Артёму в напарники постоянно доставался Аль-Кашар – пожилой алжирец с тёмно-коричневой непроницаемой физиономией, покрытой густой сетью глубоких морщин. Аль-Кашар был местным жителем, родом из Чёрного ущелья, когда-то обитаемого.
Как правило, армейский пятнистый фургон (американский аналог российского «Урала») на рассвете останавливался на излучине узенького безымянного ручья, пересыхавшего время от времени. Они с Аль-Кашаром вылезали из машины, тщательно проверяли амуницию, оружие и правильность настройки рации и, взвалив на плечи тяжёлые рюкзаки, выходили на маршрут. То есть, весь день настойчиво и целенаправленно обходили склоны Чёрного ущелья, высматривая следы пребывания подлых ливийских диверсантов.
Иногда следы обнаруживались, о чём Артём тут же по рации сообщал на базу. Тогда в воздух поднимались «Ирокезы[3]» и, изредка постреливая, начинали старательно кружить над округой. Два раза и патрульным (то есть, Артёму и Аль-Кашару) пришлось вступать в непосредственное боестолкновение с противником. Оба раза выиграли, понятное дело…
Но, чаще всего, обход местности не приносил никаких неожиданных и неприятных результатов. Они к вечеру, сделав по дороге пять-шесть привалов в тени тёмно-красных скал, доходили до Рыжего бархана и останавливались на ночлег, благо у бархана дров было в достатке. Во-первых, бескрайняя полоса сухого кустарника. А, во-вторых, обгоревшие остатки щитовых бараков.
– Здесь когда-то располагались наши армейские склады, – при первом же выходе на маршрут объяснил Аль-Кашар на причудливой смеси французского, английского и арабского языков. – Прилетел большой военный самолёт, сбросил чёрные бомбы, бараки сгорели. Потом прилетел другой военный самолёт, ещё больше первого. Обрызгал всё вокруг очень ядовитой водой. Кусты и верблюжьи колючки засохли. Берберы навсегда ушли из Чёрного ущелья…
– Самолёты-то были ливийские? – недоверчиво спросил Артём. – Ну, те, которые сбрасывали «очень ядовитую воду»?
– Нет, французские, – нахмурился бербер. – Давно это было. Не будем больше говорить про самолёты…
– Не будем, – покладисто согласился Артём, а про себя подумал: – «Похоже, что прав был мудрый Горыныч. Грязное это дело – большая политика…».
Они разжигали небольшой, но жаркий костерок (ночью в пустыне достаточно холодно, особенно на рассвете), ужинали нехитрой, но калорийной снедью из армейского сухого пайка, курили и вели неторопливые философские беседы, потом – по очереди – спали. На рассвете трогались дальше, огибая Чёрное ущелье с юга.
В один из вечеров, когда костерок уже разгорелся, а красно-розовое, неправдоподобно-большое солнце вплотную приблизилось к далёкой линии горизонта, Аль-Кашар, хищно оскалившись, указал рукой на восток и сообщил – с непонятными интонациями в голосе:
– Лобо идут! Крысоловы!
Артём навёл полевой бинокль в указанном направлении. По узкому распадку – руслу давным-давно пересохшего ручья – передвигалась (ползла, змеилась?) длинная цепочка, состоявшая из пятидесяти-шестидесяти поджарых животных.
«Одичавшие собаки? Волки?», – ударился в пространные рассуждения внутренний голос. – «Больше всего они напоминают русских лисиц, только на очень длинных ногах. Ну, и шерсть не такая густая, да и хвост не такой пышный. А остроухие длинные мордочки, безусловно, лисьи… Окрас? Сильно отдаёт рыжиной. Но это, скорее всего, лучи заходящего солнца так подсвечивают – с элементами авторской фантазии. Возможно, что шкура лобо – при дневном освещении – будет выглядеть серо-желтоватой…».
– Милые собачки! – высказал своё мнение Артём. – Забавные такие. Наверное, полностью безобидные…
– Ну, это как сказать, – закуривая крепкую французскую папиросу «Голтуз», в очередной раз завёл разговорную философскую шарманку Аль-Кашар. – У каждой медали, как известно, имеется две стороны. Как, впрочем, и у каждой природной сущности. Вот, и с этими пустынными волками… С одной стороны, лобо очень полезны. Они – лучшие ловцы крыс на этом призрачном Свете! Если, к примеру, в какой-либо части пустыни развелось избыточно много прожорливых крыс, то туда – без промедлений – доставляют лобо. Иногда бедуины отправляются по пустыне (на верблюдах, естественно) за пятьсот-шестьсот километров, чтобы разжиться щенками пустынных волков. Крысы – это очень плохо для маленьких верблюжат, могут ночью загрызть до смерти. Лобо – безжалостно уничтожают подлых крыс, это очень хорошо… Но голодные лобо иногда – всей стаей – по ночам нападают на беспечных путников. Они не брезгуют человечиной. И, что хуже всего, совершенно не боятся огня…
– Э-э! – забеспокоился Артём. – Значит, пустынные волки могут – сегодняшней ночью – наброситься на нас?
– Могут, – невозмутимо согласился бербер. – Но не нападут.
– Почему – не нападут?
– Потому, что я сейчас прогоню их. Лобо будут бежать отсюда прочь – всю ночь напролёт. Очень быстро бежать. Со всех ног…
Аль-Кашар тщательно затушил папиросу о рифленую подошву армейского ботинка, отошёл от костра на несколько шагов в сторону волчьей цепочки, задрал голову к небу, прикрыл глаза и, поднеся ко рту сложенные рупором ладони, завыл… Всё вокруг наполнилось бесконечно-печальными и безгранично-тоскливыми звуками. Вой, подхваченный и многократно усиленный чутким вечерним эхом, плыл над бескрайней пустыней плотным и всепроникающим маревом…
Пустынные волки, словно бы получив некий тайный сигнал-команду, резко остановились и, повернув ушастые головы в сторону Рыжего бархана, застыли – абсолютно неподвижными изваяниями. Вскоре мелодия воя изменилась: к печали и тоске добавились нотки колючей тревоги, потом – отголоски вселенского неотвратимого ужаса… Лобо, развернувшись на сто восемьдесят градусов, дружно и целенаправленно рванули прочь, постепенно превращаясь в крохотные, тёмно-рыжие точки…
Когда Аль-Кашар плавно отвёл ладони ото рта, и вой постепенно затих, Артём попросил:
– Научи меня, пожалуйста!
– Почему бы и нет? – невозмутимо пожал плечами бербер. – Научу, конечно! На этом призрачном Свете любое умение может пригодиться. Неожиданно для всех. Даже, и для самого умельца…
За последующие три месяца им ещё не раз встречались на пути стаи лобо, и Артём, в конце концов, неплохо научился отпугивать этих коварных хищников. А самого Аль-Кашара – уже в самом конце их командировки – достал-таки ливийский снайпер. Полчерепа снесло бедняге…
Артём, мгновенно прокрутив в голове былые знания, плавным движением поднёс мегафон к губам и, крепко зажмурив глаза, завыл… Он выл, стараясь не думать ни о чём постороннем, безостановочно произнося-повторяя про себя слова нехитрой молитвы – на причудливой смеси французского, английского и арабского языков: – «Аллах Всемогущий! Сделай так, чтобы эти жёлтые исчадия Преисподней – ушли навсегда! Сделай так, молю! Аллах Всемогущий! Сделай так, чтобы эти жёлтые…».
Он вышел из транса, только почувствовав сильные шлепки-удары по плечам и спине.
– А, что такое? – Артём опустил руку с мегафоном вниз и, открыв глаза, непонимающе огляделся по сторонам.
– Всё хорошо, они ушли! – заверила Таня, глядя на него обожающими и лучистыми, тёмно-зелёными глазищами. – Ты у меня – настоящее чудо! Легендарный и всемогущий воитель! – звонко чмокнула в щёку.
– Отставить поцелуи! – грозно рявкнул Мельников. – Тёмный! Коротко доложи, в чём тут дело!
– Ливийские шакалы.
– Не врёшь? – недоверчиво прищурился подполковник. – Откуда в питерском метро – взяться пустынным волкам? А? Бред какой-то! Впрочем, сейчас ни до этого… Посмотри, что творится вокруг!
Даже не осматриваясь, только по долетавшим звукам, можно было однозначно и безошибочно определить, что власть на платформе была нагло узурпирована всеобщей паникой. Визгливые вопли, болезненные стоны, безудержный плач и истеричные всхлипы – неслись со всех сторон…
– Имеем два трупа, один из них – детский. Третий, возможно, находится в туннеле, – громким и на удивление спокойным голосом известил подошедший Василий Васильевич. – Покусанных – больше половины. Люди совсем ошалели от страха и боли… Надо, подполковник, снова пускать усыпляющий газ. Надо! Иначе, скорее всего, не справимся. Многие раненные, даже, не дают себя перевязать…
Мельников, включив рацию, приказал:
– Никоненко! Пусть все бойцы оденут противогазы! Лично сообщи каждому и проконтролируй… Три-четыре минуты у тебя. Роджер! – обернулся к Артёму. – Тёмный! Сгребай свою ненаглядную наяду в охапку и немедленно дуй в бункер! Не спорь, у вас же нет противогазов, а спать бойцам спецкоманды сейчас не следует. Потому как – дел много… Горыныч вам выдаст обмундирование. Переодевайтесь и сразу же возвращайтесь. Газ выветривается за пару-тройку минут… Всё, это приказ! Выполнять, майор! Паспорта, кстати, сдайте капитану Горнову… Бегом, марш!
Бережно подталкивая перед собой «ненаглядную наяду», Артём устремился к лесенке.
– А почему… Бойцы стреляли из пистолетов? – торопливо перебирая подошвами кроссовок по перекладинам лесенки, не удержалась от вопроса Татьяна. – Ведь у них… Были автоматы?
– Потому, что у автоматов – большая убойная сила…, – слегка задыхаясь, ответил Артём. – Вернее, у автоматных пуль… Могут пробить волка насквозь… Ну, и человека случайно зацепить…
– А почему… Подполковник Мельников величает тебя… «Тёмным»?
– По капустному кочану… Прямая ассоциация: Артём – Тёма – Тёмный…
– Мне не нравится… Буду называть тебя по-прежнему… Тёмой…
Тёмно-рыжая дверь была широко распахнута, и из недр бункера высовывался седой ёжик волос.
– Быстрей! Быстрей! – торопил недовольный бас Горыныча. – Только вас жду! Быстрей, майор и майорша!
Когда Артём и Таня оказались внутри помещения, капитан Горнов захлопнул дверь, повернул до упора крохотный штурвал на стене, нажал на круглую красную кнопку и прошёл к столу, на котором выстроились в ряд три монитора. Усевшись в стандартное офисное кресло на колёсиках, он выдвинул из стола специальную полочку, ловко пробежался корявыми пальцами по невидимой клавиатуре и, облегчённо вздохнув, сообщил:
– Ну, всё, усыпляющий газ пошёл! Так, что там у нас дальше по плану?
– Обмундирование! – широко улыбаясь, подсказала Татьяна.
– Ага, конечно, обмундирование, – Горыныч обеспокоенно зашарил ладонями по карманам. – Где же он? Неужели, потерял? Вот, нашёл! – выложил на столешницу самый обыкновенный ключ. – Занимайте свой кабинет, рабы Божие! Благословляю! Тот, который проходной. А заявления напишите уже вечером. Или, там, ночью… Обмундирование Глафира уже принесла, на столе лежит. Пойдёмте, я вам отомкну первую дверь. В смысле, своей мозолистой ладошкой. На ваши пальчики, молодёжь, замок позже настроим, когда появится свободное время…
Их «кабинет» (который третий и проходной) представлял собой прямоугольное помещение общей площадью метров восемнадцать-двадцать квадратных.
– Входная дверь, дверь, ведущая в хозблок, третья – с приметной табличкой WC, – принялась перечислять Татьяна. – Что там у нас? Ага, стандартный унитаз и крохотная душевая кабинка. Просто отлично! Это я, естественно, про душевую кабинку… Так, высокие стеллажи с книгами и разными бумагами, офисный стол с компьютером, два стула, большой одёжный шкаф, две узкие койки с комплектами постельного белья…
– Кровати можно и сдвинуть, – скромно предложил Артём. – Для пущего удобства, понятное дело… Как мыслишь?
– Может, и сдвинем. Когда-нибудь потом…, – непонятно отреагировала девушка. – А что у нас с обмундированием? – подошла к столу, расстроено чёртыхнулась и от души возмутилась: – Это же нечестно, по меньшей мере! Как же так? Где справедливость? Подлые и наглые обманщики… Неужели, опять имеет место быть – она?
– Кто это – она? – заинтересовался Артём.
– Махровая дискриминация по половому признаку! Вот, кто! Мужланы неотёсанные… Как такое, вообще, может быть?
На столе обнаружилось: чёрный бронежилет, сложенный аккуратной стопкой комплект серой униформы, чёрный шлем-маска, прибор ночного видения (в дополнение к шлему), короткий автомат с глушителем, стандартный аккумуляторный фонарь, светло-зелёный медицинский комбинезон, такая же шапочка и клеёнчатая полосатая сумка на широком ремне. На полу – рядом со столом – стояли две пары обуви: грубые армейские ботинки с высокой шнуровкой и светло-зелёные туфли-бахилы на низком каблуке.
– По мне, так всё понятно и прозрачно! – довольно хмыкнул Артём. – Каждый получает обмундирование – в полном соответствии с его основной профессией. Кто тут у нас – будущий доктор? Вот, уважаемая Татьяна Сергеевна, и забирайте ваши медицинские вещички, переодевайтесь… Кстати, чего ты так расстраиваешься, амазонка? Пистолет-то у тебя не отбирают. Следовательно, ты – в деле! То есть, являешься полноправным бойцом спецкоманды!
– А где мне переодеваться? – засомневалась Таня, смущённо оглядываясь по сторонам. – Туалетная комната очень тесная, в ней и не повернуться толком. В «приёмной»? Там же, наверняка, камеры…
– Здесь переодевайся, трепетная наяда.
– Ага, ты же будешь подсматривать! Я, знаешь ли, стесняюсь…
– Очень надо! – притворно обиделся Артём. – Я, ведь, тоже буду переодеваться. Так что, ещё неизвестно, кто за кем будет подглядывать… Становись к этой койке – лицом к стене. Я же встану к той. На счёт три – начинаем оперативно переодеваться… Готова, боевая подруга? Раз, два, три! Начали! – скомандовал он, весело косясь в овальное зеркало, висящее на «его» стенке…
«Однако, ёлочки зелёные! Да, уж! Офигеть можно запросто!», – заинтересованно мурлыкал внутренний голос. – «Вполне, вполне! Всё, братец, на высшем уровне…».
Минут через пять-шесть Татьяна, застёгивая на липучки туфли-бахилы, спросила:
– Ну, что? Поворачиваемся?
– Поворачиваемся, – согласился Артём, пристраивая на шлем-маску приспособление ночного видения, но, не опуская его в рабочее положение. – Почему бы, собственно, и нет?
Девушка вопросительно заглянула ему в глаза и тут же насторожилась:
– А чего это ты, отставной майор, так глупо лыбишься? А? – и, густо покраснев, выдохнула: – Ох! Зеркало на стене… Ты в него подглядывал? Признавайся немедленно! Гадкий мерзавец! Да, я тебя…
Артёму – чтобы не дать разгореться жаркому скандалу – пришлось незамедлительно сгрести её в охапку, и закрыть (запечатать, накрыть, прикрыть?) рот серьёзным поцелуем…
Минуты через две-три Таня, сильно упершись ему в грудь острыми кулачками, отстранилась и, пряча глаза, прошептала:
– Дурдом какой-то, право… Атомная война на дворе, вокруг бегают ливийские кровожадные шакалы… Что мы делаем? Наверное, окончательно сошли с ума? А, Тёма?
– Наверное, – согласился Артём, с явной неохотой выпуская девушку из объятий. – Впрочем, ты права, разумная мадмуазель Сталкер. Нам надо идти. Там раненые и, вообще, Мельников ждёт… Как бы фонарик не забыть. Ещё подполковник говорил про паспорта…
Прежде, чем открыть тёмно-рыжую дверь, Горыныч вручил Артёму наплечную сумку-планшет с запасным боекомплектом и прочими полезными причиндалами, могущими пригодиться действующему бойцу в его непростой повседневной деятельности.
– А мне? – нахмурилась Татьяна. – Ну, хотя бы, запасную обойму к браунингу! А то у меня только два патрона осталось.
– Горазда ты, девонька, стрелять! Надеюсь, не все пульки улетели в молоко? Да, не обижайся ты! Вот, держи просимое! Амазонка…
Оказавшись в туннеле, Артём, первым делом, направил фонарь в сторону «Выборгской» и перевёл нужную кнопку в положение «вкл». В светло-жёлтом луче фонаря – метрах в пятидесяти-шестидесяти от них – мелькнули два чёрно-серых силуэта.
– Пост шестой! – долетел глуховатый баритон. – На вверенном объекте всё спокойно, товарищ майор!