– Папа, я всё поняла! Оловянные солдатики – это мы! Ты, мама, я, Петрушка, тётя Герда, Томас, все остальные, кто плывёт с нами…
– Верно! – поддержал сестру Петька. – Стойкие и непобедимые оловянные солдатики! Мы всё выдержим, не утонем в море, не сгорим в огне, обязательно победим и вернём нашего Шурика!
«Понятное дело, это Томас Лаудруп, бывший на берегу при оглашении царского Указа, и со всеми остальными детьми поделился полученной информацией», – невесело резюмировал внутренний голос. – «Эх, надо же было переговорить с ним! Впрочем, теперь уже поздно переживать, раньше надо было думать…».
– Хорошо, чтобы так всё и было, – вздохнула Герда, после чего уверенно добавила: – Так всё и будет! Потому, что детскими устами – говорит само Проведение…
К шведской эскадре, стоящей на якорях на траверсе стокгольмской гавани, «Король» и «Александр» подошли под зарифлёнными парусами уже на самом закате, когда на Балтийское море начал медленно опускаться плащ ночного тёмно-сиреневого сумрака. Корабли синхронно отдали якоря, и уже через пять-шесть минут после этого послушно замерли, остановившись между двумя шведскими фрегатами, чьи тёмные силуэты угадывались в отдалении.
На следующий день на борт «Короля» поднялся шведский офицер: толстый, вальяжный, с широченной сине-жёлтой треуголкой на голове и в традиционных ярко-жёлтых ботфортах на ногах. Швед величественно прошествовал на капитанский мостик и, брезгливо выпятив вперёд нижнюю губу, поинтересовался причинами, заставившими два этих судна – под странными и неизвестными флагами – так близко подойти к славному городу Стокгольму, где ко всем иностранцам принято относиться крайне подозрительно.
В ответ на эту негостеприимную тираду Лаудруп, низко поклонившись, протянул нелюбезному офицерику скромный, заранее развёрнутый пергаментный свиток. Швед, быстро пробежав по тексту глазами, замер на несколько секунд, после чего громко сглотнул слюну и почтительно поинтересовался:
– Кто из вас, господа, является благородным сэром Александэром?
Егор, положив правую ладонь на золоченый эфес шпаги, молча, сделал полшага вперёд и небрежно кивнул. Швед мгновенно сорвал с головы сине-жёлтую треуголку и, выставив вперёд правую ногу, принялся старательно подметать головным убором и без того чистую палубу «Короля». Только минуты через три-четыре он угомонился и скромно поинтересовался – чем может служить высокородному и доблестному кавалеру, чьё благородное имя известно всей Швеции.
– Мы приплыли в гости к знаменитому и отважному королю Карлу по его собственному приглашению! – важно известил Егор. – Во-первых, мы бы хотели незамедлительно войти в стокгольмскую гавань и отдать якоря у достойного причала. Во-вторых, – достал из-за обшлага рукава камзола небольшой светло-коричневый конверт, – необходимо срочно передать это послание шведскому государю.
Утром следующего дня, сразу после завтрака, у трапа «Короля» остановились две чёрные кареты с запряжёнными в них высокими и мосластыми лошадками. Рядом с повозками нетерпеливо приплясывали на месте злые чёрные кони десяти широкоплечих шведских драгун.
Из передней кареты на мостовую неуклюже, тощим задом вперёд, выбрался сутулый и седобородый господин, внешне очень похожий на Дон Кихота – в исполнении великого русского актёра Черкасова.
– Сам благородный Ерик Шлиппенбах почтил нас своим вниманием! – торжественно объявил Егор. – Готовьтесь, милые мои барышни, этот пожилой господин хронически говорлив, молчать не умеет совершенно. Как назло, он неплохо освоил и английский язык…
В этот раз старый шведский генерал был одет не в стальные серо-голубоватые стильные латы, в которых он щеголял во время русского штурма Нотебурга, а в обычные чёрные одежды, местами отороченные тёмно-фиолетовыми кружевами. Тем не менее, он, всё равно, смотрелся ужасно солидно и благородно.
Неутомимый внутренний голос – на этот раз – удивил Егора по-настоящему, заявив: – «А, ведь, Ерик Шлиппенбах здорово похож на Координатора – из двадцать первого века! Мы с тобой, братец, генерала при штурме Нотебурга видели только в латах, тогда это сходство не бросалось в глаза. А сейчас, в штатском, совсем другое дело! Орлиный нос, тёмное морщинистое лицо, обрамлённое длинными седыми волосами, голубые всезнающие глаза. Если сбрить эту козлиную бородёнку, то и получится – вылитый Координатор! Может, генерал тоже трудится на службу SV? Типа – новый Аль-кашар? Будь осторожнее, братец…».
Оказавшись на борту «Короля», Ерик Шлиппенбах незамедлительно и планомерно атаковал Саньку и Гертруду, минут двадцать расточая длинные и цветастые комплименты, часть которых, впрочем, досталось и адмиралу Лаудрупу, узнавшему – не без толики удивления – о своих неисчислимых и замечательных достоинствах.
Покончив с этими старомодными церемониями, генерал важно известил Егора:
– Дорогой сэр Александэр, доблестный король Карл прислал за вами карету! Мой повелитель помнит о вас. Мало того, он осведомлён и о вашем рыцарском поступке – во время русского штурма крепости Нотебурга. Король хочет лично выразить вам благодарность… Прошу, сэр Александэр, проследовать в карету! Кого вы можете взять с собой? Да, кого вам будет угодно, сэр! Наши кареты очень просторны, ибо мой король Карл, как это и положено настоящему рыцарю, очень гостеприимный и хлебосольный хозяин…
«Какой разговорчивый тип!», – хмуро отметил внутренний голос. – «И акцент у нашего генерала какой-то странный, шпионский…»
Перед отъездом Егор подарил Шлиппенбаху картину маслом – «Русские войска штурмуют шведскую крепость Нотебург», рисованную Сашенцией с его же слов. Генерал долго и восторженно ухал, безостановочно благодарил Саньку, неустанно любуясь при этом верхним правым углом картины, в котором он сам – в блестящих стальных латах, с развивающейся по ветру седой бородой – грозно размахивал длинной шпагой на полуразрушенных крепостных стенах.
Дождавшись, когда швед окончательно выдохнется, Егор вежливо спросил:
– Как вы думаете, генерал, если я подарю королю Карлу русскую рогатину – для медвежьей охоты – это будет прилично?
– Более чем! – горячо заверил Шлиппенбах. – Просто отличный и замечательный подарок! Его величество будет в полном и бесконечном восторге…
– А нет ли у шведского короля сердечного увлечения? – вежливо поинтересовалась предусмотрительная Сашенция. – Я имею в виду особу женского пола, которую тоже будет прилично – презентовать скромным подарком?
– Есть, конечно же! – с непонятными интонациями в голосе, странно блестя глазами, ответил генерал. – Что ей подарить? Не знаю, право! Уж, такая нестандартная персона, взбалмошная, легкомысленная…
– Ничего страшного! – твёрдо заверила Санька. – Мы с Гердой Лаудруп и сами – штучки не простые. Подберём…
Егор, направляясь к каретам, нёс на правом плече тяжёлую медвежью рогатину. Знатная была вещица – сами «рога» стальные, а толстое дубовое древко было покрыто искусной резьбой. Эту рогатину на борт «Короля» в Кенигсберге самолично доставил Антошка Девиер.
Егор шёл по корабельным сходням и думал: – «Вообще-то, дарить подарки с «двойным дном» – дело скользкое, как утверждает народная мудрость. Мол, очень плохая примета. Да ладно, авось, пронесёт. Царский приказ надо выполнять. Высокая политика, мать её…».
Глава шестая
Шведское упрямство и плохая примета
(Особенности русско-шведской охоты на медведей)
В первой карете разместились мужчины: Ерик Шлиппенбах, Егор, а также Людвиг и Томас Лаудрупы. Во второй карете следовали Санька и Гертруда – в сопровождении всех детей, включая крошечную Лизу Бровкину. Пять драгун размеренно трусили впереди карет, ещё пятеро замыкали походную колонну.
– Куда мы направляемся, генерал? – спросил Егор. – Разве, не в королевский дворец?
– Король с самого детства не любит своего дворца! – с нотками гордости в голосе ответил старый неисправимый романтик. – Он предпочитает заброшенные и неухоженные рыцарские замки, грубые охотничьи домики, походные биваки у жарких армейских костров… Сейчас мы направляемся в знаменитый Кунгсерский лес[11], где выстроен неплохой бревенчатый замок.
Егор с интересов рассматривал Стокгольм, неторопливо и величественно мелькавший за окошками кареты. Длинные аллеи и обширные скверы, улочки, расходящиеся в разные стороны – прямыми лучами – от королевского дворца. Над булыжными мостовыми таинственно нависали, слегка приглушая дневной свет, старинные, массивные и коренастые дома.
– Эта часть города очень и очень древняя, – любезно пояснил Шлиппенбах. – Она называется – Гамла Стан.
– Очень красиво! – согласился со шведом Лаудруп, ранее уже посещавший Стокгольм. – И очень чисто. Прямо-таки, неправдоподобно чисто…
Кунгсерский лес оказался великолепным столетним бором, в котором – между пышными белыми мхами – задумчиво шумели на ветру шикарные корабельные сосны. Над весёлым водопадом, с грохотом низвергавшимся в глубокое ущелье, возвышался симпатичный бревенчатый дом, вернее, некое подобие рыцарского замка – с многочисленными башенками и бойницами.
Не доезжая до замка метров шестьсот пятьдесят, кареты остановились. Здесь просёлочная дорога резко обрывалась, дальше гостям предстояло идти пешком – по узкой, но хорошо натоптанной тропе. Возле высокого крыльца размещались просторные железные клетки, в которых угрожающе порыкивали шесть разномастных полугодовалых медвежат.
– Ой, мишки! – звонко закричала Катенька. – Папа, можно их погладить?
– Нельзя! – строго ответил Егор, на руках которого дремала маленькая Лиза Бровкина, утомившаяся в пути. – Зверь – всегда зверь! Даже, если, и маленький. Руку откусит в одно мгновенье, а ты и не заметишь.
– Ну, тогда и ладно! – покладисто согласилась дочка. – Обойдём мишек сторонкой…
Со стен столового зала бревенчатого замка на вновь прибывших путешественников смотрели печальными стеклянными глазами головы благородных оленей, лосей, косуль и диких кабанов. В камине, не смотря на летнее время, лениво потрескивал яркий огонь, на многочисленных полках и полочках красовались искусно сработанные чучела самых разных птиц: гусей, лебедей, уток, аистов, глухарей, тетеревов…
– Красивые какие! – непосредственный Петька ловко залез на высокий табурет и принялся с интересом ощупывать чучело большой полярной совы.
А Томас Лаудруп тут же бросился к дальней стене зала, густо увешанной разнообразным холодным и огнестрельным оружием, и, не тратя времени даром, вытащил из ножен, украшенных драгоценными камнями, кривую арабскую саблю, чей булатный клинок тускло отливал благородной синевой.
– Дети, прекратите немедленно! – рассерженной гусыней зашипела на английском языке Гертруда. – Мальчики из приличных семей так себя не ведут…
– Ведут, ведут! Ещё как – ведут! – насмешливо заверил всех ломкий юношеский басок, и из боковой двери показался король Карл – под ручку с ослепительной черноволосой красавицей, разодетой по последней парижской моде.
Шведский король за прошедшие годы – с момента их памятной встречи на Митаве – почти не изменился. Всё тот же потрёпанный серо-зелёный кафтан, застёгнутый на все костяные пуговицы, белый шарф на тонкой шее, на ногах – легендарные (уже легендарные!), ярко-жёлтые кожаные ботфорты. А, вот, женщина, стоящая рядом с этим непрезентабельным юнцом, очень напоминавшим Егору царя Петра в молодости, была просто восхитительна: стройная, высокая, с гордой, очень длинной белоснежной шеей, а глаза – тёмно-зелёные, с ярко-выраженной развратинкой. Такие глаза способны свести с ума кого угодно – и принцев, и нищих…
«Роковая женщина, мать её растак!», – высказался высокоморальный внутренний голос. – «Я таким ненадёжным и опасным особам – головы бы рубил сразу, без суда и следствия. Ничего хорошего от них никогда не дождёшься – одни только неприятности, изощрённые каверзы и безжалостно разбитые мужские сердца…».
Прекрасную зелёноглазую госпожу звали – графиня Аврора Кенигсмарк, и об её неземной красоте и откровенно-авантюрных наклонностях знала вся Европа, а глупые и романтически настроенные трубадуры – вроде старого Ерика Шлиппенбаха – даже слагали про графиню душещипательные и восторженные баллады.
Сашенция презентовала шведской графине русский летний сарафан, щедро расшитый разноцветными узорами и розовым речным жемчугом из северных вологодских и архангельских рек.
– О, какая чудная и необычная вещица! – воскликнула прекрасная Аврора, прикидывая сарафан к точёным белоснежным плечам и многозначительно поглядывая на Карла чуть затуманенным взором. – Мой любимый король, я думаю, что эта одежда будет просто незаменима в нашей спальне. Особенно, если по подолу сделать парочку пикантных и глубоких разрезов…
Егор непроизвольно усмехнулся, заметив, как пунцово и смущённо покраснела Санька – сметливая графиня достаточно верно угадала одну из важнейших функций этой детали русского женского туалета. А, вот, шведскому королю не было никакого дела до всякой ерунды – он с увлечением, не обращая на окружающих ни малейшего внимания, рассматривал подаренную ему русскую рогатину, взвешивая её в руке и с вожделением поглядывая на чучело бурого медведя, замершее в дальнем углу зала на задних лапах.
Наконец, Карл не выдержал и почтительно обратился к Егору:
– Сэр Александэр, не продемонстрируете ли, как надо правильно обращаться с этой хитрой штуковиной? Я много слышал о русском способе охоты на медведей, но, вот, теперь несколько теряюсь… В чём тут смысл?
– С удовольствием объясню, государь! – ответил Егор и, забрав из рук короля рогатину, неторопливо подошёл к чучелу медведя.
Опыт хождения на медведей с рогатинами у него был скромный и откровенно-небогатый. Всего-то два раза Егор составлял компанию Николаю и Ивану Уховым в этом опасном виде охоты, да и сам при этом стоял только на подстраховке – с надёжным ружьём в руках. Но, всё же, в теоретической части он был подкован неплохо.
Егор – под наклоном – упёр древко рогатины в пол, приставил «рога» к груди чучела и приступил к объяснениям, послушать которые тут же захотели все персоны, находящиеся в столовом зале замка:
– Зимой, как всем вам известно, господа и дамы, медведи крепко спят в берлогах. Первым делом, надо отыскать такую берлогу и – при помощи длинных палок – выгнать зверя наружу. Медведь, естественно, впадает в сильнейшую ярость и от этого сразу же встаёт на дыбы, ну, как данное чучело…
– Страшный такой! – скорчила испуганную гримасу маленькая Лиза Бровкина.
– Ерунда! – успокоил двоюродную сестрёнку Петька. – Вона, у моего папеньки рогатина какая! Большая и надёжная!
Откашлявшись, Егор продолжил:
– Итак, медведь выбрался на свежий воздух и встал на задние лапы… В этот момент охотник должен – вот так – упереть древко рогатины в землю, а её острые «рога» воткнуть зверю в грудь. При этом желательно, чтобы за спиной храброго охотника находилась надёжная опора: толстый ствол дерева, например, или просто – вертикальная скала. Ну, в общем, и всё…
– Как – всё? – не понял Карл. – А кто же убивает медведя?
– Никто его не убивает, – терпеливо объяснил Егор. – Охотник держит зверя на рогатине. Медведь, ничего не понимая, пытается достать человека и напирает вперёд, всё глубже и глубже нанизываясь на острые «рога»… Вот, через час-другой зверь и погибает – от потери крови…