Саше нравилась эта неунывающая девчушка, они иногда болтали, смеялись, шутили.
А теперь… Сердце, почки, расходный материал…
Значит, они все здесь – расходный материал?!!
И он, Саша, жив до сих пор только потому, что Владимир Игоревич решил сделать из него цирковую обезьяну. Прикольный слепой уродец, выращенный ради драк за деньги. И которого все равно рано или поздно убьют, только не здесь, а где-то там, за забором детского дома.
Ну что же, спасибо и за это. За два года жизни, за тренировки.
А сейчас главное – не заплакать. Держись, Сашка, ты должен вырваться отсюда! И теперь не только ради того, чтобы найти маму, ты должен привести сюда милицию, пусть этих уродов арестуют и посадят в тюрьму!
О том, что и местная милиция, и местные власти могут быть прикормлены и не допустят утечки информации, мальчик и подумать не мог.
ГЛАВА 9
– …Ну, в общем, и все, – закончил каяться физрук. – Амалия Викторовна, я бы обязательно рассказал вам о Саньке, как только бы парень вышел на нормальный уровень! Я сюрприз вам готовил, хотел обратить на себя внимание господина Николса! Это же новое направление использования материала – тренировать уродцев для развлекательных зрелищ!
– Быстро соображаешь, – усмехнулась Федоренкова. – Ишь как ловко теоретическую базу подвел под свой прокол!
– Да не слушайте вы его! – взвизгнула Пипетка, уловив положительную перемену настроения в отношении подельника. – Он все врет! Не собирался он Смирнова никому показывать, бабки в одиночку срубить хотел!
– Ах ты тварь! – замахнулся на возлюбленную физрук, но карающую длань правосудия остановил начальственный окрик:
– Прекратить! Ну-ка, разошлись по разным углам! Еще один выкрик не по существу – выгоню без разговоров!
– А что, – оживился самец, – разговор еще возможен? Насчет увольнения?
– Не знаю, – побарабанила пальцами по столу Амалия. – Подобного, конечно, за все пять лет нашего сотрудничества не случалось, ваша работа меня вполне устраивала. Особенно ваша, Наталья Васильевна…
– Так ведь я старалась! – Пипетка истово прижала к груди руки. – Вы же знаете – основная нагрузка на мне, медсестры на подхвате, и за все годы не было ни единого случая порчи материала! Мистер Николс даже отметил мою работу в рождественском поздравлении! И что, из-за небольшой оплошности…
– Я бы не назвала ситуацию оплошностью.
– Ну хорошо, согласна, я плохо поступила, но ведь инициатором была не я! – Пипетка старательно дрогнула голосом и даже всхлипнула. – Володя, он… Он так красиво ухаживал, такие слова говорил, а я ведь женщина все-таки, мне любви хочется, ласки, душевного тепла! Вот я и не устояла! А чего не сделаешь ради любимого!
– Чего-о-о?! – возмутился Ромео. – Когда это я ухаживал?! Да тебя только пальцем помани – сама в койку прыгнешь! И, между прочим, не бескорыстно помогала, за долю в бизнесе! Я же говорил вам, Амалия Викторовна!
– Я вижу, – поморщилась Федоренкова, – что мои слова всерьез вы не воспринимаете. Я предупреждала насчет выкриков не по существу? Пошли вон! Оба!
– Ой, не надо! – Мадемуазель Поливайко шустро бухнулась на колени и поползла к обожаемому начальству. – Не увольняйте меня, пожалуйста! Накажите, но не увольняйте! Больше подобного не повторится!
– Да не лебези ты, Наташка, – физрук вдруг успокоился и, поудобнее устроившись в кресле, зевнул. – Не уволит нас никто!
– Это почему же, позвольте полюбопытствовать? – недобро прищурилась Амалия.
– А кого вы на наше место срочно найдете? Для такого местечка, как это, люди особые нужны, проверенные, чтобы языком, где не надо, не болтали и ситуацию понимали в нужном, так сказать, русле. Это ж если кто узнает о том, куда исчезают бедные детишечки, ой-ей-ей, что начнется!
– Я не поняла, – ласково, душевно как-то произнесла директриса, – ты что, угрожаешь мне? Шантажировать пытаешься, ушлепок?
– Да ни в коем разе, как можно! – Владимир свет Игоревич то ли окончательно сдвинулся с перепугу, то ли вспомнил вдруг про какой-то козырь в рукаве или другом интимном месте. Иного объяснения разительной перемене в его поведении найти не удавалось. Даже под ковриком, не говоря уже о плинтусе. – Я ж понимаю – стоит мне рот открыть не по делу, и кранты мне. С мистером Николсом бодаться дураков нет. Но и уходить из этого тепленького местечка я не собираюсь. Где еще я столько заработаю за возню с детишками? За Смирнова – извиняюсь, больше не повторится. Можете делать с ним что захотите. Правда, жалко, если под нож пустите или на опыты, очень уж потенциал у мальчишки хороший. И идея моя с тренировкой уродцев для развлекух бабосов принести может неслабо. Я готов их тренировать. За другую зарплату, разумеется.
– Ты что, сдурел? – Пипетка посмотрела на полового партнера даже с некоторой жалостью, словно на обреченного. – Ты что несешь такое? Или хочешь с Маратом поближе познакомиться?
– А я с нашим начальником охраны и так знаком, – совсем раздухарился физрук. Причем во всех смыслах раздухарился – потом от него несло все ощутимей. – Нормальный мужик, между прочим, мы с ним не раз по пивасику вмазывали, когда в город ездили. Ладно вам глазами сверкать, Амалия Викторовна, ну в самом-то деле! Ну накажите нас с Наташкой, высчитайте сколько считаете нужным, – и замнем на этом! Не будете же вы из-за такой ерунды двух проверенных людей лишаться, верно ведь? А насчет ваших слов по поводу шантажа – глупости все это, Амалия Викторовна! Не собираюсь я никого шантажировать, я просто трезво оцениваю ситуацию. Мы пять лет работаем вместе, нареканий в мой адрес прежде не было, я делаю все, что мне прикажут. Надо срочно контейнер с органом доставить – пожалуйста! Надо помочь тело утилизировать – пожалуйста! Надо за материалом проследить – пожалуйста! Где вы еще такого найдете, да еще срочно?
– Такого? – Федоренкова как-то странно усмехнулась. – Такого действительно сложно найти, вы правы, Владимир Игоревич.
– Вот видите, – просиял физрук, – вы меня поняли!
Он продолжил возбужденно тараторить, расписывая свою полезность, и не замечал испуганного взгляда своей недавней возлюбленной. А мадемуазель Поливайко бледнела все сильнее, хотя только что казалось – сильнее некуда. Но есть ведь отлив в голубизну. Пикантный оттенок жабьего брюха. Все цвета моли. Да мало ли в жизни блеклого и вылинявшего!
Такого, каким стало в данный момент лицо врача специализированного детского дома Натальи Васильевны Поливайко.
Федоренкова, заметив это, усмехнулась краешком рта и вкрадчиво проговорила:
– Ладно, идите. Вернее, вы, Владимир Игоревич, можете быть свободны, а вы, – кивнула она Пипетке, – задержитесь. У меня к вам срочное дело.
– Так что, – поднялся с места физрук, – мы уладили это дельце?
– Пока да.
– И вы нас не уволите?
– Нет.
– А наказание каким будет?
– Я сообщу вам отдельно.
– Тогда я пошел?
– Я же сказала – можете быть свободны.
– До свидания. – Самец поднялся и медленно направился к выходу, периодически оглядываясь на оставшуюся сидеть спутницу.
Видно было, что он хочет что-то сказать, но не решается.
Единственным провожатым Владимира Игоревича было молчание, продолжавшееся еще пару минут после ухода физрука. Затем Федоренкова указала глазами в сторону двери, Пипетка понимающе кивнула, бесшумно проскользнула к выходу и резко распахнула створку.
Выглянула наружу, осмотрелась и повернулась к директору:
– Никого. Он ушел.
– Хорошо. Заприте дверь и подойдите.
Наталья Васильевна выполнила распоряжение и, пристроившись на самый краешек стула, замерла, нервно теребя край тряпки-юбки.
– И как вас только угораздило так вляпаться? – брезгливо скривилась Федоренкова. – Он же законченный кретин!
– Понимаете, я… – Стекать в обморок врачиха не собиралась, тургеневских барышень мистер Николс в своем хозяйстве не держал, но угроза увольнения весьма ощутимо тряханула женщину. К тому же она в отличие от недавнего полового партнера соображала гораздо лучше и прекрасно понимала – незаменимых нет. Особенно в таком криминальном бизнесе. – Я уже пять лет здесь, в отпусках толком не познакомишься, так – встретились, переспали пару раз, разбежались. А хочется чего-то постоянного, к тому же Володя… Ой, простите, Владимир Игоревич – он ведь очень симпатичный, вот я и…
– Понятно, – оборвала нервное блеяние Амалия. – Но, надеюсь, ты понимаешь, что твой бойфренд повел себя неправильно?
– Да, – голос Пипетки дрожал, но интонация была твердой и уверенной. Она сделала свой выбор.
– И ненужных вопросов задавать не будешь?
– Разумеется, нет. И готова оказать всяческое содействие любому принятому вами решению.
– Ну что ж, – усмехнулась Федоренкова. – Рада, что ни я, ни мистер Николс не ошиблись в тебе. Что же касается Смирнова – будем считать это временным помрачнением рассудка.
– Спасибо, Амалия Викторовна!
– Но наказать тебя придется.
– Я понимаю.
– Тогда вот что. Следующие три задания от мистера Николса ты выполнишь абсолютно бесплатно. Причем будь готова к тому, что поступит заказ на органы взрослого здорового мужчины…
Произнеся это, Амалия смолкла, испытующе глядя на собеседницу. Та вздрогнула, зрачки ее испуганно расширились, затем последовал судорожный вздох, пальцы рук судорожно сцепились в побелевшие объятия, и женщина кивнула:
– Хорошо. Сделаю.
– Отлично, – одобрительно улыбнулась Федоренкова и, вытащив из папки несколько листков, протянула их врачу. – А теперь возьми вот это. Пришло утром на мой электронный адрес.
– Новый заказ?
– Да, мистер Николс расстарался. Очень денежный и простой в исполнении.
– Вижу, – рассеянно кивнула Наталья Васильевна, просматривая бумаги. – Выявление побочных эффектов нового антибиотика. Надо подобрать здоровый материал.
– Не надо подбирать, возьми Георгия Кипиани.
– Это кто?
– Насколько я понимаю, приятель Смирнова. Карлик.
– А, да-да, вспомнила. Ну что же, неплохой вариант, мальчик абсолютно здоров. Почему именно он?
– Начал задавать вопросы.
– Понятно.
ГЛАВА 10
Если не вникать в суть разговора, там, за дверью санузла, мило щебетали две приятельницы. Спокойно, деловито, не повышая голоса, они обсуждали отнюдь не новинки моды. И не кулинарные рецепты.
Они решали, что делать с отработанным материалом. Для друзей – Гошкой Кипиани, несуразным, смешным, доверчивым и очень добрым парнишкой.
Саше больше всего хотелось сейчас зажать руками уши, чтобы не слышать жути, озвучиваемой серебристыми женскими голосами. Слишком страшно, так не бывает. Это же только в детских страшилках и киношных ужастиках живут подобные монстры!
Да, он подозревал, что с больничкой, да и с усыновлениями не все гладко, но… Они, все воспитанники этого детского дома, не дети, а «материал»?! Набор органов, конструктор?
А еще – подопытные кролики, которых травят новыми препаратами, режут по живому, совершенно не озадачиваясь анестезией (об этом тоже упоминали две щебетухи), тщательно фиксируя малейшие изменения в состоянии «материала».
Тех, кто выдерживал опыты и даже иногда выздоравливал, отправляли обратно, выгуляться, окрепнуть, а потом – либо новые эксперименты, либо – под нож. На органы.
Правда, насколько понял Саша из беседы «коллег», тех, кто выживал в больничке, очень редко использовали в качестве доноров, их главный, которого называли то мистером Николсом, то Джейди, опасался подсовывать органы подопытных, справедливо полагая, что здоровыми после перенесенного они в принципе быть не могут.
И вот сейчас две кобры решали судьбу Гошки.
– Вы все поняли? – прошипела главная. – Никаких щадящих вариантов, давать подопытному максимально рекомендуемые разработчиками дозы препарата.
– Но это ведь взрослые дозы, – уточнила вторая, – мы обычно проверяем лекарства с учетом возраста, так результат чище.
– Это когда проверяется лечебный эффект, а в данном конкретном случае заказчика интересует именно побочное, отрицательное воздействие антибиотика на организм. К тому же материал в любом случае не должен вернуться из медблока, я ведь при всех пообещала ему родителей с домиком у моря. Вот пусть там и остается.
– Ну, я бы не назвала наш утилизатор домиком, – хмыкнула верная последовательница доктора Менгеле. – Он больше на бочку похож.
– Ну и что, у Пушкина в «Сказке о царе Салтане» мамаша с младенцем в бочке неплохо жили.
И дамы дружно рассмеялись искрометной шутке главной гадины.
Сердце в груди, отказавшись выполнять просьбы хозяина, бешено колотилось о грудную клетку, совершенно обезумев от ужаса. Саше казалось, что этот грохот невозможно не услышать, сейчас одна из гадин закончит веселиться и услышит странный шум из санузла. И…
Сердце икнуло и попыталось устремиться в пятку. Левую. Ну и ладно, пусть стремится, главное – грохотать перестало.
Мальчик замер, прислушиваясь. Кажется, Пипетка уходит. Точно, прошипела что-то подобострастное и выползла из кабинета начальства.
Федора тоже не стала задерживаться, пошуршала бумагами, брякнула связкой ключей и зацокала каблучками к выходу. Два раза щелкнул дверной замок, и стало тихо.
Можно выходить. Саша попробовал встать – и не смог. Ноги, скорешившись с сердцем, тоже не слушались. Может, просто затекли от долгой скрюченности, а может, упали в обморок от услышанного.
Нет, так не пойдет. У него всего одна ночь на то, чтобы сбежать из этого концлагеря, а тут запчасти не слушаются! А ну, быстро в строй!
И снова пригодились уроки Владимира Игоревича. Теперь Саше было даже немного жаль физрука, перешедшего в разряд «материала». Но если только совсем немного. Он помнил перечень его «заслуг».
Пять минут дыхательных упражнений, и организм бодро отрапортовал – готов к труду и обороне!
Саша выпрямился, пару мгновений постоял на месте, разминая руки и ноги, а потом осторожно отодвинул створку душевой кабины. Теперь – к входной двери.
К запертой входной двери. Он же слышал, как два раза щелкнул замок. И, если этот дурацкий замок и снаружи, и изнутри открывается ключом, на этом приключения Саши Смирнова, нет – Саши Кима, и закончатся. На взломщика Владимир Игоревич своего подопечного не тренировал.
Пробираясь маленькими, осторожными шажочками через логово директрисы, мальчик думал только об одном – пусть замок окажется накладным. Открывающимся изнутри какой-нибудь симпатичной пумпочкой. Пожалуйста, мама, пусть это будет так! Иначе мы с тобой никогда не увидимся…
Пумпочка была. Плоская такая, изящная, трущаяся о пальцы, словно ласковый котенок.
Саша дрожащими руками ощупал ее и радостно шмыгнул носом. Хорошо, что его никто не видит сейчас, иначе обсмеяли бы. Рассопливился от страха, как девчонка, вон, все щеки мокрые. А и ничего стыдного в этом нет, между прочим, это вам не булки из столовой таскать! Посмотрел бы я на вас, услышь вы такое!
Мальчик замер у двери, прислушиваясь к происходящему в коридоре. Ходят пока, не угомонились. Да и рано еще, только-только ужин начался, судя по вкусному запаху, подло ввинтившемуся в нос. Желудок немедленно отозвался возмущенным бурчанием – война войной, а еда по расписанию! Кое-кто, между прочим, собрался этой ночью в поход, а делать это с пустым желудком категорически запрещено. Ну, может, и не категорически, но не рекомендуется – это точно.