– Амалия Викторовна, а когда приходят усыновители, вы всех им показываете?
– Да, конечно, – рассеянно проговорила директриса, останавливаясь.
– И что, я за два года так никому и не понравился, да? – Голос Гошки задрожал. – А может, вы поищете среди семейных пар таких, как я? Они-то меня стесняться не будут…
– Ну что ты, малыш, говоришь такое! – Голос Федоры стал сладким и тягучим, словно мед. Правда, Саше он больше напоминал медленно стекающий по стенке сборного стакана змеиный яд. – Те, кто приходит в наш дом, знают, что здесь живут не совсем обычные дети, поэтому о стеснении и речи быть не может. Просто твои папа с мамой пока еще не доехали до нас. Но они обязательно доедут, вот увидишь! И знаешь, я думаю, что это произойдет совсем-совсем скоро.
– Правда? – задохнулся от радости Гошка. – Вы… Вы что-то знаете, да?
– Ну-ну, – журчала директриса, – давай не будем спешить. А то вдруг проговоримся, и не сбудется!
– Давайте, – прошептал мальчик.
– Ну вот и отлично. Напомни только мне свою фамилию.
– Кипиани.
– Да, конечно! Георгий Кипиани, как же, помню. Ты умеешь плавать, Георгий?
– Да, я в нашем бассейне научился!
– Ну, в море плавать гораздо легче, чем в бассейне, там вода соленая.
– В море?! – аж привизгнул от возбуждения мальчик.
Саша чувствовал, как радость, нет – восторг буквально переполняет его приятеля, и молил лишь об одном: чтобы Гошка не решил позаботиться и о нем. Молчи, парень, молчи, я знаю, ты добрый, очень добрый, ты не можешь быть счастлив один, тебе обязательно надо осчастливить остальных. Но это не тот случай, пожалуйста, молчи!
Но Гошка не услышал.
– Амалия Викторовна, а Смирнова куда увезут? – взахлеб затараторил он. – Его-то точно усыновят, я вообще не понимаю, почему Сашка до сих пор здесь, он ведь не то что я, он вон какой красивый!
– Смирнов? – озадаченно переспросила директриса. – Саша Смирнов?
– Ага, вот же он стоит! Видите? Он ведь всего лишь не видит, да и то натренировался так, что ходит везде и всюду сам, и получше некоторых!
Саша почувствовал, как к его подбородку прикоснулись душистые пальцы, поднимая лицо. Аромат каких-то очень дорогих духов показался мальчику гнилостной вонью.
– Где же ты прятался от меня, Саша Смирнов? – тихо проговорила Амалия Викторовна. – Почему я тебя не видела? Или ты недавно к нам попал?
– Нет, что вы, Санька здесь жил еще при старом директоре! – Услужливый дурак хуже врага. Хотя в данном случае был не дурак, а наивный, счастливый до одури пацан. – Он у нас из стареньких, их почти уже не осталось, всех разобрали! И только Смирнова почему-то никто не взял! А вы его показывали?
– В том-то и дело, что нет, – проворковала Федора, ласково проводя пальцами по щеке мальчика. – Иначе его судьба давно была бы устроена.
– А почему не показывали? – никак не мог угомониться Гошка.
– Мне это и самой любопытно. Похоже, кто-то намеренно прятал от меня твоего друга.
– Зачем?
– Вот и мне интересно – зачем? – Саша был абсолютно уверен: у Амалии Викторовны Федоренковой вместо обычного языка – раздвоенный, змеиный. Неужели никто не слышит, как она шипит? – Спасибо тебе, Георгий, что обратил мое внимание на это безобразие, ты хороший друг. Можешь не волноваться, мы найдем для Саши самый лучший дом.
– Как у меня, на море?
– Да, как у тебя.
– Вот здорово! Слышишь, Сашка, мы с тобой скоро будем купаться в море!
– Скоро не получится, – прошептал Саша. – Не надейся.
– Почему это? Амалия Викторовна ведь обещала, ты сам слышал!
– Да, Сашенька, – он не видел, но был абсолютно убежден – директриса сейчас холодно усмехается, – почему ты считаешь, что в море вы с другом будете купаться не скоро?
– Потому что сейчас ноябрь, на море холодно.
– А ты еще и умница, – смердящие элитным парфюмом пальцы потрепали густую шевелюру мальчика. – До скорой встречи, Саша. А тебя, Георгий, я жду у себя в кабинете завтра утром, сразу после завтрака.
– Ур-р-ра!
– До свидания, мальчики.
Пальцы оставили наконец в покое Сашины лицо и волосы и убрались вместе с директрисой.
Едва цокот ее каблуков окончательно затих, мальчик сполз по стене на пол и, обхватив руками колени, спрятал лицо, едва сдерживая слезы отчаяния.
Их с Гошкой обступили остальные воспитанники детдома и принялись переспрашивать снова и снова – как это было? Как Гошка отважился заговорить с Мамалией, как она заинтересовалась, а потом пообещала папу с мамой, живущих у моря! И Гошка, вот молодец какой, не забыл про друга! Вот же повезло! Немудрено, что Сашка вон плачет сидит, небось и не мечтал о таком счастье! Вон сколько лет тут торчит, и никто даже не заинтересовался, а оказывается, его документы просто затерялись. Видите, надо не стесняться, спрашивать Мамалию, и все получится!
– Сашка! – Дружеский пинок в плечо. Это искрящийся счастьем пузырь, именуемый Георгием Кипиани, наткнулся на приятеля. – Чего разнюнился! Все же здорово получилось, а ты еще на Мамалию гнал! Видишь, какая она! Ну, ты спасибо скажешь или как?
– Или как, – Саша рукавом вытер предательские слезы, медленно поднялся и, едва сдерживаясь, тихо проговорил: – Если бы ты знал, Гошка, что ты натворил! Если бы только знал!
– А чего я такого натворил? – Бледное, искаженное вовсе не радостью лицо приятеля напугало мальчика, где-то возле сердца ворохнулась тревога. – Я тебя не понимаю!
– И не поймешь, поздно уже, – махнул рукой Саша и, сгорбившись, побрел прочь. – Нам теперь никто не поможет.
Гошка растерянно обвел глазами притихших детей, затем встряхнул головой, словно отгоняя ненужные мысли, и с веселым гиканьем понесся в столовую, за булками.
ГЛАВА 6
За ним утопали и все любопытствующие, потому что расспрашивать Смирнова было совсем неинтересно. Это то же самое, что расспрашивать стенку, к которой прижимался спиной Сашка.
Вообще псих какой-то! На Гошку набросился, вместо того чтобы спасибо сказать! Ему что, тут, в приюте, очень нравится? Нет, здесь нормально, конечно, Мамалия старается, а еще – в школу ходить не надо, это же вообще суперски!
Но разве может все это заменить настоящую семью, маму с папой?! Да еще у моря, как пообещали Гошке и Сашке!
Ну его, этого Смирнова!
Гадские слезы все-таки выползли из глаз и намочили джинсы возле коленей. А ходить зареванным, вызывая ненужное любопытство тех, кто еще не в курсе, не хотелось. Так можно и кулаком в нос заехать какому-нибудь особо любопытному. И, по большому счету, ни в чем не виноватому.
Все равно он не сможет ничего объяснить, потому что сам толком ничего не знает. Есть только подозрения, вызванные ощущениями. И подслушанный недавно разговор физрука с врачихой.
Ладно, хватит торчать тут скукоженной дулей, надо убраться куда-нибудь подальше и подумать. Вот только куда?
Впрочем, забиваться под плинтус пока рано, лучше собрать как можно больше информации. А потом в темпе решить, что делать дальше.
Потому что сдаваться нельзя. Он – единственная мамина надежда, и если его больше не будет, мама останется совсем одна. А так нельзя. Человек не должен быть один.
Саша поднялся и направился в сторону кабинета Федоры.
Волшебное слово «полдник» сделало коридор почти пустым. Почти, потому что Саша-то там был, верно?
А вот остальных воспитанников специального детского дома смело запахом выпечки в сторону столовой. Но пробудут они там недолго, полдник – это вам не ужин, с булкой и соком народ расправится очень быстро.
Поэтому следовало поторопиться.
Кабинет Амалии Викторовны Федоренковой находился на третьем этаже. Там же размещались комнаты для занятий с приходящими учителями, вотчина Пипетки, воспитательская и еще какие-то служебные помещения. Саша толком и не знал, потому что не интересовался.
Он вообще на этом этаже старался бывать как можно реже, только когда приходили учителя. На медосмотры Пипетка его не вызывала, осматривая обычно в кабинете физрука, в воспитательскую детей никогда не приглашали, а кабинет директрисы мальчик раньше старался обходить стороной. Желательно – вообще не подходить к нему.
Но теперь надо не просто подойти, а постараться спрятаться неподалеку, чтобы услышать как можно больше.
Где он будет прятаться, Саша пока не знал. Времени на тщательную проработку плана не было, со стороны столовой уже слышались радостные вопли подзаправившейся детворы. А он только добрался до двери, ведущей на третий этаж.
Так, теперь, несмотря на спешку, надо остановиться и прислушаться, забодать кого-нибудь из взрослых не хотелось бы. Хотя на закономерный вопрос: «А что ты тут делаешь?» – всегда можно жалобно проныть: «Заблудился я нечаянно! Я в столовую шел». Слепой, что с него возьмешь!
Но тогда его отведут в столовую, и он ничего не сможет узнать.
А если вдруг Федора на пути случится? Это вообще кобздец.
Но в холле третьего этажа никого не было. В кабинетах, конечно, кто-то был, приглушенные голоса этих «кого-то» Саша слышал, но выйти в коридор пока никто не собрался. Тогда – мухой к норе Федоры!
Ну, мухой не мухой, а добрался до нужной двери мальчик быстро и бесшумно. Замер, прислушиваясь, – в директорском кабинете было тихо. Совсем. Ни голоса, ни шагов, ни скрипа стула, в конце концов. Похоже, Федора после встречи с неизвестным ей раньше воспитанником Смирновым с ходу отправилась на разборки.
А может, булки лопать пошла, какая разница!
Сердце мальчика трепыхалось в груди, словно найденный когда-то под деревом воробьишка. Они с друзьями, с теми, которых уже нет, нашли выпавшего из гнезда птенчика под деревом во время похода к озеру. Сережка тогда быстренько слазил наверх и вернул бедолагу домой, Саша подержал хрупкое тельце в ладошках всего несколько мгновений, но на всю жизнь запомнил это ощущение заполошного метания. А еще – безграничной власти над чужой жизнью. Стоило всего лишь сжать ладони посильнее. И станешь таким, как Федора.
Все, сердце, не суетись, а то твой грохот мешает мне слушать. И соображать.
Ладно, хуже уже вряд ли будет, у него и так перспективы теперь не самые радужные.
Саша осторожно повернул ручку двери. Скорее всего, заперто, но проверить надо.
Опаньки, а вот и не заперто!
Видимо, госпожа Федоренкова была абсолютно убеждена, что соваться в ее кабинет без спроса никому и в голову не придет. Авторитет защищал ее апартаменты лучше бойцового пса.
Но не в данном случае. Авторитет, безмятежно куривший бамбук на кожаном диване в углу кабинета, обалдело вскочил, увидев, как в святая святых нагло вламывается какой-то пацан. И не только вламывается, но и начинает шарить руками по столу, стенам, шкафам. Слепой, что ли?
Точно, слепой. Тогда все ясно, болван просто заблудился, это вовсе не наглое игнорирование его, авторитета, а значит, можно дальше курить. Заодно и понаблюдать за слепым щенком, чем не развлечение! Ишь, тычется по углам.
О, глянь, на дверь в санузел набрел! Что, придурок, перепутал с входной? Точно, перепутал. Вон, заполз туда и закрылся. Интересно, сколько времени ему понадобится на то, чтобы понять свою ошибку?
Прошла минута, другая, а пацан все не выходил. Совсем тупой, похоже! Трудно сообразить, что в коридоре в принципе не может быть раковины, узкой душевой кабинки и, пардон, унитаза?
Видимо, трудно. Ну, что с дебила возьмешь? О, вот и владелица пожаловала, пусть сама разбирается.
А ему работать пора, хотя очень не хочется. Но, увы, никуда не денешься, мадам уже телефонную трубку сцапала и номер набирает. И, судя по перекошенному от злости лицу, будет давить авторитетом на собеседника.
Ладно, поехали.
Амалия Викторовна раздраженно постукивала пальцами по столу, слушая протяжные гудки. Ну и где эта тощая сучка шляется? В кабинете ее нет, в столовой – тоже, мобильный не отвечает. Вот же тварь, а! Посмела затеять свой маленький бизнес у нее, Амалии, за спиной!
Федоренкова еще раз набрала номер мобильного телефона подчиненной, отвечавшей за медицинскую часть бизнеса. Длинные нудные гудки. Она что, телефон где-нибудь оставила?
Будем искать. Докторша обязана быть на территории, уехать из детского дома без письменного разрешения директора никто не может, охрана не пропустит. Так, а может, дражайшая Пипетка (Амалия Викторовна прекрасно знала, как зовут дети Наталью Васильевну, знала она и о своей кличке, но слезы умиления по этому поводу не роняла) уже домой отправилась, несмотря на то что расходиться по квартирам персоналу разрешалось только после ужина?
Все, работающие в Мошкинском приюте, жили в специально отстроенном на территории трехэтажном доме, вернее, общежитии гостиничного типа. Уютные однокомнатные апартаменты с маленькой кухонькой и собственным санузлом были достаточно удобными для того, чтобы прожить в них практически безвылазно два года. Именно на столько подписывали контракт новые работники. Амалия Викторовна строго следила за тем, чтобы обслуживающий, так сказать, персонал – уборщицы, повара, мойщики посуды, охранники, нянечки, санитарки – постоянно менялся.
Иначе могли возникнуть ненужные вопросы и сложности. А так проработал человек два года без отпуска, получил очень даже неплохие деньги – и на волю. Новый контракт директор детского дома с работниками не подписывала никогда, как бы ни старался этот работник зарекомендовать себя с лучшей стороны.
А вот воспитатели, врач, две медсестры и начальник охраны работали с Амалией Викторовной все пять лет, прошедшие с момента появления мадам Федоренковой в специальном детском доме.
Это были люди посвященные, единая команда, отобранная лично Джереми Д. Николсом, владельцем заводов, дворцов, пароходов, а также – крупного банка, газеты, сети ресторанов, добропорядочным и всеми уважаемым английским бизнесменом. Прекрасный семьянин, отец двух очаровательных девчушек, одна из которых родилась с серьезными патологиями, и доктора давали ей не больше трех лет жизни. Но малышка выжила и даже почти выздоровела, сейчас ей уже двенадцать, и все это благодаря отцу! Мистер Николс даже специальный благотворительный фонд учредил для помощи тяжелобольным детям! А еще он огромные средства жертвует на разработку новых лекарств. Его сама королева обсэрила за заслуги! В смысле – в рыцари посвятила, и теперь он сэр Николс.
В общем, прямая дорога такому человеку в премьер-министры, не меньше. Но мистер сэр Николс в политику почему-то не спешил, несмотря на неоднократные предложения тори и лейбористов.
Потому что не хотел привлекать излишнего внимания к своей персоне. Ведь стоит сунуться в политику – и любопытные носы вездесущих журналистов непременно начнут лезть куда не надо, раскапывать чего-нибудь погрязнее, повонючее.
И наткнутся на скрытый, тщательно прикопанный бизнес, являвшийся основным источником доходов.
Грязный бизнес, кровавый.
Частью которого вот уже пять лет являлся старательно забытый органами опеки (правда, теперь забывчивость очень хорошо оплачивалась) специализированный детский дом, притаившийся в окрестностях маленького городка Мошкино.
ГЛАВА 7
Амалия Викторовна набрала домашний номер Пипетки. Вернее, номер телефона служебной квартиры врача детского дома. Постоянный персонал, лица (и все остальное тоже), так сказать, посвященные, жили в том же доме, что и остальные, но в другом крыле. У них даже вход был отдельный, да и квартиры получше. А еще их отпускали на отдых, потому что торчать в этой тмутаракани безвылазно все пять лет – вредно для психики.
Хотя психику этих самых доверенных лиц, как, впрочем, и самой директрисы, здоровой назвать было трудно. Не может нормальный человек спокойно творить такое!
Дома Пипетки тоже не оказалось. Она что, откуда-то узнала о встрече в коридоре? Нет, это вряд ли, там никого, кроме детей, не было.