– Слушаюсь, – с легким поклоном ответил секретарь.
– Ступайте.
Секретарь вернулся через три минуты.
– Я телефонировал во Второе управление, – с ходу доложил секретарь. – Господин полицеймейстер Федотов назвал мне точную цифру: после того как сработала сигнализация банка, помощник полицеймейстера Самойленко, два частных пристава, квартальный и городовой были в банке менее чем через пять минут.
– Похвальная оперативность, как это так? – удивился Аристов. – Ближайший полицейский участок находится за восемь кварталов от банка. Чтобы только доехать от него до банка, требуется около пяти минут. А из Второго управления и того дальше. Они что, на крыльях, что ли, до банка долетели? Все время бы так! А то, бывает, и через пару часов не дождешься. Вон меховую лавку купца Анищенко на днях пограбили, за полтора часа весь товар вынесли, а полицейские так и не объявились. Самойленко-то как оказался в банке так скоро? Ведь ему сначала доложить должны об ограблении. – Начальник московского сыска поморщился от пришедшей догадки, но озвучивать ее перед секретарем не стал. – Хорошо, ступайте, Анатолий Семенович. Благодарю вас.
По всему было видать, что генерал «отошел», чему свидетельство то, что назвал он своего секретаря по имени. И вообще, Григорий Васильевич не мог долго злиться. Не тот был у него характер. Потому как после вспышки гнева и раздражения ум сразу начинал работать на анализ ситуации, после чего всегда находилось взвешенное решение. Так произошло и на сей раз.
Когда секретарь вышел, Аристов поднялся с кресла и подошел к окну. Не оставалось сомнений, что Родионов угодил в умело расставленную ловушку. Самостоятельно придумать такую хитроумную комбинацию Самойленко не мог, ему помогли. Отсюда возникает вопрос: кто же тогда? И какие документы пропали из сейфа, черт побери?!
Невольно вспомнилось их давнее знакомство.
* * *
Аристов поигрывал. В банк, штос, фараон. Как-то в очередной раз, расписывая «банчок» в доме князя Пьера Гагарина, Григорий Васильевич свел знакомство с молодым человеком немного за тридцать, представившимся как Савелий Николаевич Родионов, кожевенный заводчик, меценат и держатель картинной галереи. Новому знакомому везло в карты, однако на шулера он был не похож, и никакого карточного плутовства за ним не наблюдалось. Уж Григорий Аристов непременно бы это заметил. Просто Савелий Николаевич был из породы победителей, которым везет во многом, ежели не во всем, чему заслугой был твердый и непреклонный характер, который чувствовался в нем с первой же минуты знакомства.
Они как-то быстро сошлись, Аристов и Родионов. И к концу визита стали настолько накоротке, что проигравшийся почти в пух Аристов взял в долг у Родионова двадцать тысяч рублей ассигнациями. Правда, Савелий Николаевич сам предложил выручить Аристова, но ведь генерал мог и не брать, не так ли?
Между тем в поисках медвежатника-виртуоза Аристов решил задействовать всю свою агентуру. Сведения, что получал начальник московского сыска, мало-помалу приводили его к убеждению, что следы удачливого взломщика сейфов и несгораемых шкафов надлежит искать на Хитровке, из среды которой вышли многие большие и малые мазы, бывшие нынче на слуху и на учете в Сыскном и Охранном отделениях Департамента полиции.
Облава ночлежных домов и хитровских притонов ничего не дала. Медвежатник, поймать которого стало делом чести его сиятельства графа Аристова, затаился, почувствовав, очевидно, что против него стал играть не менее опытный и виртуозный в своем деле человек, чем он сам.
На третий день после крупной карточной игры в особняке князя Гагарина на аудиенцию к Григорию Васильевичу Аристову напросился... сам Савелий Николаевич Родионов. Конечно, граф его принял. Да и как не принять кредитора, коему ты должен двадцать тысяч! Он даже приготовил деньги, чтобы их вернуть, однако Савелий Николаевич решительно отказался их принять.
– Господь с вами! – отмахнулся от протянутой пачки денег Савелий Родионов. – Неужели вы смогли подумать, что я пришел по поводу этого несчастного долга? – Он даже сделал обиженное лицо и добавил: – Поверьте, я абсолютно не тороплю вас возвращать мне долг. И я бы совсем простил вам его, если бы вы на это согласились...
Григорий Аристов вскинул голову, чтобы немедленно отвергнуть предложение нового знакомого, но тот, помолчав до того несколько мгновений, словно собираясь с мыслями, вдруг произнес:
– Причина моего визита заключается совершенно в ином.
– В чем же? – посмотрел прямо в глаза собеседнику Григорий Васильевич.
– Видите ли, – простецки улыбнулся Родионов, – я остался без своего любимого кучера.
– А что случилось? – заинтересованно спросил Аристов.
– Банальнейшая история, даже как-то неудобно обращаться по такому пустячному поводу к столь значительному лицу.
– Вы не стесняйтесь, говорите, – приободрил Аристов.
Родионов немного помедлил, затем продолжил:
– После того как вчера вечером он доставил меня домой, то, по своему обыкновению, заторопился к своей зазнобе. Ну и ненароком задел плечом городового, который, оступившись, угодил прямиком в лужу и перепачкал форму, после чего моего кучера арестовали и препроводили в каталажку. А ведь это недоразумение, поверьте, случилось совершенно без злого умысла. Ну, торопился человек, толкнул другого... Так с кем не бывает?
– Действительно, с кем не бывает, – согласился с Родионовым начальник московского сыска. – Где это случилось?
– На углу Камергерского переулка и Тверской, – с готовностью ответил Савелий Николаевич.
Аристов кивнул, подошел к телефонному аппарату и покрутил ручку:
– Барышня, будьте добры, шестой полицейский участок. Благодарю... Мышкин? Это Аристов говорит. Вчера на углу Камергерского и Тверской был задержан один человек... Как его зовут? – обернулся к Родионову Григорий Васильевич.
– Андрей Мещеряков, – подсказал главному сыскарю Москвы «кожевенный заводчик».
– Мещеряков Андрей. Да... Так ты бы его отпустил, голубчик. Да... Именно так: он нужный нам человек... Это почему же? Вот как? – Аристов с укоризной посмотрел на Савелия Николаевича и покачал головой. – Все равно отпусти. Да. Так надо, голубчик.
Когда граф закончил говорить, то посмотрел на Родионова с еще большей укоризной:
– Знаете, что на самом деле учинил ваш кучер?
Савелий недоуменно повел головой:
– Понятия не имею.
– Он учинил самую настоящую драку. Разбил нос городовому, а квартальному надзирателю так приложил, что того в бесчувственном виде доставили в Екатерининскую лечебницу.
– Я этого не знал, – как показалось тогда Аристову, искренне ответил Савелий Николаевич.
– Слава богу, ничего серьезного: синяки да ушибы. Но даже я ничего бы не смог для вас сделать, случись что посерьезнее...
– Даже не знаю, как вас и благодарить, – в замешательстве произнес «заводчик».
– А никак, – ответил Аристов и тут же спохватился: – Впрочем... Скажите, когда вы намерены снова посетить дом князя Пьера Гагарина? Чтобы поиграть, разумеется, – добавил он.
– В ближайшую субботу, – ответил Родионов.
– Вот и славно. Вы отблагодарите меня, дав возможность отыграться. Идет? – спросил опытный сыскарь, заглядывая Родионову в глаза и не зная того, что перед ним вор, то есть его враг.
– Идет, – легко согласился Родионов.
Аристов подумал, что в субботу он будет аккуратен и осторожен и уж на этот-то раз не проиграется. И оба ошиблись...
Глава 5
ИГРА БЕЗ КОЗЫРЕЙ
– Проезжай, черт, проезжай! – ткнул Мамая городовой. – Неча здесь отсвечивать!
– Чиво? – очнулся Мамай, ни черта еще не понимавший, где он и что с ним произошло.
– Проезжай, говорю, чаплашка хренова, – прикрикнул на него городовой и усмехнулся: – Что, перебрал небось вчера, даже до дому сил не хватило доехать?
– Аха, – Мамай кивнул и скривился от боли, остро резанувшей затылок. Похоже, крепко ему досталось.
– Что, башка трещит? – понимающе произнес городовой. – Так похмелись.
– Аха, – снова ответил Мамай и спросил: – Сыкоко щасэ выремени?
– Четвертый час, – ответил городовой и оглянулся: из здания банка выходила целая процессия во главе с помощником полицеймейстера второй части Самойленко. – Ты это, давай, вали отсюда.
– А чево? – спросил Мамай и посмотрел в сторону банка.
– Не положено здесь, – ответил городовой и важно добавил: – Фартового, вишь, взяли с поличным. В управление щас повезут.
– Какого фартового? – спросил со страхом Мамай, уже понимая, о ком идет речь. Вот шайтан! Ведь говорил же он хозяину о своих нехороших предчувствиях. Не послушал. Что ж теперь делать-то?
– Фартового, то есть вора важного, – пояснил городовой и нахмурился: – Вали, кому сказал! Ежели в кутузку не желаешь.
Мамай, все еще глядя на людей, выходящих из банка, увидел в предрассветной дымке Родионова. Тот шел, держа руки за спиной, понурив голову. Выйдя на улицу, Савелий Николаевич поднял голову, безразлично посмотрел в сторону Мамая и снова уронил голову на грудь. Неизвестно, встретились ли они взглядами – было слишком далеко, – но Мамай понял: в этот раз хозяин вляпался крепко и по полной. И надо что-то делать. Только вот что?
* * *
Директор Департамента полиции его превосходительство действительный статский советник Степан Петрович Белецкий рвал и метал. И было с чего! Шутка ли: бесследно исчезли секретнейшие документы по совместной российско-британской разработке новой боевой техники – бронированной машины на гусеничном ходу под кодовым названием «тэнк». Специалисты и посвященные из Военного министерства и сам министр внутренних дел называли еще ее «сухопутным крейсером». Ни то ни другое название, изредка произносимое в раздраженной речи Белецкого, ничего не говорило Аристову.
Одиннадцать часов дня – время начала оперативного совещания у директора Департамента. На брегете Григория Васильевича было уже половина первого, а «разгону» Белецкого не виделось конца. Наконец, удалив из кабинета обер-полицеймейстера и обоих просто полицеймейстеров да начальника инспекторского отдела, директор Департамента полиции Министерства внутренних дел Степан Петрович Белецкий остался с тремя подчиненными. А именно, с начальником сыскного отделения департамента полиции бригадным генералом Григорием Васильевичем Аристовым, главой московской охранки полковником Пал Палычем Заварзиным и начальником политического сыска генерал-майором Дмитрием Сергеевичем Померанцевым, ведающим Московским губернским жандармским управлением. Почему присутствовал и был оставлен для продолжения беседы жандармский генерал Померанцев? Да потому, что дело об исчезновении секретных документов касательно новой военной техники попахивало политикой и государственной изменой. А вдруг сообщник этого Родионова надумает продать похищенные бумаги, скажем, резиденту германской разведки? Это ли не измена державе?!
– Итак, господа, вопрос у меня остался один: как найти пропавшие документы? – Белецкий обвел присутствующих своими большими, навыкате, глазами, остановив свой взгляд на Аристове. – Что скажете, Григорий Васильевич?
– Будем искать, ваше превосходительство, – неопределенно ответил начальник московского сыска, что вызвало у директора Департамента полиции дополнительную хмурость.
– Вы мне объясните толком, что значит, «будем искать»? – раздраженно переспросил Белецкий. – Разумеете, вы будете искать! Еще как будете! Все-таки на государевой службе! Меня интересует другое: как искать? Какие действия вы намерены предпринять для розыска? И что уже предпринято на данный момент? Если вообще что-либо предпринято, черт вас побери!
Сплошная неопределенность.
Вот чего более всего не принимала живая и деятельная натура директора Департамента полиции. Да и не вырос бы он, малоросский мещанин (в Министерстве внутренних дел поговаривали, что Степан Петрович Белецкий вообще происхождением купеческий сын) и простой губернский канцелярист до чина статского генерала и не стал бы настоящим специалистом по части политического сыска, ежели бы имел иной характер.
Плотный, с густой курчавой бородой и усами, загнутыми вверх, Белецкий имел обманчиво добродушный вид, а седина человека, которому крепко за сорок, говорила, что Степан Петрович из породы радетелей, то есть людей ответственных и душой болеющих за порученное дело. Такой ежели вцепится, – то уже ни за что не отпустит...
– Может, потрясти этого Родионова как следует? – предложил глава Жандармского управления полиции генерал Дмитрий Сергеевич Померанцев. – Глядишь, и перестанет запираться. Незабвенной памяти генерал-аншеф Татищев и старик Шешковский знали, что делать с такими несговорчивыми субчиками, как этот Родионов.
– Это точно! – поддакнул начальник Охранного отделения Департамента полиции полковник Пал Палыч Заварзин. Он был единственным здесь столбовым дворянином и среди выходцев из разночинной публики (перед тем как получить личное, а затем и потомственное дворянство, дед графа Аристова, к примеру, пел псалмы в приходской церкви села Мокрая Выпь) чувствовал себя немного не в своей тарелке. И дабы считаться в сей компании своим, часто вел себя проще, чем следовало бы. – В старые времена вздернули бы этого вора на дыбу, да костерок под ним разложили, – родную мать бы выдал. Алексей Данилович Татищев такого рода дознанием не побрезговал бы...
Историю про генерал-полицеймейстера Алексея Даниловича Татищева в Департаменте знали все. Ну, или почти все. Кроме того, в Инспекторском отделении Департамента полиции служил родственник знаменитого петербургского генерал-полицеймейстера Валериан Аркадьевич Татищев, который сыскным талантом не обладал, что, однако, не мешало ему мечтать о карьере сыщика и слать рапорты директору Департамента полиции Белецкому о переводе его в Сыскное отделение.
История про Алексея Татищева начиналась с того, что худо-бедно, но он был Рюриковичем. И родственником всем потомкам князей смоленских, то бишь князьям Всеволожским, Еропкиным, Козловским, Дашковым, Мамоновым, Карповым и прочим. Потому как вел род свой от самого великого князя Рюрика и потомков его Владимира Святителя и Владимира Мономаха.
Правда, со временем княжеское титло отпало, что, однако, нисколько не умалило благородство и высочайшую степень происхождения. А она была следующей:
– у великого князя Владимира Святителя был внук, великий князь Владимир Всеволодович Мономах;
– у Владимира Мономаха был сын – великий князь Мстислав Владимирович Смоленский;
– у Мстислава Смоленского был правнук – князь Святослав;
– у князя Святослава, в свою очередь, был внук князь Дмитрий Глебович.
А у князя Дмитрия Глебовича имелся правнук, служивший наместником новгородским. Звали его Василий Юрьевич. И когда княжил на Руси в начале века пятнадцатого великий князь Василий Дмитриевич, раскрыл Василий Юрьевич, наместник новгородский, заговор в Новгороде и споймал всех преступников-воров, коих в те времена звали татями. Тогда-то, прознав про таковое радение, дал великий князь наместнику полицейское прозвище – Тать-ищ, иначе, ищущий татей, которое у сыновей и внуков Василия Юрьевича трансформировалось в родовую фамилию Татищевы.
К чему сия родословная?
Да к тому, что камергерами при императорском дворе просто так, без надлежащего происхождения не становятся...