– Такое и имеет, Максим Васильевич, именно такое. – Голос полковника говорил о не самом лучшем настроении.
– Я спрашиваю, товарищ полковник, про отношение к нашей операции...
– К данной операции никакого отношения. Но у меня из Москвы запросили сначала данные на твоих радиоинженеров, потом данные на всю твою группу и боевую характеристику на тебя лично. Интересовались знанием иностранных языков твоими офицерами. В число оных, как тебе известно, ныне входят языки народов ближнего зарубежья... Потом снова долго пытали относительно боевой подготовленности группы. В том числе интересовались данными о занятости в настоящее время и о возможности безболезненного вывода из операции.
– Нет такой возможности, товарищ полковник. Если снимать вертолетом, то мы всю округу переполошим и предупредим противника о своей активности. Это чревато последствиями для тех, кто останется. Тем более взвод опаздывает...
– А ты попробуй объяснить это командующему! – Полковник даже рассердился. – И мне нагоняй дали. Посчитали, что я умышленно не хочу до тебя дозвониться.
– Командующий должен понимать, товарищ полковник, что на обратный маршрут у нас уйдет полтора дня, а если учесть, что мы шли всю сегодняшнюю ночь и нуждаемся в отдыхе, то целых два. Снимать нас вертолетом нельзя. Быстрее получится дать нам возможность закончить операцию, а после уничтожения банды выслать вертолет прямо на место. В любом случае вертолет сюда полетит. Будут отправлять следственную бригаду, нас и снимут.
– Неужели, думаешь, я этого не сказал? Сказал. И все разжевал. – Савельев даже рассердился.
– И что?
– Ничего... Просили сообщить, когда восстановится с тобой связь. Я вынужден был дать командующему твой номер.
– Связь восстановилась. Пусть звонит, – негромко, но твердо сказал Сакратов. И собеседник, кажется, остался доволен его решительностью.
– Я сейчас ему скажу.
– Но профиль такой, что скоро снова может пропасть. Опять в скалы уйдем.
– Скажу, чтобы звонили быстрее.
– Что, командующий всю ночь в кабинете сидит?
– Когда что-то срочное, он неделями из кабинета не выходит.
– Как и вы...
– Одна школа. Уровень разный. – Полковник Савельев проявил соответствующую должности скромность, хотя был с командующим войсками спецназа ГРУ в одном звании. Однако не секрет, что должность имеет значение гораздо большее, чем звание.
– Я жду, товарищ полковник.
* * *
Командующий спецназом ГРУ полковник Мочилов сам, естественно, не позвонил – по его поручению это сделал офицер оперативного отдела диверсионного управления ГРУ подполковник Ледогоров, слегка знакомый Сакратову по нескольким мимолетным встречам на недавних командно-штабных учениях, завершившихся «демонстрацией», как называли элементарные показательные выступления бойцов спецназа ГРУ. На учения приезжал начальник Генерального штаба, и «демонстрацию» устраивали специально для него. В качестве образца для постановки рукопашного боя была взята ОМОГ подполковника Сакратова.
– Утро доброе, Максим Васильевич. Подполковник Ледогоров по приказу полковника Мочилова. Полковник Савельев дал нам ваш номер. Можете разговаривать?
– Спуск, Валерий Юрьевич, сложный. Скользко. Упадешь – долго придется лететь... Если что, я прерву разговор. Пока говорите.
Говорить подполковник Ледогоров начал не сразу. Оценивал, видимо, ситуацию и мысленно представлял красивый полет командира группы с горы. Представленная картина восторга не вызвала. И потому, прежде чем продолжить, Валерий Юрьевич прокашлялся.
– У командующего относительно занятости вашей группы есть серьезные вопросы. Появилось новое задание. Очень важная операция. Когда освободитесь?
Сакратов думал недолго.
– Только по завершении текущей операции, Валерий Юрьевич. Иначе никак не получится... – и слова прозвучали так, что возражать не хотелось.
Тем не менее подполковник диверсионного управления тоже попытался проявить упорство.
– Безболезненный выход, если...
– Ни при каких условиях не рационально, – перебил Сакратов. – Вернее, возможно, но это будет проигрышный вариант. Насмарку пойдет работа нескольких месяцев, и под удар подставятся другие группы.
– Снять вертолетом... – настаивал подполковник Ледогоров.
– Вертолет увидят и услышат. Мы уже в непосредственной близости от большой по нынешним временам и чрезвычайно опасной банды. На базе сконцентрировались сразу три, видимо, отдельных джамаата. Планируют что-то крупное, судя по численности. Сразу насторожим и, как я уже сказал, подставим под удар остальные группы. Это чревато жертвами. Кроме того, мы силами своей группы запираем банде проход на перевал. Если нас снять, они смогут уйти от атаки остальных и рассеяться при преследовании. А группа, повторяю, опасная – предположительно около четырех десятков человек. Сейчас такая банда собирается только для проведения крупной акции. И это следует пресечь в корне, до того, как они вышли на простор. Здесь мы их простора лишаем и имеем возможность просто расстреливать сверху.
– Да, передо мной как раз карта района ваших действий. Положение у вас ключевое. Этого нельзя не признать. Тем не менее новое задание по важности не может сравниться с текущим. Потому мы и настаиваем...
– Положение у всех групп, кроме линейного взвода, ключевое. Существует три прохода на базу бандитов, и все они заперты. Линейный взвод во время боя выполняет вспомогательные функции. Они идут с четырьмя минометами. Сядут на склоне и будут минами сверху поливать. Что касается важности операции, то я повторяю, что снять нас – значит провалить текущую операцию.
Подполковник Ледогоров подумал несколько секунд.
– Ладно, Максим Васильевич, я доложу ситуацию командующему. Пусть он решение принимает. Я вам перезвоню.
Убрав трубку, подполковник Сакратов увеличил темп, чтобы догнать группу. Спуск на верхнем участке выдался в самом деле чрезвычайно сложным, и группа, как видел сверху командир, уже шла со страховочной веревкой. Командиру нужно было не пролететь мимо своих бойцов, но догнать их и успеть подцепиться карабином к страховке.
* * *
– Командир, ты садись, садись, – сказал в микрофон «подснежника» заместитель Сакратова майор Литовченко. – И катись, не стесняйся, а мы ловить будем!
– А если не поймаете? – поддержал обычную для майора словесную игру подполковник. – Вы народ ненадежный. Особенно ты, Михал Саныч... А если поймать не сумеешь? Командир мимо проедет – ты командиром станешь... Красота!
– Обижаешь, товарищ подполковник, – возмутился Литовченко. – Я в детской футбольной команде вратарем служил. И тебя хоть из самой «девятки» вытащу. Катись!
Так, за разговором, подполковник Сакратов догнал группу. И как раз в этот момент ему пришлось снова остановиться, потому что опять позвонил подполковник Ледогоров. Но теперь Сакратов уже защелкнул карабин на страховочной веревке и мог не останавливаться.
– Да, Валерий Юрьевич, слушаю вас...
– Ну, Максим Васильевич, сумел я убедить командующего. Товарищ полковник согласился с вашими доводами. Но имейте в виду, что отбыть следует с первым же вертолетом. И самим желательно поберечься, и в бою не лезть на рожон.
– У бойцов моей группы, Валерий Юрьевич, такой привычки нет. Все они собственные организмы сильно уважают. И стараются не подставляться без необходимости... А если уж возникнет необходимость, то тут никуда не денешься.
– Хорошо, мы звонить не будем, чтобы не мешать. Как только будут вести, звоните сами. Мой номер у вас определился.
– Обязательно, Валерий Юрьевич! До связи.
Подполковник Сакратов спрятал трубку. Никто из офицеров группы не задавал вопросов, хотя командир не выключал «подснежник» и разговор был слышен всем. Но в группе было так принято, что командир доводил до общего сведения только то, что считал нужным довести, а спрашивать не полагалось. Это военная разведка, и здесь любопытство, если оно не связано с выполнением боевого задания, не приветствуется.
Группа продолжила спуск, и спецназовцы старались не сбивать себе дыхание разговорами. Спуск был сложным, но они старались все же поддерживать высокий темп, чтобы не потерять запас времени. Он всегда может понадобиться.
* * *
Скалы пошли уже после середины спуска. Среди скал уже и страховочная веревка была без надобности, и потому, отстегнув карабины бойцов, майор Литовченко смотал веревку. Заместителя командира группы часто за глаза звали кладовщиком, поскольку в его обязанности входило все материально-техническое, материальное, боевое и прочее обеспечение личного состава. И казалось, что в обширных карманах «разгрузки» или в рюкзаке Михал Саныча есть все, что может в какой-то момент понадобиться. Там действительно было все, что было необходимо для конкретной операции, которую просчитывали заранее, и Литовченко готовился к ней отдельно от других, чтобы обеспечить группу необходимым. По сути дела, он был начальником штаба маленького отряда и одновременно начальником тыла.
Тропа начала петлять среди скал и временами уводила чуть не в обратную сторону, но это особенности троп на подобном горном профиле. Если ведет в обратную сторону, значит, другого пути нет, и придется потерять время и вернуться, чтобы потом продвинуться дальше. Но там, где тропа вилась между скал, было уже не так скользко и уклон был не таким крутым, и потому можно было идти значительно быстрее. И группа шла ходко. Здесь помалкивали, поскольку разговоры мешают дыханию. А вперед выслали дозорного. В условиях ограниченной видимости, тем более уже в пределах, возможно, охранной зоны лагеря боевиков, выставлять дозорного было необходимо.
Сакратов, умея ориентироваться и без часов и прекрасно чувствуя время, все же посматривал на часы.
– Опаздываем на свидание, товарищ подполковник? – спросил снайпер старший лейтенант Веретенников.
– Слишком рано приходим на свидание. Темп можно сбавить.
– А как потом потерянное время наверстывать будем? – спросил майор Литовченко.
– Потерянное? – не понял командир.
Литовченко поднес к глазам бинокль и посмотрел на тропу, идущую от перевала. Ту самую, которую они недавно минули. Тем самым заместитель показывал Сакратову, куда следует обратить внимание. Максим Васильевич тоже глянул в бинокль.
Группа из девяти человек шла их же маршрутом. Бинокль позволил различить даже бородатые лица и разномастный камуфляж. Это, вне всякого сомнения, были бандиты...
2
Боевики шли рискованно быстро, если учесть, что начало склона было особенно скользким, но они даже не протянули страховочную веревку. Присмотревшись внимательнее, оценив чуть-чуть странную походку бандитов, подполковник понял, что они имеют в своем арсенале «траки» – дополнительные подошвы с шипами-когтями, – позволяющие им не скользить даже на льду, не говоря уже о плотном насте. Сантиметровой длины широкие шипы прочно вгрызаются в наст и позволяют ногам чувствовать себя уверенно. Правда, хождение в такой обуви с непривычки сильно утомляет, но ведь идти в «траках» приходится только по скользким участкам, а они встречаются на тропе не слишком часто. Снять шипованные подошвы не долго.
– Внимание всем! Боевая готовность.
Каждый из бойцов группы сразу же прислонился к ближайшей скале, слившись с ней. Хорошо еще, что бандиты вышли на перевал уже тогда, когда спецназовцы углубились в скалы, иначе они уже заметили бы идущих впереди.
– Максим Василич, – с легкой усмешкой сказал майор Литовченко, – я тут намедни краем уха слышал, что нашу группу будто бы собираются снять с операции? А ты, кажется, говорил, что снять нас невозможно, потому что мы идем скрытно и любой выход сопряжен с риском...
– Ты о чем? – не понял Сакратов, но легкую ехидцу в голосе своего заместителя уловил.
– Я о том, что Провидение в данной ситуации на стороне нашего командования. Придется принимать бой и себя раскрывать. Мы заперты с двух сторон, и их больше, чем нас.
– А прятаться тебя не учили?
– Разве что спрятаться, – вздохнул майор. – Но они наши следы наверняка видели. И на базе другим бандитам скажут, что видели следы. К чему это приведет, как думаешь?
– Думаю, как поступить... Только не понимаю, при чем здесь Провидение?
– Да все при том же... Или ты не видишь здесь высшей воли?
Это был давний спор верующего православного подполковника и рационального атеиста майора. И ни один из них не умел убедить другого в своей правоте.
– Возможно, воля Господа здесь и присутствует, но Бог всегда дает людям право выбора. И я думаю, что нам выбирать и как нам поступать.
– Выбор у нас, признаться, небогатый. Бог на выбор оказался не щедрым.
– Нос потри, – предложил подполковник.
– Зачем? Он у меня не замерз.
– Как раз перед отправлением сюда я смотрел телевизор. Один известный академик давал интервью. И ведущая задает ему прямо вопрос, верит ли академик в Бога. Тот уверенно заявляет, что, конечно, нет. Трет себе нос, из носа сопля вываливается и под носом виснет. Академик по старости не чувствует. Но это вот и есть Провидение. Он дал ответ и тут же показал себя старым маразматиком. И даже обидно, что у такого отца, у старого академика, такой сын. Правда, сыну тоже уже за восемьдесят...
– А что отец, товарищ подполковник? – спросил старший лейтенант Шарапов.
– А старый академик был человеком умным и сказал однажды буквально следующее: верить в то, что мир был создан в ходе эволюции, – это то же самое, что положить в ящик кучу радиодеталей, потрясти и уверять, что после этого из ящика получится телевизор. Все...
– Что – все? – спросил майор.
– Все! Отставить теософские базары, работаем!
– Есть план?
– Спускаемся ниже, ищем скалы, где можно сделать засаду. Идем в рукопашку. Атакуем лопатками. Не дать им выстрелить. Снайпер занимает позицию в стороне.
Старший лейтенант Веретенников, слушая задание, выступил вперед.
– С близкой дистанции, с какой только возможно, скорострельностью ты обязан уравнять численность. Стреляешь со спины в замыкающих прямо перед моментом нашей атаки. Не меньше четырех выстрелов. Мы работаем «пять в пять».
– Понял, товарищ подполковник!
Веретенников погладил объемный глушитель своего винтореза. Выстрел снайперской винтовки издали будет не слышен и до бандитской базы никак не сможет донестись, следовательно, шума не поднимется. Это именно то, что необходимо группе.
– Вперед! Ищем место! – внятно и негромко скомандовал командир.
Первое относительно подходящее место подвернулось быстро. Тропа там сжималась скалами до метровой ширины, а сами скалы были чуть больше двух метров. Прыжок со скалы – и атака. Причем удар должен наноситься до того, как ноги коснутся земли.
– Мне здесь устроиться негде, – проговорил старший лейтенант Веретенников.
Подполковник осмотрелся. И неохотно согласился.
– Ищем дальше. В темпе идем, время не теряем. Бандиты быстроногие.
Сакратов говорил вроде бы тихо и бесстрастно, почти сухо, однако в этой сухости чувствовалась воля и умение подстраиваться под любую ситуацию. Не подошло одно место – Максим Васильевич быстро согласился и отправился на поиски другого. Такое умение приспосабливаться для офицера спецназа было необходимым качеством. Тем более необходимым было оно для командира отдельной мобильной офицерской группы. И Сакратов им обладал.
Начался поиск нового участка. Было просмотрено еще два варианта, но ни тот, ни другой не подходили. Пришлось спуститься еще ниже.
– Банда подходит к скалам, – предупредил капитан Агарев, наблюдавший за тылами.
– Работаем... – поторопил командир.
Группа двинулась по тропе быстрее, стараясь при продвижении прижиматься к скалам, чтобы не попасть под случайный взгляд. Новый участок нашли не сразу, но все же нашли, и он, кажется, вполне устраивал всех. И снайперу было где устроиться, и для остальных была возможность атаковать. Единственное неудобство состояло в том, что высота скал, с которых предстояло прыгать, была около трех с половиной метров. Это могло бы оказаться слишком много для быстрой атаки. Впрочем, среагировать и успеть защититься в этом случае могли бы сами спецназовцы, имеющие высокую боевую подготовку. Боевики, как правило, такой подготовки не имеют. Рассчитывать, что противник слабее и глупее тебя, – это, конечно, прямой путь к провалу дела; тем не менее приходилось рисковать, потому что не было никакой гарантии, что где-то дальше будет более подходящее место. И сама ширина тропы, а она здесь составляла около трех метров, давала возможность маневра, если что-то не получилось бы при первой атаке. Впрочем, точно такую же возможность маневра тропа давала и боевикам, способным в критический момент сделать элементарный шаг в сторону, вместо того чтобы смотреть, открыв рот, как тебе на голову обрушивается остро отточенная лопатка. И потому схватка обещала быть острой и обоюдоопасной. Хотя на стороне военных разведчиков был эффект неожиданности, а это всегда уже тридцать процентов победы.