.
Султан Махмуд был не только воином. Он был достаточно образованным человеком, владел не только языком дари, на котором изредка сочинял стихи, но и арабским. В часы досуга султан составлял большой комментарий к Корану; он первым на исламском Востоке построил и открыл государственное медресе, где было собрано большое количество ценных рукописей. Махмуд Газневи хотел быть и покровителем искусств и наук, хотя порой походя рубил головы ученым, осмеливавшимся делать научные выводы, не согласовав их с его мнением. Так, султан чуть было не бросил под ноги своих боевых слонов поэта Фирдоуси, сочтя его поведение дерзостью.
Около 1010 года Мамун ибн-Мамун, правитель Хорезма, призвал к себе аль-Бируни и сделал его своим первым советником. К этим же годам относится и создание знаменитой «Академии Мамуна», где вокруг аль-Бируни собрался блестящий круг ученых, приглашенных хорезмшахом из разных стран. Могущественный правитель Газни давно уже приглядывался к богатым территориям северного соседа, да и хорезмийских ученых – аль-Бируни, Ибн Сину, Абу-Сахля, Масихи и прочих – хотел прибрать к рукам. Пусть украшают своим присутствием его трон! Пусть работают во славу газнийского владыки!
И вскоре Махмуд Газневи со своим верным визирем начали плести паутину интриг. В ход пошли дипломатические тонкости и посулы, подарки и подкупы; султан даже выдал замуж за хорезмшаха свою младшую сестру, рассчитывая, что родственник будет сговорчивее. Но Хорезм оставался неприступным, однако султан Махмуд был настойчив, все упорнее оплетал он непокорную страну своей паутиной. Нажим султана вскоре сделался так силен, что даже обособленность Хорезма, высившегося тихим островком среди бушующей и воинственной Средней Азии, не могла спасти его.
Однако ученые не польстились на обещания султана и под тем или иным предлогом отказывались от его милостей. Это стало раздражать султана Махмуда, и он потребовал, чтобы хорезмшах прислал ему ученых из Ургенча, дабы он «тоже имел честь воспользоваться их беседой». Но реальную пользу от поэтов правитель Газни видел только тогда, когда они воспевали его подвиги; ученых признавал, если они служили этой же цели… Аль-Бируни не захотел оставить своего правителя в беде, но хорезмшах Мамун вскоре погиб, и султан Махмуд двинул свое огромное войско на Хорезм.
Богатая событиями жизнь аль-Бируни впоследствии поражала своей необычностью и давала повод к возникновению многочисленных легенд, например, об обстоятельствах его переезда в Газни. Добровольно ли он отправился в столицу султана Махмуда в поисках хорошего заработка или насильственно был уведен туда под стражей и в кандалах, как опасный преступник? Большинство исследователей склоняется ко второй версии: когда в 1017 году столица хорезмийского княжества была разрушена, великий ученый попал в плен и «в качестве пленника-заложника он вместе с другими видными хорезмийцами был отведен в Газну» и был даже там посажен в тюрьму. Индийский востоковед С. Барани считает, что в Джайпуре великий аль-Бируни находился в качестве узника – под стражей. А.М. Беленицкий отмечает следующее: «Одно время жизнь Бируни висела на волоске. Вероятно, то обстоятельство, что он был автором сочинения по истории карматства, послужило предлогом для обвинения его в неверии и принадлежности этому движению. Махмудом был отдан приказ о казни Бируни и другого близкого к нему ученого из Хорезма – Абд ас-Самада Ауваля. Лишь благодаря заступничеству визиря… жизнь Бируни была спасена. Абд ас-Самад же был казнен».
П.Г. Булгаков, исследователь жизни и творчества аль-Бируни, считает, что если эти сведения и не отражают реальных фактов, то все равно имеют косвенные фольклорные свидетельства о недружелюбном отношении к ученому в Газни. Сам аль-Бируни нигде не сообщает об обстоятельствах перемены своего местожительства, но анализ его трудов говорит о подневольном переезде. Правда, некоторые ученые считают, что и в этом случае не надо сгущать краски о кандалах, вооруженной страже, тюрьме и т. д.
В Газни султан поселил знаменитого ученого в одном из дальних закоулков дворцовой крепости – на положении почти пленника, положив ему скудное жалованье и поставив такое условие: «Если хочешь, чтобы при мне счастье твое было с тобой, то говори не о своей науке, а говори то, что соответствует моему желанию». Невыполнение этого условия могло стоить ученому жизни, и некоторое время аль-Бируни жил относительно мирно с султаном Махмудом. Но скрытые, а порой и открытые столкновения между ними продолжались почти все время. Например, однажды аль-Бируни заступился за купцов из далеких северных земель, которых султан Махмуд обвинил во лжи, когда те рассказали ему о полярной ночи и северном сиянии. Неприязненно встретили прославленного ученого и придворные звездочеты, а осведомители сообщали султану о каждом его шаге, каждом произнесенном слове. В Газни ученый вел замкнутый образ жизни, и только работа оставалась его единственной радостью.
Хотя в своем знаменитом труде «Описание Индии» аль-Бируни с горечью отмечал, что его «время не благоприятствует науке», в Газни он написал задуманную еще в прошлые годы «Историю Хорезма», дошедшую до нас лишь в отрывках, закончил «Тахдид» – работу по геодезии, обширный труд «Обучение началам искусства астрологии». Однако, вопреки названию, астрологии здесь уделено совсем немного места: ученый не верил астрологическим исчислениям и только по обязанности составлял гороскопы для султана Махмуда и его приближенных.
Вскоре аль-Бируни переключил свое внимание на Индию. Ученому было уже около 50 лет, когда он засел за изучение санскрита и вскоре настолько преуспел в этом, что переводил с него на арабский и с арабского на санскрит. Но вопреки всем традициям восточных дворов свой труд «Описание Индии» аль-Бируни не посвятил султану Газни, он даже не именует его в тексте пышными хвалебными титулами. Более того, ученый резко критикует индийскую политику султана, который «полностью разрушил процветание страны и совершил столь удивительные подвиги, что индусы превратились в атомы праха, разлетевшиеся по всем направлениям».
Наряду с подлинными поэтами и учеными, при дворе султана подвизалось и немало хитрых невежд и бездарей, стремившихся клеветой и лестью пробиться «поближе к свету». Аль-Бируни отмечал, что многие готовы были на любую подлость ради карьеры и злата, и потому при дворе султана царила тяжелая атмосфера интриг и доносов. Почти все сочинения аль-Бируни газнийского периода проникнуты жалобами или на неуважение к науке, или на собственную судьбу. Все время ученый находился под надзором не доверявшего ему султана Махмуда, должен был постоянно быть при нем, сопровождать его во всех походах. Но, невзирая на трудности и даже опасность своего положения в Газни, ученый при каждом удобном случае вступал с придворными в жаркие споры, которые обычно оканчивались посрамлением его противников. «Однажды сам султан Махмуд вздумал испытать его знания и дал ему однажды аудиенцию в большом зале своего дворца, в котором было четверо дверей. И повелел ему угадать, через которую из них он выйдет. Аль-Бируни тотчас попросил бумаги и чернил, и, написав записочку, в которой содержался его ответ, спрятал ее под подушку, на которой сидел султан. Тот приказал разломать часть стены в зале и вышел в этот пролом. Вынув же из-под подушки записку аль-Бируни, нашел в ней, что султан должен выйти из залы через пролом.
Махмуд приказал немедленно выбросить ученого в окно, но аль-Бируни еще заранее велел приготовить под окном скат, по которому и скатился без всякого вреда для себя».
Султан хотел посрамить ученого, но оказался сам посрамленным; этого он простить не мог и приказал посадить аль-Бируни в заточение. Начальник крепости отнесся к своему знаменитому узнику доброжелательно: он поместил его в чистую комнату, посылал вкусную еду, а через несколько дней аль-Бируни получил подарки – большую глиняную флягу с редким вином и мешочек с сахаром.
Дни слагались в недели, недели – в месяцы… Полгода протомился аль-Бируни в заточении, и все это время его верный слуга Майменди искал случая, чтобы напомнить султану о хозяине. Однажды после удачной охоты он стал просить за аль-Бируни, и султан Махмуд согласился выпустить ученого. Даже пожаловал ему коня, 1000 динаров и молодую невольницу, но аль-Бируни просил только разрешения вернуться к своим занятиям. Но «все кончается по истечении своего срока» – гласит восточная мудрость. В 1030 году настал день кончины султана Махмуда, и аль-Бируни обрел свободу.
«Князь ученых» ибн Сина
В эпоху раннего Средневековья не было ученых – специалистов только в одной области науки. Поскольку круг знаний по естествознанию был тогда ограничен и изучались такие науки только в связи с философией, то от ученых требовались познания во всех областях наук. Ибн Сина тоже был ученым-энциклопедистом. Трудно назвать область знаний, которая бы не была освещена блеском его таланта: он изучал движение тел, свойство инерции, состав и строение органических соединений и минералов… Он стремился проникнуть в тайну происхождения живых существ, наблюдал звезды с помощью приборов, которые сделал сам…
Ибн Сина. Средневековая гравюра
Еще в юношеские годы Ибн Сина прославился как врачеватель, и в 17 лет его пригласили лечить самого саманидского правителя. Он успешно справился с возложенной на него задачей, вылечив эмира от считавшейся неизлечимой болезни, и в награду получил доступ в царскую библиотеку, в которой имелись уникальные трактаты по многим отраслям знаний. К 18-ти годам Ибн Сина предстал перед современниками уже широко образованным человеком. К этому же времени относятся и его первые труды, среди которых – большой философский трактат «Книга знаний», посвященный вопросам логики, физики, метафизики, математике, астрономии и музыке…
В конце Х века государство Саманидов пало под ударами войск Махмуда Газневи. Султан Махмуд установил такой режим правления, что исключалась даже возможность свободного творчества. Он насаждал арабский язык, язык фарси изгнал из всех государственных учреждений, и потому любовь Ибн Сины к родному языку воспринималась как вызов. Первое время он вынужден был в поисках работы переезжать из одного города в другой, от одного эмира – к другому. В 21 год Ибн Сина оказывается в Ургенче – столице Хорезма, где во главе «Академии Мамуна» стоял великий аль-Бируни. Авиценну (так в Европе называли Ибн Сину) в Хорезме приняли хорошо, назначили ему жалованье как мусульманскому законоведу, здесь ученый наконец-то обрел друзей и единомышленников, но его многообразная и плодотворная работа в Академии вскоре была прервана, так как Махмуд Газневи потребовал, чтобы все ученые прибыли к его двору.
Авиценна не захотел отправиться в Газни и, переодевшись дервишем, вместе со своим другом Масихой ночью бежал из Ургенча. Позже Ибн Сина перебрался в Рей, но к городу приближались войска Махмуда Газневи, и ученый уехал в Хамадан, где эмир Шамса ад-Давла назначил его визирем. Но Авиценна был противником тюркских наемников, и когда те подняли против правителя Хамадана мятеж, то его обвинили в задержке выплаты жалованья. Бунтовщики ворвались в дом Ибн Сины, разграбили имущество ученого, а его самого схватили и бросили в темницу. Они даже потребовали, чтобы правитель казнил Ибн Сину, но тот на казнь не согласился, а для успокоения мятежников отстранил ученого от должности. После этого Ибн Сина в течение сорока дней скрывался в доме одного местного жителя, однако через некоторое время заболевший эмир вновь вызвал его к себе. Ибн Сина излечил эмира, после чего был восстановлен в должности.