– Мам, если ты только за это беспокоишься, то напрасно, – парировала дочь. – Деньги на билет у меня есть, я скопила из своих карманных.
– Да не в деньгах дело! – не унималась мама, хотя видно было, что после такого сообщения Лены ей стало несколько легче. – А в том, что ничего у тебя не получится, это ж заранее ясно. Прокатаешься туда-сюда зазря.
– А если не зазря?
– Ну посмотри ты в зеркало, – уверяла мать, – какая ты артистка? Они же все красавицы, а ты обычная девчонка, ни кожи, ни рожи, прости господи! Да таких, как ты, там, в этой Москве, миллион! Кто ты такая? Тебя в этом твоем театральном и на порог не пустят!
– Мама, это мое призвание.
– Да не смеши ты меня! Призвание у нее! Блажь это все. Блажь и дурь, вот что я тебе скажу. Выкинь из головы!
Словом, закончился праздник скандалом. Ругались они с матерью вдвоем, отец в этом не участвовал, сидел молча и не принял ни одну из сторон. Он вообще был, как считала Лена, человеком довольно слабохарактерным, подкаблучником.
А та ссора так ни к чему и не привела. Каждая – и мама, и Лена, вскоре ушедшая на улицу и пробродившая там до темноты, – осталась при своем мнении.
Даже Тамара Александровна, любимый педагог в драмкружке, и та несколько раз осторожно начинала отговаривать воспитанницу от принятого решения. Мол, ты, конечно, способная девочка, работящая, настойчивая, но этого мало, очень мало… Среди абитуриентов московских вузов тысячи способных настойчивых девочек, ей ли этого не знать, она сама когда-то была одной из них. У многих из этих девочек родители работают в театре или кино, у них есть связи, деньги, их готовили к поступлению педагоги этих же вузов – и даже при таком багаже не каждой из них удается стать студенткой театрального института. А если и удается, это все равно не гарантирует успеха. В России ежегодно театральные вузы выпускают сотни актеров и актрис, но лишь единицы из них становятся популярными, играют в хороших театрах и снимаются в кино. Остальные ютятся где-то на задворках, а то и вовсе меняют профессию. То ли это будущее, которого хочет Лена? Может, передумать, пока не поздно?
Но девочка только качала головой. Что будет, то будет. А пока она еще раз прочтет басню, которую готовит для вступительных экзаменов. Ей кажется, что она нашла новую интересную интонацию, пусть Тамара Александровна послушает, хорошо ли так будет…
В день, когда она собиралась на выпускной бал, матери не было дома. А отец пришел с работы пораньше и, остановившись в дверях ее комнаты, залюбовался дочкой, одетой в модное платье, с высокой прической и в новых туфельках на шпильках.
– Совсем большая выросла… – растроганно сказал он. – Надо же, и когда успела?.. И какая красавица!
Лена благодарно улыбнулась ему, последний раз крутанулась перед зеркалом и уже хотела бежать, но отец остановил ее.
– Постой, Аленушка, я тебе кое-что скажу. Знаешь, может, что-то и есть в твоих планах… Почему бы не попробовать, в конце концов? Каждый имеет право пробивать дорогу в жизнь по-своему… – задумчиво проговорил отец, и Лена почувствовала, как по щекам у нее потекли слезы.
– Спасибо, папа, – прошептала она и отвернулась.
А он вынул из кармана старенького пиджака какой-то газетный сверток и сунул ей.
– Что это? – не поняла девушка.
– Деньги. Мои сбережения, я их копил потихоньку… Тут не так много, всего сто тридцать четыре рубля… Но, может, хотя бы на первое время тебе хватит.
Наладить отношения с матерью так и не удалось, и Лену это очень огорчало. Не желая накалять страсти, она взяла билет на дневной поезд, чтобы уехать тогда, когда мамы нет дома. Девушка понимала: если она вот сейчас, в этот решающий миг, даст слабинку, откажется от задуманного, то получится, что она ни на что не способна и ничего не стоит. Той яркой и интересной жизни, к которой она стремится, достойны лишь сильные духом, тот, кто готов рискнуть и, не колеблясь, поставить на карту все. Или пан – или пропал, как говорила Варвара, героиня пьесы «Волки и овцы», отрывок из которой они ставили в драмкружке.
В плацкартном купе – ей досталась верхняя полка – Лене вдруг стало страшно, как никогда в жизни. Куда она едет, где будет жить, на какие деньги? Что станет делать, если не поступит? Как выдержит, вернувшись домой, упреки матери, все эти «А я тебе говорила!», которые, конечно же, польются на нее рекой? И что сегодня вечером будет с родителями, когда они, придя домой, найдут оставленную на трюмо записку: «Мамочка, папочка, простите меня, родные, но я твердо решила. Уехала в Москву, не беспокойтесь. Как поступлю, дам знать». Что они подумают, что почувствуют? Мама сначала, конечно, разозлится, может, даже покричит ей вслед, а потом, может, расплачется… Может, только Лена этого не увидит и не узнает. Но думать об этом сейчас не было никакого смысла. Все равно ответов на такие вопросы не найти. Они придут потом, со временем.
Громко стуча колесами, поезд вез ее все ближе к цели. Ночь прошла беспокойно. Собираясь впопыхах, Лена даже не подумала о том, чтобы взять с собой в дорогу еды, пришлось обойтись парой подозрительных пирожков, купленных на бегу, во время остановки поезда. От них тут же заболел живот, Лена скрючилась калачиком на своей полке и молила бога, чтобы ей не стало хуже. На нижних полках ехали какие-то тихие старушки с котомками, они долго переговаривались шепотом о чем-то своем, но ее это нисколько не напрягало. Больше неприятностей создавал краснолицый мужчина, который до двух ночи глушил в одиночку коньяк, а оставшееся время нещадно храпел на соседней верхней полке, обдавая Лену плотным облаком перегара, от чего ее мутило.
– Мужчина, вы не могли бы потише? – не выдержала она, потрогав своего соседа за плечо, потом посмотрела вниз с надеждой на помощь старушек, но те промолчали: то ли не услышали, то ли не захотели вмешиваться. Сосед, конечно, никак не отреагировал и продолжал храпеть на весь вагон. Лена в бессильной злобе отвернулась к стене и не спала почти до самого утра, лишь время от времени проваливаясь в полузабытье…
– Эй, красавица, ты белье сдавать будешь? – услышала она около себя звонкий голос проводницы и открыла глаза. – Почти приехали, соня, – увидев ее испуг, ласково добавила женщина. – Скоро туалеты закрою, так что пошевеливайся!
– А что, уже подъезжаем? – сонно спросила Лена.
– Да полчаса осталось, даже меньше.
Полчаса! От этого слова с нее тут же слетел весь сон. Она уже почти в столице, она сделала этот первый, самый страшный шаг!
Вспоминать свои первые впечатления от Москвы Лена не очень любила. Кому приятно чувствовать себя в роли глупенькой провинциалки? А иначе и быть не могло – ведь до этого столицу она видела только по телевизору. И даже не представляла себе, что тут такие огромные дома, такие толпы людей, такие потоки машин. А еще эти лестницы в метро, которые едут сами, это же просто ужас какой-то!..
С грехом пополам Лена добралась до Щепкинского училища, на котором остановилась еще дома, изучая справочник для поступающих в вузы. Почему-то ей казалось, что в этот институт конкурс будет меньше всего.
Несмотря на ранний час, во дворе училища было уже полно народу, и Лена снова вспомнила любимый фильм «Карнавал» – все именно так, почти что в точности! Стайка ребят и девчонок, сбившихся в кружок, курит и нарочито громко смеется, худенькая девушка восточного вида что-то бормочет себе под нос, судорожно прижимая к груди книгу, длинноволосый юноша в черной кожаной куртке – это в такую-то жару! – лениво перебирает струны гитары…
Лена растерялась. Что теперь делать, куда идти? Она была так испугана, что даже не заметила огромного объявления на двери, специально для абитуриентов сообщавшего, где принимаются документы. А спросить было как-то неловко, почему-то казалось, что все вокруг смотрят на нее с усмешкой – на ее помявшуюся от долгого лежания на полке кофточку, на волосы, которые она вымыла накануне, но которые после ночи в душном поезде снова были грязными, на старый чемодан в руках, который она не догадалась сдать в камеру хранения. И всем она ненавистна, потому что они видят в ней соперницу, конкурентку на то место, которое сами собираются занять.
Наконец Лена все-таки заметила объявление и отыскала нужную комнату. В приемной комиссии сидело несколько человек, но общалась с абитуриентами в основном грубая толстая тетка, совсем не похожая на служительницу муз. Казалось, ее основной задачей было не разъяснять им условия поступления, а грубостью и хамством отсеивать как можно больше потенциальных студентов на самом начальном этапе.
– Извините, а вы не подскажете… – обратилась к ней Лена, с трудом протиснувшись сквозь толпу.
– Ты что, не видишь, здесь очередь! – рявкнула на нее тетка, и Лена пристыженно огляделась: оказывается, это кажущееся стихийным скопление народа, колыхающееся у стола, являло собой некое подобие очереди. Лена послушно отправилась в ее конец. В этой толпе она чувствовала себя совсем одинокой – в основном все уже были знакомы и стояли парами, а то и вовсе кучковались в группах по три и более человека и тревожно переговаривались. Невысокая девчушка, тонкая как ниточка, что-то увлеченно доказывала своему спутнику. Лена прислушалась.
– Я вообще теперь думаю, может, без крутых родителей нечего там делать? – щебетала девушка. – Какое-то разочарование сплошное… Они ведь спрашивали, кем работают родители. А у меня мама библиотекарь, отца вообще нет. Наверняка я из-за этого не прошла. Потому что читала хорошо, меня похвалили даже. А девочка, которая шла передо мной, постоянно забывала текст и переигрывала – просто ужас! Но у нее мать на «Мосфильме» работает – и она прошла. Теперь я уже почти не верю, что можно поступить без блата или денег…
Другая девушка, рыжеволосая и веснушчатая – даже руки и плечи у нее были в веснушках! – делилась с подругой:
– … тогда он меня спрашивает: «Вы к какому педагогу на курс поступаете?» А я так растерялась, говорю: «Да мне все равно, лишь бы поступить!» Так он меня чуть на смех не поднял…
– Ничего удивительного, – отвечала ее собеседница, очень некрасивая остроносая шатенка. – Все нормальные люди выбирают именно педагогов. Сама понимаешь, что учиться на курсе у Табакова или Ефремова куда престижнее, чем у какого-нибудь Мулькина-Тютькина.
В третьей группе обсуждался сам экзамен.
– Самое сложное – это импровизация. Представь себе – вот ты читаешь басню, а тебя на полуслове прервут и попросят показать что-нибудь. Осла, везущего тележку, или старенького дедушку, телевизор или бесконечность – как повезет. Растеряешься – и все, пиши пропало!
– Меня в прошлом году попросили показать икающую лошадь, – сказал белокурый мальчик, хорошенький, как картинка.
– А что? – тут же откликнулся другой, плечистый и очень высокий, чуть ли не на голову возвышавшийся над всеми остальными. – Это ж раз плюнуть! – И тут же принялся изображать, да так забавно, что все вокруг покатились со смеху, и тетка за столом заорала, что, если они тотчас же не прекратят мешать ей работать, она выставит всех за дверь.
«Вот у него действительно талант, – подумала Лена, глядя на высокого парня. – Я бы ни за что не смогла так сымпровизировать…»
Наконец подошла ее очередь, и она робко пододвинула документы строгой тетке.
– Опять иногородняя, – с презрением проговорила та. – Отборочные туры весной, конечно, не проходила?
– Н-нет, видите ли, весной я…
– Слушай, – перебила ее тетка, – меня совершенно не волнует, что ты делала весной. Меня волнует, что список уже переполнен. Иди-ка ты попытай силы в другом месте или на следующий год.
– Но, может быть, вы сделаете исключение? – промямлила, сама не веря собственной смелости, Лена.
– А с какой это радости? У тебя что – папа Никита Михалков?
– Нет, – ответила Лена, не обращая внимания на грубость. – Просто я денег скопила только на один билет.
– Что? – ошарашенно переспросила тетка.
Лена стыдливо опустила глаза, а тетка вдруг замялась и, пожевав губы, проговорила:
– Ладно, черт с тобой…
Отметила что-то в своих тетрадках, объявила:
– У тебя первый тур через три дня, – и громко обратилась к очереди: – Следующий!
Лена пулей вылетела из комнаты, еще не смея поверить в свое счастье.
Только сейчас она поняла, что ей жутко хочется в туалет. Приперло – ну просто спасу нет.
– Извините… – обратилась она в коридоре к полноватой брюнетке с пышным бюстом, чье лицо показалось ей наиболее располагающим. – А вы случайно не знаете, где здесь туалет?
– Случайно знаю, – весело ответила та. У девушки оказался низкий певучий голос и характерный южный говор. – На втором этаже, иди прямо, потом направо… – И замолчала, глядя на испуганное лицо Лены, улыбнулась: – Ладно, пойдем, провожу. Ты, по ходу, в первый раз здесь, да? – тараторила на ходу новая знакомая. – А я уже в третий. Я сама с Ростова, а ты? Ясно. Меня Катей зовут, а тебя?
Перед нужной им комнатой тоже обнаружилась небольшая очередь, и девушки пристроились в хвост.
– А что ты готовила? – продолжала свои расспросы Катя.
– Басню Крылова и кусочек из «Войны и мира».
– Небось «Ворону и лисицу» и первый бал Наташи? – усмехнулась собеседница.
– Да… А откуда ты знаешь? – поразилась Лена.
– Да оттуда, что это все читают. Басен вообще готовят только две: или «Ворону», или «Стрекозу с муравьем». А из прозы еще читают монолог Катерины из «Грозы». «Отчего люди не летают, как птицы?» – иронически продекламировала Катя.
Лена потупилась. А ведь она именно из этих вариантов и выбирала – «Ворону» или «Стрекозу», Наташу или Катерину… Ей вдруг до жути захотелось убежать отсюда, вскочить в поезд и поехать обратно, к маме и папе. Домой, туда, где все легко и просто, где не надо бороться с бесконечными препятствиями. Где можно просто пойти в швейное училище, закончить его и зажить обычной жизнью, пусть не звездной, но зато спокойной и легкой. Она вдруг ясно поняла, что детство кончилось, и ей стало страшно: а если все то, во что она верила, окажется мыльным пузырем?
– Вот поверь мне, – разглагольствовала тем временем Катя. – Я тут уже не впервые и знаю, что с такими заготовками гораздо меньше шансов поступить. Члены комиссии это все слышали миллионы раз. Трудно что-то новое вложить в этот текст, да и ухо у них замыливается, понимаешь? Я вот, например, взяла отрывок из новеллы Альберто Моравиа.
Надо ли говорить, что Лена никогда даже не слышала о таком писателе? Облокотившись о стену, она устало выдохнула:
– Как же так – меньше шансов? А я полгода эти тексты готовила… Что же теперь делать?
Они действительно разучивали с Тамарой Александровной Толстого, проверенную классику. Выбирая прозаический отрывок, решили не рисковать и пойти проторенным путем – кто знает, как комиссия отнесется к авторам с более шаткой репутацией? Именно на монолог Наташи Лена и возлагала основные надежды, тысячи раз проговаривая перед зеркалом давно уже надоевшие слова.
– А стихотворение какое? – не унималась Катя.
– Монолог Чацкого «А судьи кто?».
– Ну, хоть это куда ни шло, – откликнулась собеседница. – Не так избито. Только, на будущее, выбирай то, что нравится лично тебе, а не всем остальным. И стихотворение лучше читать такое, которое как будто про тебя написано. Это ценится, когда, типа, на произведение твой личный жизненный опыт накладывается… Только не увлекайся. Помню, одна тут читала «Мой милый, что тебе я сделала?», так посреди стихотворения разрыдалась, начала причитать, что ее муж бросил. Уржались все!.. А ты сама готовилась?
– Меня готовила наша руководительница театральной студии, – чуть горделиво вскинула голову Лена.
– Да? Только не вздумай об этом комиссии сказать, – сделала страшные глаза Катя.
– Почему? Что в этом плохого?
– Да то, что они все терпеть не могут самодеятельности. Узнают, что тебя готовила руководитель драмкружка, из принципа завалят! Иди, вон кабинка освободилась…
Выйдя из кабинки, Лена снова увидела Катю, красившую губы перед зеркалом, и очень обрадовалась этому. Ей почему-то было очень страшно оставаться одной, тем более не хотелось этого сейчас, когда показалось, что в этой толпе конкурентов она нашла родственную душу.